методы разрешения этностатусного конфликта

В Карачаево-Черкесии, так же как и в Дагестане, этносы сравнительно компактно расселены по районам. Коренными национальностями считаются карачаевцы (31,2%), черкесы (9,7%), русские (42,4%), абазины (6,6%), ногайцы (3,1%). Кроме этого здесь проживают украинцы (1,5%), осетины (0,9%), татары (0,6%), армяне (0,6), кабардинцы (0,2%). Земли сельскохозяйственного назначения составляют 47% земельного фонда республики, из них 24% — пашня. Так же, как и Дагестан, Карачаево-Черкесия является республикой с ярко выраженной аграрной специализацией.

Карачаевцы представляют собой не только коренной, но и титульный народ, и, традиционно расселены по 3 районам республики — Карачаевском, Малокарачаевском и Усть-Джегутинском, а также в г.Карачаевске. Зеленчукский и Урупский районы сложились как районы с доминирующим русским населением, Хабезский — черкесским и абазинским, Адыге-Хабльский — с ногайским и черкесским, Прикубанский и Усть-Джегутинский — со смешанным населением.

Демократизация политической жизни в КЧР определялась рядом исторических причин, в числе которых на первом месте депортация в 1944 г. численно доминирующего коренного народа — карачаевцев, который вызвал административное упразднение их автономии. Поэтому процесс демократизации в этой республики был связан в первую очередь с попыткой восстановления автономии карачаевцев, вызвавшей обострение межэтнический противоречий в республике в первой половине 90-х гг. Иными словами, численно доминирующий карачаевский народ в лице радикально настроенных лидеров оппозиции требовал восстановления утраченной в связи с депортацией автономной республики в составе РФ.

В отличие от дгестанской в Конституции КЧР отсутствует какое-либо упоминание о специфике этнического представительства во властных структурах. При ее обсуждении критики неоднократно обращали внимание на то, что она выступает «слепком» с Конституции РФ. Основной Закон КЧР был принят позже, чем в других республиках (апрель 1996 г.), и связан с административным способом разрешения затяжного властного кризиса в республике.

Важными пунктами политической борьбы в КЧР на протяжении всех 90-х гг. были вопросы о механизме политического представительства народов в органах власти и избрания главы республики. Принятие Конституции КЧР и продление полномочий В.И.Хубиева на посту главы республики не привели к нормализации политической жизни, вызвав продолжение политических дискуссий, обращение ряда общественных организаций и депутатов в суд с требованием переизбрания главы республики КЧР, судебное разбирательство и отказ Верховного Суда РФ в удовлетворении заявленных требований (1997). Однако инициаторы этих судебных разбирательств уже тогда заявили о своем несогласии с этим решением и все эти годы периодически поднимали вопрос о досрочных выборах. Высшей точки накала борьба за пост главы КЧР достигла в апреле — мае 1999 г., когда согласно Конституции КЧР были прведены перевыборы на этот пост.

Выборы в КЧР в итоге разделили население республики на два лагеря, поддержавших либо депутата от карачаевцев, либо депутата от черкесов. Следует отметить, что глава республики В.И.Хубиев за время своего официального лидерства не ставил перед собой задачу опереться на этническую часть электората. Он изначально выступал как номенклатурный лидер, создавая себе имидж «идеального правителя», выражающего интересы населения всей республики в целом. Преследование собственных политических целей привело его к потере поддержки национальных движений тюркских групп населения (карачаевцев и ногайцев). Как нам представляется, эта позиция за долго до 1999 г. определила ход всей избирательной компании.

Карачаевские общественные организации стали активно искать достойного и убедительного кандидата на этот высокий пост. Он был найден в лице отставного генерала В.Семенова. Черкесское движение несколько ранее нашло достойного оппонента В.Хубиеву — известног предпринимателя С.Дерева, который за год до «главной» избирательной кампании был избран мэром столицы КЧР Черкеска. Деятельность С.Дерева на этом посту снискала ему позитивную поддержку у значительной части населения. Как видим, основные соперники определились значительно ранее апреля 1999 г.

