§3. Экономический блок этнонациональной идеологии

Для большинства этноидеологов достаточно очевиден факт ландшафтно-региональной детерминации этнокультурных, и особенно хозяйственных, процессов в рамках этнического сообщества. Поэтому большое внимание в данных идеологических концепциях отводится экономической составляющей. Экономическая сторона жизни этнического сообщества трактуется так же, как механизм адаптации этносов к наличной пространственно-временной точке их бытия.

Если исходить из того, что существует два основных типа адаптационных механизмов этносов (первый — деньги и рынок, действующий в модернизованных обществах, где имеется довольно широкое разделение труда, и второй — система политических, общинных и моральных императивов, характерных для традиционных обществ), то для современных северокавказских этнических сообществ, переживающих переход с аграрной на индустриальную стадию развития, наиболее показателен конфликт между механизмами двух указанных типов.

При этом в рассматриваемых нами идеологических конструкциях прослеживается стремление к примирению того и другого типа, к определенным — различающимся у разных идеологов — формам синтеза модерна и архаики. Причем утверждаемые экономические идеологемы ("рыночная идеологема", "идеологема экономического чуда" и т.д.) выполняют прежде всего функцию консолидации раскалывающегося в процессе модернизации общества. В ходе такой модернизации должно происходить отделение экономической мысли от политических, общинных и моральных императивов. Соответственно в этнонациональных идеологиях осуществляется большее или меньшее дистанцирование от традиционных моментов этнического хозяйствования, правда, с одновременной консервацией ряда сущностных характеристик последнего. Экономические идеи северокавказских идеологов ориентированы на смягчение имущественного и профессионального расслоения за счет согласования экономических преобразований с общинными, политическими и моральными требованиями, выраженными в их идеологических конструкциях. И поскольку этносы уже фактически вовлечены в общероссийские модернизационные процессы и ряд экономических новшеств стал для них достаточно привлекательным, идеологи стремятся теоретически обосновать модернизационный потенциал указанных требований, скрытые в них возможности для обновления общества.

Важным шагом в дистанцировании этнонациональных идеологов от традиционалистских моментов этнического хозяйствования является отделение от общинного императива как такового. Речь идёт об эксплуатации этноидеологами комплекса модернистских идеологем, включающего в себя такие понятия, как рынок, модернизация, НТР и т.д. Характерной особенностью такого оперирования модернистскими идеологемами является их сопряжение с традиционалистскими реалиями. Таково, например, выдвигаемое кабардинским ученым К.Х.Унежевым требование, «чтобы человек жил и работал по нормам адыгэ хабзэ, но с использованием достижений НТР». А, по мнению известного историка из Адыгеи, М.Б.Беджанова, «главным принципом национального возрождения должен стать принцип единства традиций и прогресса». Необходимо, по его мнению, «сохраняя и развивая все параметры индустриального общества (трансформируя его в постиндустриальное), вернуться в каких-то конкретных областях к традиционному» (например, к традиционным видам ремесла, народным обычаям, обрядам, поведенческим стандартам и т.д.).

Социально-инженерные проекты северокавказских этноидеологов содержат: а) анализ отрицательного цивилизационного опыта; б) описание цивилизационного идеала; в) абстрактную программу внутриэтнических преобразований, основанную на дистанцировании от первого элемента данной триады (а) и ориентации на второй её элемент (б).

В качестве неприемлемого опыта цивилизационного развития выступает опыт народов Запада: «Нельзя слепо копировать западное общество, — пишет чеченский юрист, — ибо капитализм, основывающийся на экономическом детерминизме, это в конечном счёте тупиковый путь, это путь бессмысленного пожирания природы... духовного опустошения человека и общества...». Этому идеалу надо противопоставить «исторический опыт чеченского народа по выработке духовных ценностей, который... может быть полезным для единого общечеловеческого духов­ного пространства».

Экономическая составляющая северокавказских этноидеологий постоянно соприкасается с моральными императивами. Мораль прорывается в экономическую мысль идеологов в различных формах. В этом плане показательна статья Ахмадова «Ислам — гарант достойной жизни», опубликованная в газете «Ичкерия». По своему характеру она восходит к жанру проповеди. Первая ее часть посвящена обличению грешников, ушедших от простоты и «первозданной чистоты ислама», вторая часть представляет собой изложение положительной программы на основе истин ислама. Рыночные преобразования Ахмадов усматривает в следующем: «…Необходимо, чтобы все приватизируемые производственно-технические ресурсы ЧР-И в обязательном порядке были бесплатно переданы всем её гражданам. Природные ресурсы — национализированы, т. е., чтобы не было у государственных чиновников возможности командовать и распоряжаться ими». Данные предложения вытекают из исламского тезиса «Бог — верховный собственник». В исламе Ахмадов видит «единственный путь выхода из нынешнего кризисного состояния».

О значимости религиозных моральных императивов для экономического мышления чеченцев свидетельствуют апелляции к ним даже тех чеченских идеологов, которые открыто дистанцируются от фундаментализма. В концепции известного чеченского предпринимателя и организатора чеченской экономики на начальном этапе, Я.Мамодаева модернистский принцип отделения религии от государства сочетается, например, с наделением одной из религий, функционирующих в Чечне, статусом господствующей .

