hh, Ответ на 1 вопрос: устойчивость в предикативности
К оглавлению1 2 3 4 5 6 ).php" style="padding:2px; font-size: 14px;">7 8 9 10 11 12 13 14 15 1617 18 19 20 21 22 23 24 25 26 _kak_vnutrennjaja_forma.php" style="padding:2px; font-size: 14px;">27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Если мы сопоставим обычное “житейское” употребление какого-либо слова, или поэтический образ, с научным “термином”, мы заметим, что именно последнему присуща искомая нами устойчивость и что она, следовательно, связывается с той стороной номинативной функции слова, которую мы определили как специально терминирующую функцию. В свою очередь, терминация слова достигается особым логическим приемом “определения”, где <специфические> логические формы находят и свое логическое устанавл<иваю>щее выражение. Это, конечно, и априорно можно заключить из самого понятия логики и предложения как логической формы. Мы находим в понятии ровно столько устойчивости, сколько в нем implicite есть суждение, насколько, следовательно, само понятие есть предложение и заключает в себе предикативность. Предикативность понятия — то, что делает его как форму мысли устойчивым и тождественным в движении содержания мысли и значений. В свойстве слова быть предикатом заключается и его устойчивость как понятия, и его понятность как средства мысли. Представим себе ряд высказываний, в котором предикаты располагаются, например, по Порфириеву древу; мы получаем ряд объемов, resp. содержаний, носителем которых и направляющим и конституирующим началом которых остается один предмет. Названные содержания могут меняться не только потому, что субъективно наши высказывания несовершенны (это вопрос эмпирического “недостатка”, и в принципиальном обсуждении “возможности” он безразличен), а, главное, потому, что если наш предмет — вещь, то она меняет сама в своей истории свое содержание. Тем не менее, отношения так называемых “видов”, “родов”, “подвидов”, “классов” и пр. остаются как формы строго устойчивыми. Эта устойчивость только оттого и имеет здесь место, что каждая названная форма предицируется. Мы получаем систему предикатов, внутренняя закономерность которых хорошо изучена традиционной логикой. Наряду с этой системой мы можем построить другую систему предикатов, атрибутивного характера, подчиненную только принципу противоречия, или систему обосновывающих предикатов, подчиненную принципу разумного основания, — и здесь также мы всюду будем иметь дело с искомой нами устойчивостью форм.
Если мы сопоставим обычное “житейское” употребление какого-либо слова, или поэтический образ, с научным “термином”, мы заметим, что именно последнему присуща искомая нами устойчивость и что она, следовательно, связывается с той стороной номинативной функции слова, которую мы определили как специально терминирующую функцию. В свою очередь, терминация слова достигается особым логическим приемом “определения”, где <специфические> логические формы находят и свое логическое устанавл<иваю>щее выражение. Это, конечно, и априорно можно заключить из самого понятия логики и предложения как логической формы. Мы находим в понятии ровно столько устойчивости, сколько в нем implicite есть суждение, насколько, следовательно, само понятие есть предложение и заключает в себе предикативность. Предикативность понятия — то, что делает его как форму мысли устойчивым и тождественным в движении содержания мысли и значений. В свойстве слова быть предикатом заключается и его устойчивость как понятия, и его понятность как средства мысли. Представим себе ряд высказываний, в котором предикаты располагаются, например, по Порфириеву древу; мы получаем ряд объемов, resp. содержаний, носителем которых и направляющим и конституирующим началом которых остается один предмет. Названные содержания могут меняться не только потому, что субъективно наши высказывания несовершенны (это вопрос эмпирического “недостатка”, и в принципиальном обсуждении “возможности” он безразличен), а, главное, потому, что если наш предмет — вещь, то она меняет сама в своей истории свое содержание. Тем не менее, отношения так называемых “видов”, “родов”, “подвидов”, “классов” и пр. остаются как формы строго устойчивыми. Эта устойчивость только оттого и имеет здесь место, что каждая названная форма предицируется. Мы получаем систему предикатов, внутренняя закономерность которых хорошо изучена традиционной логикой. Наряду с этой системой мы можем построить другую систему предикатов, атрибутивного характера, подчиненную только принципу противоречия, или систему обосновывающих предикатов, подчиненную принципу разумного основания, — и здесь также мы всюду будем иметь дело с искомой нами устойчивостью форм.