В.И.Хубиев постарался выстроить свою избирательную кампанию по образцу европейских технологий: создание имиджа позитивного руководителя в центральной и региональной прессе; подготовка альтернативных кандидатур, для того чтобы разбить электорат своих главных оппонентов; проведение активной пропагандистской кампании. Выборы проходили в 2 тура. Во время первого тура (25 апреля) было выдвинуто 13 кандидатов, ни один из которых не набрал более половины голосов, необходимых для избрания. Тем не менее результаты выборов оказались показательны:

С.Э.Дерев — 39,23%    (черкес);

В.М.Семенов — 17,63% (карачаевец);

М.М.Якуш — 15,89%   (русский);

М.К.Каитов — 8,47%   (карачаевец);

В.И.Хубиев — 6,61%   (карачаевец);

Б.С.Эбзеев — 6,57%    (карачаевец);

Т.Р.Кубанов — 1,11%   (карачаевец).

Остальные 6 кандидатов в совокупности набрали 4,49% голосов. Как видим, «разбитым» оказался преимущественно карачаевский электорат. Но и этот вариант, как правило, предполагается при подобного рода проблематичных выборах. В первом туре С.Дерев продемонстрировал максимальную собранность своих сторонников. Однако вторым оказался не В.И.Хубиев (как планировалось действующей администрацией), а В.Семенов — лидер карачаевской оппозиции. И именно он во втором туре (16 мая) собрал в единое целое раздробленный карачаевский электорат и организовал разными способами (включая «грязные технологии») поддержку своей кандидатуры населением не карачаевских районов республики (за В.Семенова проголосовали 76% участвовавших в выборе избирателей).

Количество проголосовавших за С.Дерева во втором туре было меньше в силу того, что ряд избирательных пунктов в черкесских селах из-за опасения срыва выборов, оказался закрыт.

Результаты выборов в КЧР стали основанием для длительного противостояния различных этнических групп населения республики и возобновления кризиса 1993-1994 гг., но теперь уже черкесская сторона выступила с инициативой раздела республики. И вновь урегулирование конфликта потребовало вмешательства федерального центра и поиска временного компромисса, как в 1995 г. Достигнутое равновесие в республике в настоящее время весьма неустойчиво.

Избирательная кампания в Карачаево-Черкесии представляет собой достаточно четко выраженную альтернативу выборным сценариям в Дагестане. В КЧР политическая элита не консолидирована по клановому основанию и жестко не контролирует электорат. Однако и до гражданского согласия и единения населения в республике далеко. Здесь срабатывают устойчивые стереотипы восприятия этнических групп.

Известный этнопсихолог и историк Э.Х.Панеш выявила устойчивые этностереотипы, четко проявляющиеся в межэтнических отношениях на Северном Кавказе. В их основании лежит формирование сопоставлений -противопоставлений «в рамках основных исторических факторов. К таковым прежде всего следует отнести территориальную принадлежность и зоны контактного соприкосновения, численное соотношение взаимодействующих этносов, хозяйственно-культурную специфику, расовую принадлежность, антропологические типы, языковую принадлежность, степень развития двуязычия, конфессиональную принадлежность, интенсивность миграции и пр.» .

Стереотипное восприятие друг друга черкесами и карачаевцами не позволяет ни той, ни другой группе согласиться на доминирование противоположной стороны. Черкесам, — поскольку их самооценка по линии хозяйственно-культурного типа, укорененности и более высокой стадии достигнутого в прошлом уровня социально-экономического развития по сравнению с карачаевцами выступает основанием для претензий на лидирующий статус; карачаевцам — поскольку численное доминирование на территории республики уже выступает основанием для лидирующих позиций в политики.