В связи с этим интересно рассмотреть идеологическую борьбу в 1992 -1993 гг. вокруг проблемы экономического суверенитета в Чеченской республики, стремившейся максимально дистанцироваться от РФ в политическом плане. Демократическая оппозиция Чечни, выступая за ее самоопределение, отмечали необходимость сохранения тесных связей Чечни и России, исходя уже только из экономических соображений — высокого уровня зависимости экономики Чечни от России. Автаркия Чечни, с их точки зрения, приведёт к установлению тоталитарного строя.

В отличие от представителей этих политических сил, Я.Мамодаев перевернул в своей программе отношения экономики и политики коренным образом: «Ядром чеченской государственности, соответственно чеченского общества, являлась и является уникальная система тайпов, содержащая в са­мой себе принципы и формы ответственной демократии, проистекаю­щие из личностной и групповой самоидентификации чеченского народа». Т. е., политико-экономическая программа Мамодаева строилась на основе родовой идеологемы, тогда как идеологическим установкам сторонников Дж.Дудаева и их либеральных оппонентов была свойственна контрродовая, этатистская направленность.

Таким образом, концепция Я.Мамодаева представляет собой идеологическую попытку разведения традиционных и модернистских методов социальной, политической, экономической борьбы. Идеалом для Мамодаева выступал построенный на тайповой основе мехк-кхел в свою очередь способствующий консервации "уникальной системы" тайпов на основе принципов "обязательного органического почитания старших; свободного подчинения воли и интересов меньшинства большинству; превалирования общенародных интересов над личными, духовных над материальными; свободного права на любую деятельность, не противоречащую национальным традициям, воле и духу чеченского народа; отсутствия эксплуатации человека человеком» и т.д.

Однако в реальных условиях возникновения суверенной чеченской государственности фактически поменялись местами характерные для прежнего чеченского общества социальные детерминанты успеха и продвижения. Теперь уже не финансовый потенциал тайпа являлся определяющим моментом в занятии тем или иным индивидом места в политической иерархии, а, напротив, занятое в ходе революции место в политической иерархии определяло возможности доступа к приватизируемому имуществу, доставшемуся суверенной Чечне от советских времён. Концепция Я.Мамодаева показывает, что в некоторых случаях освобождение экономической мысли от политических императивов может привести к усилению её зависимости от императивов общинных, традиционных; при этом последние представляют собой этическую санкцию традиционного уклада общественной жизни.

Для большинства этноидеологов достаточно очевиден факт ландшафтно-региональной детерминации этнокультурных, и особенно хозяйственных, процессов в рамках этнического сообщества. Поэтому большое внимание в данных идеологических концепциях отводится экономической составляющей. Экономическая сторона жизни этнического сообщества трактуется так же, как механизм адаптации этносов к наличной пространственно-временной точке их бытия.

Если исходить из того, что существует два основных типа адаптационных механизмов этносов (первый — деньги и рынок, действующий в модернизованных обществах, где имеется довольно широкое разделение труда, и второй — система политических, общинных и моральных императивов, характерных для традиционных обществ), то для современных северокавказских этнических сообществ, переживающих переход с аграрной на индустриальную стадию развития, наиболее показателен конфликт между механизмами двух указанных типов.

При этом в рассматриваемых нами идеологических конструкциях прослеживается стремление к примирению того и другого типа, к определенным — различающимся у разных идеологов — формам синтеза модерна и архаики. Причем утверждаемые экономические идеологемы ("рыночная идеологема", "идеологема экономического чуда" и т.д.) выполняют прежде всего функцию консолидации раскалывающегося в процессе модернизации общества. В ходе такой модернизации должно происходить отделение экономической мысли от политических, общинных и моральных императивов. Соответственно в этнонациональных идеологиях осуществляется большее или меньшее дистанцирование от традиционных моментов этнического хозяйствования, правда, с одновременной консервацией ряда сущностных характеристик последнего. Экономические идеи северокавказских идеологов ориентированы на смягчение имущественного и профессионального расслоения за счет согласования экономических преобразований с общинными, политическими и моральными требованиями, выраженными в их идеологических конструкциях. И поскольку этносы уже фактически вовлечены в общероссийские модернизационные процессы и ряд экономических новшеств стал для них достаточно привлекательным, идеологи стремятся теоретически обосновать модернизационный потенциал указанных требований, скрытые в них возможности для обновления общества.

Важным шагом в дистанцировании этнонациональных идеологов от традиционалистских моментов этнического хозяйствования является отделение от общинного императива как такового. Речь идёт об эксплуатации этноидеологами комплекса модернистских идеологем, включающего в себя такие понятия, как рынок, модернизация, НТР и т.д. Характерной особенностью такого оперирования модернистскими идеологемами является их сопряжение с традиционалистскими реалиями. Таково, например, выдвигаемое кабардинским ученым К.Х.Унежевым требование, «чтобы человек жил и работал по нормам адыгэ хабзэ, но с использованием достижений НТР». А, по мнению известного историка из Адыгеи, М.Б.Беджанова, «главным принципом национального возрождения должен стать принцип единства традиций и прогресса». Необходимо, по его мнению, «сохраняя и развивая все параметры индустриального общества (трансформируя его в постиндустриальное), вернуться в каких-то конкретных областях к традиционному» (например, к традиционным видам ремесла, народным обычаям, обрядам, поведенческим стандартам и т.д.).

