12.3.4. Программа-минимум: разрешение нефтяного кризиса
К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 1617 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
136 137 138 139 140 141 142
Война 2003 года оказала на
динамику мировых цен на нефть такое же влияние, что и война 1991 года: в первый
момент цены взлетели на недосягаемую высоту (40 долларов за баррель в 1991 году
и … - в 2003), а затем упали на равновесный уровень - соответственно, …. и ….
Долларов за баррель.
Такая динамика является естественным и хорошо прогнозируемым следствием
стихийной реакции рынков на молниеносную успешную войну против заведомо
слабейшего противника, носящую по своей сути характер полицейской операции
(ССЫЛКА на книгу об опиумных войнах). Все участники рынков хорошо знают, как
поведут себя рыночные котировки после начала войны; им не известно лишь главное
- дата этого начала. В результате они обречены на хроническое запаздывание и,
«бросаясь вдогонку» рынку, едва успевают «убежать от убытков», а если и
зарабатывают, то совсем немного по сравнению с тем, что могли бы получить, зная
момент начала агрессии и сыграв «на опережение».
Однако это касается лишь рядового участника рынка, являющегося вечной жертвой
его неполной прозрачности и несовершенства информационных потоков.
Участник
рынка,
обладающий в силу своего
экономического или политического влияния возможностью реализовывать
критически значимые для соответствующего рынка факторы и тем самым прямо влиять на его
состояние, занимает на этом рынке особое положение и является, таким образом,
его
особым участником.
Следует
отметить, что особый участник рынка принципиально отличается от тривиального
инсайдера (хотя обычно последнее понятие трактуется расширительно,
распространяясь и на него). Инсайдер в строгом смысле слова лишь обладает
информацией о влияющем на рынок событии, в то время как особый участник
способен создавать это событие самостоятельно, по своей воле и в нужное для
себя время, в том числе в случаях, когда оно не является объективно
обусловленным (даже на длительном временном интервале) и, соответственно, не
поддается прогнозированию со стороны рядового, добросовестного участника рынка.
Есть все основания полагать, что в обеих войнах против Ирака в роли особого
участника нефтяного рынка выступали крупнейшие нефтяные корпорации США (и, в
значительно меньшей степени, British Petroleum и Shell). С одной стороны, они
были прекрасно осведомлены о внутренних процессах в странах Ближнего Востока, с
другой - имели исключительно высокое влияние на американское руководство.
Будучи объективно заинтересованы в как можно более длительном поддержании как
можно более высоких цен на нефть, крупнейшие нефтяные корпорации США имели
возможность весьма серьезно воздействовать на американское руководство. Однако
они не могли не видеть, что поддержание чрезмерно высоких и исключительно
выгодных для них нефтяных цен вредит США, с одной стороны, сдерживая их
экономику, а с другой - обеспечивая высокие доходы и, соответственно,
дополнительный ресурс прочности «империи зла» - Советскому Союзу (и
наследовавшей в том числе и порождаемые им страхи России) и нефтедобывающим
арабским странам.
Наиболее логичным выходом из описанного противоречия между коммерческими
интересами нефтяных корпораций и их интересами как американских корпораций,
весьма тесно связанных с собственным государством, представляется обеспечение
им своего рода «выкупа» за поддержку политики, ведущей к снижению мировых цен
на нефть. Таким «выкупом» является предоставление информации о моменте начала
войны (позволяющей им получить сверхприбыли даже от исключительно аккуратных
операций на рынках) и обеспечение их контроля за месторождениями нефти в
странах, переходящих в результате действий американского государства под его
контроль.
Именно такие соображения позволяют расценивать «Бурю в пустыне» (ИЗ СТАТЕЙ) как
крупнейшую инсайдерскую операцию в истории человечества - по крайней мере, до
агрессии США против Ирака в 2003 году.