Проведенный сравнительный анализ избранных в Дагестане и Карачаево-Черкесии способов разрешения этностатусных конфликтов показывает два противоположных подхода:

- в Дагестане полиэтничность нашла отражение в организации системы представительной и исполнительной власти на основе пропорционального представительства;

- в Карачаево-Черкесии были избраны подход сознательного игнорирования этнического фактора в политике и проведение политики утверждения прав личности, а не этнической группы.

Вместе с тем и тот и другой вариант не являются оптимальными для разрешения проблемы формирования единого гражданского пространства в административных границах полиэтничной (многосоставной) республики. Этносоциальная асимметрия, с одной стороны, и отсутствие внешней властной силы, упорядочивающей эту асимметрию в признанную (легитимную) иерархическую структуру, с другой — приводя к формированию постоянно действующего источника искажающего политическое пространство — этноэлит, конкурирующих между собой в отстаивание собственных интересов. Их энергия — энергия отрицания консолидированного социального и политического пространства.

Сегодня для северокавказского региона, так же как и для России в целом, оказывается верной постмодернистская ситуация, когда становятся очевидными обособление и автономизация поля политики от экономических и социальных интересов подконтрольного власти населения: власть в основном отстаивает свои частные интересы.

Эта тенденция со всей очевидностью проявилась в развитых индустриальных странах еще в 60-70-х гг. и уже тогда была подвергнута анализу ведущими социологами (например, А.Туреном). В СССР, где сфера политического всегда была скрыта от научного анализа, данная тенденция открыто проявилась только с распадом советской политической системы.

Нужно уточнить, что обособление политического поля совсем не означает отказ политиков от стремления представлять интересы тех или иных групп или нации в целом, апеллировать к высшим идеологическим ценностям и смыслам, напротив того, ценностная риторика очень популярна среди политиков. Однако, как замечает отечественный политолог А.С.Панарин, она «отныне предназначена исключительно для внешнего пользования — для публики. Внутри класса профессионалов, на «кухне», где делится власть, она во внимание не принимается. Внутри собственно политического поля сталкиваются не ценности и даже не интересы: там сталкиваются силы, и «реальная политика» выступает как результат столкновения сил, участвующих в производстве власти. Все остальные соображения, от «высших ценностей» до «высших интересов», выступают лишь в контексте производства власти — как средства ее достижения».

Рассмотрение этнополитической ситуации в Дагестане и в Карачаево-Черкесии показывает, что апелляция политика к этносу, им как будто бы представляемому, имеет большую функциональную нагрузку: статусные позиции этноса и мера популярности данного лидера в его среде выступают той «силой», которую вынуждены будут принимать во внимание противники или потенциальные партнеры этого политика по политической игре. Иначе говоря, этничность, выступая механизмом политической мобилизации, является властным ресурсом политиков на Северном Кавказе.

ВЫВОДЫ

1. Этностатусная иерархия, сформировавшаяся под воздействием национальной политики СССР (центр, с одной стороны, опирался в политике на численно доминирующие народы, с другой — предпринимал активные меры, направленные на выравнивание социально-экономического и культурного неравенства народов), стала фактом общественного сознания на Северном Кавказе только в последнее столетие. Отказ центра от номенклатурного принципа формирования элиты на уровне регионов дал толчок к ее деятельности по мобилизации этнических групп в рамках республик для укрепления своих позиций в стуктуре власти. Теперь политический статус этноса стал осознаваться этноэлитами теперь в качестве собственного властного ресурса, а поэтому в 90-е гг. началась борьба за изменение статусных позиций этнических групп.

2. Межэтническая конкуренция за статусные позиции проявилась в первую очередь в стремлении присвоить иное физическое пространство (миграция горцев на равнины стала динамичным процессом во всех республиках), контроль за которым позволяет изменить позиции в сфере экономики и политики. Параллельно с этим наблюдается тенденция закрепления доминирующих позиций в поле политики, заданными параметрами функционирования которой стали принципы плебисцитарной демократии.