Социально-инженерные проекты северокавказских этноидеологов содержат: а) анализ отрицательного цивилизационного опыта; б) описание цивилизационного идеала; в) абстрактную программу внутриэтнических преобразований, основанную на дистанцировании от первого элемента данной триады (а) и ориентации на второй её элемент (б).

В качестве неприемлемого опыта цивилизационного развития выступает опыт народов Запада: «Нельзя слепо копировать западное общество, — пишет чеченский юрист, — ибо капитализм, основывающийся на экономическом детерминизме, это в конечном счёте тупиковый путь, это путь бессмысленного пожирания природы... духовного опустошения человека и общества...». Этому идеалу надо противопоставить «исторический опыт чеченского народа по выработке духовных ценностей, который... может быть полезным для единого общечеловеческого духов­ного пространства».

Экономическая составляющая северокавказских этноидеологий постоянно соприкасается с моральными императивами. Мораль прорывается в экономическую мысль идеологов в различных формах. В этом плане показательна статья Ахмадова «Ислам — гарант достойной жизни», опубликованная в газете «Ичкерия». По своему характеру она восходит к жанру проповеди. Первая ее часть посвящена обличению грешников, ушедших от простоты и «первозданной чистоты ислама», вторая часть представляет собой изложение положительной программы на основе истин ислама. Рыночные преобразования Ахмадов усматривает в следующем: «…Необходимо, чтобы все приватизируемые производственно-технические ресурсы ЧР-И в обязательном порядке были бесплатно переданы всем её гражданам. Природные ресурсы — национализированы, т. е., чтобы не было у государственных чиновников возможности командовать и распоряжаться ими». Данные предложения вытекают из исламского тезиса «Бог — верховный собственник». В исламе Ахмадов видит «единственный путь выхода из нынешнего кризисного состояния».

О значимости религиозных моральных императивов для экономического мышления чеченцев свидетельствуют апелляции к ним даже тех чеченских идеологов, которые открыто дистанцируются от фундаментализма. В концепции известного чеченского предпринимателя и организатора чеченской экономики на начальном этапе, Я.Мамодаева модернистский принцип отделения религии от государства сочетается, например, с наделением одной из религий, функционирующих в Чечне, статусом господствующей .

В связи с этим интересно рассмотреть идеологическую борьбу в 1992 -1993 гг. вокруг проблемы экономического суверенитета в Чеченской республики, стремившейся максимально дистанцироваться от РФ в политическом плане. Демократическая оппозиция Чечни, выступая за ее самоопределение, отмечали необходимость сохранения тесных связей Чечни и России, исходя уже только из экономических соображений — высокого уровня зависимости экономики Чечни от России. Автаркия Чечни, с их точки зрения, приведёт к установлению тоталитарного строя.

В отличие от представителей этих политических сил, Я.Мамодаев перевернул в своей программе отношения экономики и политики коренным образом: «Ядром чеченской государственности, соответственно чеченского общества, являлась и является уникальная система тайпов, содержащая в са­мой себе принципы и формы ответственной демократии, проистекаю­щие из личностной и групповой самоидентификации чеченского народа». Т. е., политико-экономическая программа Мамодаева строилась на основе родовой идеологемы, тогда как идеологическим установкам сторонников Дж.Дудаева и их либеральных оппонентов была свойственна контрродовая, этатистская направленность.

Таким образом, концепция Я.Мамодаева представляет собой идеологическую попытку разведения традиционных и модернистских методов социальной, политической, экономической борьбы. Идеалом для Мамодаева выступал построенный на тайповой основе мехк-кхел в свою очередь способствующий консервации "уникальной системы" тайпов на основе принципов "обязательного органического почитания старших; свободного подчинения воли и интересов меньшинства большинству; превалирования общенародных интересов над личными, духовных над материальными; свободного права на любую деятельность, не противоречащую национальным традициям, воле и духу чеченского народа; отсутствия эксплуатации человека человеком» и т.д.

Однако в реальных условиях возникновения суверенной чеченской государственности фактически поменялись местами характерные для прежнего чеченского общества социальные детерминанты успеха и продвижения. Теперь уже не финансовый потенциал тайпа являлся определяющим моментом в занятии тем или иным индивидом места в политической иерархии, а, напротив, занятое в ходе революции место в политической иерархии определяло возможности доступа к приватизируемому имуществу, доставшемуся суверенной Чечне от советских времён. Концепция Я.Мамодаева показывает, что в некоторых случаях освобождение экономической мысли от политических императивов может привести к усилению её зависимости от императивов общинных, традиционных; при этом последние представляют собой этическую санкцию традиционного уклада общественной жизни.