Стремительность и размах колебаний котировок нефтяного рынка при неизменности
его фундаментальных параметров (добыча, потребление и запасы нефти) объясняется
исключительной узостью его сегмента, используемого действующим сегодня
механизмом ценообразования. Емкость годового рынка брент-смеси, на основании
котировок на котором определяются цены на всю нефть мира, составляет совершенно
ничтожную величину - около 20 млн.т.. Это примерно в шесть раз меньше годового
экспорта одной лишь только России и в шестьдесят - всего объема мировой
торговли сырой нефтью.
Понятно, что столь узкий сегмент мирового рынка неминуемо является
спекулятивным «рынком ожиданий», реагирующим не на реальные, а в первую очередь
на психологические изменения. Масштабная демонстрация силы со стороны одного из
участников такого рынка, в данном случае США, вполне достаточна для того, чтобы
обвалить котировки этого рынка даже без каких-либо серьезных изменений в
фундаментальных факторах мирового рынка нефти.
Однако успешная агрессия США против Ирака создала не только глубокие
эмоциональные, но и реально существующие фундаметальные изменения.
Прежде всего, даже если ОПЕК и сумеет сохраниться как организация, страх арабов
(особенно богатых, которым есть что терять под американскими бомбами и
ракетами) перед грубой и доходчивой силой американской армии означает
фактически их подчинение воле США. В соответствии с известной максимой, «если
мы позволим террористам решать, что мы не должны делать, мы тем самым позволим
им решать, что мы должны говорить. И тем самым мы как цивилизованные люди
существовать перестанем». В условиях подчинения арабских и многих других
нефтедобывающих стран воле США мировая цена на нефть уже не определяется на
рынке, каким бы несовершенным он ни был, а диктуется в Вашингтоне, - почти так
же, как это было в Советском Союзе при централизованном директивно планируемом
хозяйстве.
Наиболее вероятным уровнем долговременной стабилизации мировых цен на нефть
представляется диапазон 18-21 долларов за баррель брент-смеси. Причина
достаточно проста: снижение цен ниже этого уровня приведет к болезненному
снижению рентабельности и в нефтедобыче таких союзников США, как Норвегия и
особенно Великобритания, а крупнейшая нефтедобывающая держава мира - Саудовская
Аравия - начнет испытывать значительные трудности при обслуживании своего
внешнего долга (только США она должна 160 млрд.долл.).
Так как США не склонны прощать чужие долги, нарастание социально-экономической
напряженности в этой стране сделает реальной угрозу социально-религиозного
взрыва. В этом случае задачу обуздания ваххабистски ориентированного
руководства спецслужб этой страны и, соответственно, сокращения финансирования
«исламских фундаменталистов» по всему миру придется снять с повестки дня. Более
того: в результате социальных потрясений к власти в Саудовской Аравии придут
экстремистски ориентированные силы, что повлечет за собой решительную
интесификацию цивилизационного противостояния между западным и исламским мирами
и особенно военно-террористического аспекта этого противостояния.
Полная неприемлемость подобного сценария для США означает, что они будут
способствовать поддержанию мировой цены нефти на минимальном уровне,
обеспечивающем политическую стабильность Саудовской Аравии. Сегодня это,
насколько можно понять, 18-21 доллар за баррель.
Однако главным следствием американского успеха является не удешевление нефти и
даже не изменение механизмов ценообразования, но установление прямого
американского контроля за нефтяными месторождениями Ирака с последующим снятием
всех ограничений и быстрым наращиванием его нефтяного экспорта. Стремительное
превращение Ирака в мировой центр нефте-, а возможно, и газодобычи существенно
изменит всю конфигурацию мировых рынков энергоносителей и, соответственно, в
значительной степени преобразует мировую политическую конфигурацию.
После установления политического контроля США за Ираком его нефтяной сектор и
(потенциально) его газовые месторождения будут переданы под контроль
американских нефтяных корпораций при помощи «залоговых аукционов» по российской
схеме: американские корпорации будут кредитовать новое «демократическое»
правительство Ирака на восстановление и модернизацию иракских нефтепромыслов
под залог этих же самых нефтепромыслов. Когда окончательно выяснится, что
правительство Ирака не сможет вернуть вложенные (или якобы вложенные) в эту
модернизацию деньги, нефтяная отрасль Ирака перейдет под контроль американских
корпораций не только de facto, но и de jure.