3. Численное доминирование титульного этноса приводит к тому, что демократический режим обеспечивает реализацию его интересов. А сам доминирующий этнос тяготеет к максимальному увеличению своих властных позиций, т.е. к утверждению этногосударственности. Тенденция к разрешению этностатусных конфликтов по такой модели в разной степени прослеживается во всех республиках Северного Кавказа за исключением Дагестана и Карачаево-Черкесии.

4. Разрешение этностатусных конфликтов в многосоставных республиках (РД, КЧР), в силу специфики их социально-этнического состава, проходит по двум сценариям: поиска модели согласительной демократии в Дагестане (с юридическим закреплением этничности как фактора политической жизни) и игнорирования этнического фактора в сфере политической жизни в Карачаево-Черкесии.

5. Сравнительный анализ моделей разрешения этностатусных конфликтов в Дагестане и в Карачаево-Черкесии показывает невозможность в настоящее время эффективно использовать принципы демократической организации политической системы для формирования гражданского общества и защиты прав личности. Стремление реализовать демократические принципы в сегодняшних условиях приводит к усилению межгруппового (межэтнического) неравенства и способствует сохранению межэтнической напряженности.

Вопросы для самоконтроля:

Какое место занимает сегодня этническая сегментация в субрегионах Северного Кавказа и чем это объясняется?

Чем «многосоставное общество» отличается от общества полиэтничного ?

Чем отличается представительский тип демократии от ее сообщественного (согласительного) типа?

В чем состоит специфика этнической структуры Дагестана?

Обеспечивается ли справедливое распределение социальных благ при реализации принципа пропорционального представительства этносов во власти?

Какие социальные и политические условия необходимы для утверждения в многосоставных обществах демократического режима?

В чем состоят основные причины межэтнической напряженности в Карачаево-Черкессии?

Какой должна быть в настоящее время политика «центра», чтобы обеспечить стабильность в многосоставных обществах Северокавказского региона?

В Карачаево-Черкесии, так же как и в Дагестане, этносы сравнительно компактно расселены по районам. Коренными национальностями считаются карачаевцы (31,2%), черкесы (9,7%), русские (42,4%), абазины (6,6%), ногайцы (3,1%). Кроме этого здесь проживают украинцы (1,5%), осетины (0,9%), татары (0,6%), армяне (0,6), кабардинцы (0,2%). Земли сельскохозяйственного назначения составляют 47% земельного фонда республики, из них 24% — пашня. Так же, как и Дагестан, Карачаево-Черкесия является республикой с ярко выраженной аграрной специализацией.

Карачаевцы представляют собой не только коренной, но и титульный народ, и, традиционно расселены по 3 районам республики — Карачаевском, Малокарачаевском и Усть-Джегутинском, а также в г.Карачаевске. Зеленчукский и Урупский районы сложились как районы с доминирующим русским населением, Хабезский — черкесским и абазинским, Адыге-Хабльский — с ногайским и черкесским, Прикубанский и Усть-Джегутинский — со смешанным населением.

Демократизация политической жизни в КЧР определялась рядом исторических причин, в числе которых на первом месте депортация в 1944 г. численно доминирующего коренного народа — карачаевцев, который вызвал административное упразднение их автономии. Поэтому процесс демократизации в этой республики был связан в первую очередь с попыткой восстановления автономии карачаевцев, вызвавшей обострение межэтнический противоречий в республике в первой половине 90-х гг. Иными словами, численно доминирующий карачаевский народ в лице радикально настроенных лидеров оппозиции требовал восстановления утраченной в связи с депортацией автономной республики в составе РФ.

В отличие от дгестанской в Конституции КЧР отсутствует какое-либо упоминание о специфике этнического представительства во властных структурах. При ее обсуждении критики неоднократно обращали внимание на то, что она выступает «слепком» с Конституции РФ. Основной Закон КЧР был принят позже, чем в других республиках (апрель 1996 г.), и связан с административным способом разрешения затяжного властного кризиса в республике.

Важными пунктами политической борьбы в КЧР на протяжении всех 90-х гг. были вопросы о механизме политического представительства народов в органах власти и избрания главы республики. Принятие Конституции КЧР и продление полномочий В.И.Хубиева на посту главы республики не привели к нормализации политической жизни, вызвав продолжение политических дискуссий, обращение ряда общественных организаций и депутатов в суд с требованием переизбрания главы республики КЧР, судебное разбирательство и отказ Верховного Суда РФ в удовлетворении заявленных требований (1997). Однако инициаторы этих судебных разбирательств уже тогда заявили о своем несогласии с этим решением и все эти годы периодически поднимали вопрос о досрочных выборах. Высшей точки накала борьба за пост главы КЧР достигла в апреле — мае 1999 г., когда согласно Конституции КЧР были прведены перевыборы на этот пост.

Выборы в КЧР в итоге разделили население республики на два лагеря, поддержавших либо депутата от карачаевцев, либо депутата от черкесов. Следует отметить, что глава республики В.И.Хубиев за время своего официального лидерства не ставил перед собой задачу опереться на этническую часть электората. Он изначально выступал как номенклатурный лидер, создавая себе имидж «идеального правителя», выражающего интересы населения всей республики в целом. Преследование собственных политических целей привело его к потере поддержки национальных движений тюркских групп населения (карачаевцев и ногайцев). Как нам представляется, эта позиция за долго до 1999 г. определила ход всей избирательной компании.

Карачаевские общественные организации стали активно искать достойного и убедительного кандидата на этот высокий пост. Он был найден в лице отставного генерала В.Семенова. Черкесское движение несколько ранее нашло достойного оппонента В.Хубиеву — известног предпринимателя С.Дерева, который за год до «главной» избирательной кампании был избран мэром столицы КЧР Черкеска. Деятельность С.Дерева на этом посту снискала ему позитивную поддержку у значительной части населения. Как видим, основные соперники определились значительно ранее апреля 1999 г.

В.И.Хубиев постарался выстроить свою избирательную кампанию по образцу европейских технологий: создание имиджа позитивного руководителя в центральной и региональной прессе; подготовка альтернативных кандидатур, для того чтобы разбить электорат своих главных оппонентов; проведение активной пропагандистской кампании. Выборы проходили в 2 тура. Во время первого тура (25 апреля) было выдвинуто 13 кандидатов, ни один из которых не набрал более половины голосов, необходимых для избрания. Тем не менее результаты выборов оказались показательны:

С.Э.Дерев — 39,23%    (черкес);

В.М.Семенов — 17,63% (карачаевец);

М.М.Якуш — 15,89%   (русский);

М.К.Каитов — 8,47%   (карачаевец);

В.И.Хубиев — 6,61%   (карачаевец);

Б.С.Эбзеев — 6,57%    (карачаевец);

Т.Р.Кубанов — 1,11%   (карачаевец).

Остальные 6 кандидатов в совокупности набрали 4,49% голосов. Как видим, «разбитым» оказался преимущественно карачаевский электорат. Но и этот вариант, как правило, предполагается при подобного рода проблематичных выборах. В первом туре С.Дерев продемонстрировал максимальную собранность своих сторонников. Однако вторым оказался не В.И.Хубиев (как планировалось действующей администрацией), а В.Семенов — лидер карачаевской оппозиции. И именно он во втором туре (16 мая) собрал в единое целое раздробленный карачаевский электорат и организовал разными способами (включая «грязные технологии») поддержку своей кандидатуры населением не карачаевских районов республики (за В.Семенова проголосовали 76% участвовавших в выборе избирателей).

Количество проголосовавших за С.Дерева во втором туре было меньше в силу того, что ряд избирательных пунктов в черкесских селах из-за опасения срыва выборов, оказался закрыт.