Понятно, что ни о каких российских интересах в Ираке (и, в частности, интересах
российских нефтяных компаний), что бы ни обещали российским представителям
накануне нападения на Ирак, не может быть и речи - путинская Россия является
слишком слабым субъектом мировой политики, чтобы учитывать ее интересы в столь
серьезных процессах. Существенно, что данное положение носит объективный
характер и не зависит от поддержки или неодобрения российским руководством
агрессии США в Ираке. Даже вопрос о долгах Хусейна перед Советским Союзом
(сумма которых составляет 8 млрд.долл.) с самого начала, по мнению американских
экспертов, должен был обсуждаться Россией исключительно с новыми лидерами
Ирака, и лишь в случае предельной лояльности со стороны России США могли хотя
бы рассмотреть вопрос о какой-либо поддержке нашей страны на этих переговорах.
Вероятно, что, помимо американских, к участию в разделе иракской нефти будут
допущены транснациональные нефтяные корпорации с капиталом единственного
серьезного союзника США - Великобритании. Это упомянутые выше British Petroleum
и Shell, причем в данном случае, скорее всего, не их допуск к иракскому
«пирогу» стал платой «за лояльность» Великобритании, а, напротив, их четко
осознаваемые стратегические интересы оказали определяющее воздействие на
позицию современного английского государства.
Для позиции американского государства представляется в высшей степени
характерным то, что, обеспечивая формально равный доступ к Ираку как
американским, так и иностранным (пусть даже сколь угодно дружественным)
корпорациям, оно тут же прилагает усилия по созданию долгосрочных преимуществ
для национального капитала. В частности, администрация США задолго до нападения
на Ирак начала прорабатывать возможные механизмы государственного поощрения
(вплоть до гарантий и даже прямых субсидий) американских компаний, которые
после войны будут переносить добычу нефти из США в Ирак (хотя это и без того
сверхприбыльное занятие: себестоимость добычи в Ираке - 0,9 долл. за баррель).
Установление прямого контроля английского и особенно американского капитала
(действующего «под крышей» американского государства) за иракской нефтью
означает для всего импортирующего нефть мира новую реальность, качественно
более жесткую, чем просто ценовой диктат США. Контроль за нефтью Ближнего
Востока в сочетании с доминирующими позициями в Западной Африке и системным
давлением на Венесуэлу делает США в прямом смысле слова хозяевами
основной части мировой нефти.
Это позволяет США ограничивать доступ других государств к нефти уже не
ценовыми, а административными факторами - путем введения разных цен продаж для
разных стран-потребителей или даже применения угроз ограничения или полного
прекращения продаж нефти чем-либо не угодившим им странам. В конце концов,
такая практика принципиально не отличается от эмбарго и ограничений на поставки
тех или иных технологий и уж вовсе ничем не отличается от внезапного, «без
объявления войны» прекращения поставок мазута Северной Корее.
Кроме того, контроль за ценами мирового рынка позволяет в кратчайшие сроки
установить и прямой контроль за еще не подвластными США нефтяными ресурсами
мира при помощи стандартного и примитивного инструмента, используемого всеми
монополиями мира - «ценовых войн». Суть их заключается в длительном снижении
цены на товар с целью разорения независимых производителей и скупки за гроши их
предприятий и оборудования (в данном случае их месторождений). После завершения
указанной скупки цены монопольно завышаются с тем, чтобы вернуть упущенную
из-за ведения «ценовой войны» прибыль и обеспечить получение сверхприбылей -
естественно, только за счет «чужих» потребителей.
Нельзя исключить также возможность возникновения на мировом рынке нефти своего
рода «перекрестного субсидирования»: неявного выделения американцами сектора,
связанного с поставками нефти по относительно низким ценам в США, и
дотированием этих низких цен за счет завышения цен на нефть для остального
мира.
Значительную тревогу по поводу возможности глубокого изменения структуры
мирового рынка нефти испытывают в настоящее время такие крупные импортеры
нефти, как, например, Япония и Китай.