Результаты выборов в КЧР стали основанием для длительного противостояния различных этнических групп населения республики и возобновления кризиса 1993-1994 гг., но теперь уже черкесская сторона выступила с инициативой раздела республики. И вновь урегулирование конфликта потребовало вмешательства федерального центра и поиска временного компромисса, как в 1995 г. Достигнутое равновесие в республике в настоящее время весьма неустойчиво.

Избирательная кампания в Карачаево-Черкесии представляет собой достаточно четко выраженную альтернативу выборным сценариям в Дагестане. В КЧР политическая элита не консолидирована по клановому основанию и жестко не контролирует электорат. Однако и до гражданского согласия и единения населения в республике далеко. Здесь срабатывают устойчивые стереотипы восприятия этнических групп.

Известный этнопсихолог и историк Э.Х.Панеш выявила устойчивые этностереотипы, четко проявляющиеся в межэтнических отношениях на Северном Кавказе. В их основании лежит формирование сопоставлений -противопоставлений «в рамках основных исторических факторов. К таковым прежде всего следует отнести территориальную принадлежность и зоны контактного соприкосновения, численное соотношение взаимодействующих этносов, хозяйственно-культурную специфику, расовую принадлежность, антропологические типы, языковую принадлежность, степень развития двуязычия, конфессиональную принадлежность, интенсивность миграции и пр.» .

Стереотипное восприятие друг друга черкесами и карачаевцами не позволяет ни той, ни другой группе согласиться на доминирование противоположной стороны. Черкесам, — поскольку их самооценка по линии хозяйственно-культурного типа, укорененности и более высокой стадии достигнутого в прошлом уровня социально-экономического развития по сравнению с карачаевцами выступает основанием для претензий на лидирующий статус; карачаевцам — поскольку численное доминирование на территории республики уже выступает основанием для лидирующих позиций в политики.

Проведенный сравнительный анализ избранных в Дагестане и Карачаево-Черкесии способов разрешения этностатусных конфликтов показывает два противоположных подхода:

- в Дагестане полиэтничность нашла отражение в организации системы представительной и исполнительной власти на основе пропорционального представительства;

- в Карачаево-Черкесии были избраны подход сознательного игнорирования этнического фактора в политике и проведение политики утверждения прав личности, а не этнической группы.

Вместе с тем и тот и другой вариант не являются оптимальными для разрешения проблемы формирования единого гражданского пространства в административных границах полиэтничной (многосоставной) республики. Этносоциальная асимметрия, с одной стороны, и отсутствие внешней властной силы, упорядочивающей эту асимметрию в признанную (легитимную) иерархическую структуру, с другой — приводя к формированию постоянно действующего источника искажающего политическое пространство — этноэлит, конкурирующих между собой в отстаивание собственных интересов. Их энергия — энергия отрицания консолидированного социального и политического пространства.

Сегодня для северокавказского региона, так же как и для России в целом, оказывается верной постмодернистская ситуация, когда становятся очевидными обособление и автономизация поля политики от экономических и социальных интересов подконтрольного власти населения: власть в основном отстаивает свои частные интересы.

Эта тенденция со всей очевидностью проявилась в развитых индустриальных странах еще в 60-70-х гг. и уже тогда была подвергнута анализу ведущими социологами (например, А.Туреном). В СССР, где сфера политического всегда была скрыта от научного анализа, данная тенденция открыто проявилась только с распадом советской политической системы.

Нужно уточнить, что обособление политического поля совсем не означает отказ политиков от стремления представлять интересы тех или иных групп или нации в целом, апеллировать к высшим идеологическим ценностям и смыслам, напротив того, ценностная риторика очень популярна среди политиков. Однако, как замечает отечественный политолог А.С.Панарин, она «отныне предназначена исключительно для внешнего пользования — для публики. Внутри класса профессионалов, на «кухне», где делится власть, она во внимание не принимается. Внутри собственно политического поля сталкиваются не ценности и даже не интересы: там сталкиваются силы, и «реальная политика» выступает как результат столкновения сил, участвующих в производстве власти. Все остальные соображения, от «высших ценностей» до «высших интересов», выступают лишь в контексте производства власти — как средства ее достижения».

Рассмотрение этнополитической ситуации в Дагестане и в Карачаево-Черкесии показывает, что апелляция политика к этносу, им как будто бы представляемому, имеет большую функциональную нагрузку: статусные позиции этноса и мера популярности данного лидера в его среде выступают той «силой», которую вынуждены будут принимать во внимание противники или потенциальные партнеры этого политика по политической игре. Иначе говоря, этничность, выступая механизмом политической мобилизации, является властным ресурсом политиков на Северном Кавказе.

ВЫВОДЫ

1. Этностатусная иерархия, сформировавшаяся под воздействием национальной политики СССР (центр, с одной стороны, опирался в политике на численно доминирующие народы, с другой — предпринимал активные меры, направленные на выравнивание социально-экономического и культурного неравенства народов), стала фактом общественного сознания на Северном Кавказе только в последнее столетие. Отказ центра от номенклатурного принципа формирования элиты на уровне регионов дал толчок к ее деятельности по мобилизации этнических групп в рамках республик для укрепления своих позиций в стуктуре власти. Теперь политический статус этноса стал осознаваться этноэлитами теперь в качестве собственного властного ресурса, а поэтому в 90-е гг. началась борьба за изменение статусных позиций этнических групп.

2. Межэтническая конкуренция за статусные позиции проявилась в первую очередь в стремлении присвоить иное физическое пространство (миграция горцев на равнины стала динамичным процессом во всех республиках), контроль за которым позволяет изменить позиции в сфере экономики и политики. Параллельно с этим наблюдается тенденция закрепления доминирующих позиций в поле политики, заданными параметрами функционирования которой стали принципы плебисцитарной демократии.

3. Численное доминирование титульного этноса приводит к тому, что демократический режим обеспечивает реализацию его интересов. А сам доминирующий этнос тяготеет к максимальному увеличению своих властных позиций, т.е. к утверждению этногосударственности. Тенденция к разрешению этностатусных конфликтов по такой модели в разной степени прослеживается во всех республиках Северного Кавказа за исключением Дагестана и Карачаево-Черкесии.

4. Разрешение этностатусных конфликтов в многосоставных республиках (РД, КЧР), в силу специфики их социально-этнического состава, проходит по двум сценариям: поиска модели согласительной демократии в Дагестане (с юридическим закреплением этничности как фактора политической жизни) и игнорирования этнического фактора в сфере политической жизни в Карачаево-Черкесии.

5. Сравнительный анализ моделей разрешения этностатусных конфликтов в Дагестане и в Карачаево-Черкесии показывает невозможность в настоящее время эффективно использовать принципы демократической организации политической системы для формирования гражданского общества и защиты прав личности. Стремление реализовать демократические принципы в сегодняшних условиях приводит к усилению межгруппового (межэтнического) неравенства и способствует сохранению межэтнической напряженности.

Вопросы для самоконтроля:

Какое место занимает сегодня этническая сегментация в субрегионах Северного Кавказа и чем это объясняется?

Чем «многосоставное общество» отличается от общества полиэтничного ?

Чем отличается представительский тип демократии от ее сообщественного (согласительного) типа?

В чем состоит специфика этнической структуры Дагестана?

Обеспечивается ли справедливое распределение социальных благ при реализации принципа пропорционального представительства этносов во власти?

Какие социальные и политические условия необходимы для утверждения в многосоставных обществах демократического режима?

В чем состоят основные причины межэтнической напряженности в Карачаево-Черкессии?

Какой должна быть в настоящее время политика «центра», чтобы обеспечить стабильность в многосоставных обществах Северокавказского региона?