Пример.
Танцы вокруг трубы
По ряду косвенных признаков можно
предположить, что японские специалисты уже к середине 2002 года осознали, что
совокупный экспорт Саудовской Аравии, Кувейта и Ирака (потенциальный, в случае
отмены санкций ООН) вполне достаточен для полного обеспечения собственной
потребности США в импортной нефти.
В условиях обеспечения политического доминирования США в этих странах вполне
возможно «замыкание» американцами на себя этих производителей и их «вывод» за
счет этого с мирового рынка нефти, что кардинально сузит его масштабы, снизит
устойчивость и сделает его более спекулятивным, то есть подверженным изменениям
настроений основных операторов. В результате весьма вероятным становится
возникновение двухсекторного мирового рынка: перечисленные выше страны будут
поставлять нефть в США по относительно заниженным ценам, а все остальные
производители будут поставлять ее всем остальным потребителям по относительно
завышенным ценам. Это приведет к возникновению значительных трудностей у всего
неамериканского мира и в первую очередь к торможению развития основных явных и
потенциальных конкурентов США - Евросоюза, Японии и Китая.
Существенно, что такое развитие событий в принципе выгодно для России, которая
сохранит жизненно важную возможность продавать нефть по относительно высокой
цене (хотя в среднесрочной перспективе угнетение развития Европы снизит ее
спрос на нефть, что также ограничит перспективы развития нашей страны).
Японцы, не прорабатывая столь радикальные сценарии, считают тем не менее
исключительно значимой опасностью сам факт установления американского контроля
за нефтью и газом Ирака и усиления влияния США на Ближний Восток в целом. Это
вызвано тем, что преобладающую часть своих энергоресурсов японские потребители
получают именно оттуда.
Именно осознание категорической необходимости диверсификации поставок
энергоносителей подталкивает Японию к развитию энергетического сотрудничества с
Россией, в частности, в сфере налаживания постоянных поставок энергоносителей с
Сахалина и строительстве нефтепровода из Ангарска в Находку для поставки нефти
на нужды Японии.
Последнюю идею следует рассматривать в русле спора о маршруте этого
нефтепровода - в Китай (Дацин) или на российский Дальний Восток (Находка). В
силу качественно большей протяженности и тяжелого рельефа местности нефтепровод
по второму маршруту окажется существенно более дорогим и потребует для
окупаемости своего строительства транспортировки по нему неправдоподобно
большого для современной нефтяной промышленности Восточной Сибири количества
нефти (минимум 50 млн.т. в год). Фактически это делает данный проект
нереализуемым, поэтому на этапе обсуждения преимущество отдавалось идее
нефтепровода в Китай.
Идея строительства нефтепровода в Находку была реанимирована президентом
Путиным на заседании Совета безопасности, насколько можно понять, под давлением
дальневосточных губернаторов и полномочного представителя президента в
Дальневосточном федеральном округе Пуликовского. Они вполне логично
рассматривают масштабное строительство на своей территории как способ создания
новых рабочих мест, смягчения социальных проблем и в целом привлечения в
регионы значительных финансовых потоков. При этом сам факт строительства ничуть
не менее важен, чем его результат; если же строительство успешно завершится,
они грезят о нефти, которую смогут получать на нужды своих регионов из этого
нефтепровода по внутренним ценам (не представляющим интереса для инвесторов).
Японцы, насколько можно понять, заинтересованы во втором проекте не столько для
того, чтобы получить ангарскую нефть (они понимают сложность и, в конечном
счете, низкую вероятность реализации проекта), сколько для того, чтобы не
допустить до нее китайцев, экономического и военно-политического усиления
которых они страшатся все больше и больше.
Как ни парадоксально, недопущение китайской компании на аукцион по «Славнефти»
(вызвавший подлинное потрясение в руководстве Китая, так как ему предшествовало
проведение российскими приватизаторами соответствующей рекламной кампании в
Китае) существенно повышает вероятность реализации проекта нефтепровода
«Ангарск-Дацин». Ведь оно сможет ослабить напряженность в отношениях с Китаем и
если не заставить его полностью отказаться от мести за вынужденную «потерю
лица», то, во всяком случае, существенно смягчить ее. Отказ же китайцам во
втором подряд нефтяном проекте будет расценено ими как объявление подлинной
«инвестиционной войны» с возникновением уже стратегической, а не коммерческой
напряженности в отношениях России и Китая.
В момент написания книги наиболее вероятным маршрутом трубопровода
представляется Дацин (Китай), однако не напрямую, южнее Байкала, а севернее
него с последующим выходом в Забайкалье. Этот маршрут позволяет в последующем
подключить к данному нефтепроводу новые месторождения Восточной Сибири, а также
создать так называемую «иллюзию первой очереди», по которой нефтепровод в Китай
является лишь первой очередью строительства, за которой сразу же после ее
завершения обязательно последует вторая - в Находку.
Подобная логика с учетом особенностей функционирования российской системы
государственного управления не сможет обмануть даже японцев, однако она
представляется вполне достаточной для того, чтобы не раздражать их сверх меры и
позволить им «сохранить лицо».
Ожидание снижения мировых цен на
нефть и появления новых исключительно прибыльных проектов, связанных с
освоением постсаддамовского Ирака и обеспечением контроля за критически
значимой частью мировых запасов нефти уже в начале 2003 года привело к весьма
существенному изменению поведения американских нефтяных корпораций. Проекты,
ранее находившиеся в центре их внимания (в том числе и по политическим
причинам), начали пересматриваться, и связанные с ними требования начали
последовательно ужесточаться.
В России это коснулось Каспийского трубопроводного консорциума, само
существование которого прямо противоречит не только российским национальным
интересам, но и действующему российскому законодательству.
Пример.
Каспийский
трубопроводный консорциум:
пережиток американского неоколониализма в России
Каспийский трубопроводный
консорциум (КТК) - трубопроводная система Тенгиз-Новороссийск протяженностью 1580 км., пропускной мощностью 67 млн.т. (первая очередь - 28 млн.т.) в год).
Официальная цель КТК - обеспечение экспорта через Новороссийск дополнительных
объемов российской, казахской и, возможно, азербайджанской (в перспективе)
нефти. Однако падение по сравнению с концом 80-х - началом 90-х годов добычи
российской нефти и строительство новых экспортных нефтепроводов сделало
существующую (без КТК) трубопроводную сеть в целом достаточной для полного
удовлетворения нужд российского нефтяного экспорта.
Поэтому сегодня цель КТК - экспорт преимущественно казахской нефти, включая
принадлежащую «Шеврону» нефть Тенгиза («Шеврон» является основным «двигателем»
проекта, осуществляя 50% его финансирования; генеральный директор ЗАО «КТК-Р» с
весны 2002 года - представитель «Шеврона» Иен МакДональд).
Экспортируемая через КТК нефть из Казахстана неминуемо будет конкурировать с
российской. Тщательное сопоставление ущерба от такой конкуренции с
финансовыми выгодами России от транзита нефти через ее территорию не делалось
никогда. На уровне оценок проект представляется убыточным для России, даже
если бы она получала оплату транзита нефти по ее территории (хотя это, как
будет показано ниже, не вытекает из подписанных ею в рамках КТК соглашений).
Остальные пути экспорта нефти из Казахстана существенно дороже КТК. Поэтому
возможная целесообразность КТК для России сводится исключительно к
своеобразному способу недопущения казахской нефти на мировой рынок вне контроля
России (то есть не через систему российских трубопроводов). Начало реализации
этого проекта снизила вероятность осуществления других аналогичных проектов, а
его затягивание не дает реализоваться в полной мере и самому КТК.
Введение в строй первой очереди КТК мощностью 28 млн.т. снижает транзит
казахской нефти через российскую систему нефтепроводов на 5-6 млн.т. в год и
экспорт российской нефти через «Транснефть» - еще до 10 млн.т..
Если более легкая нефть из Казахстана, сегодня поступающая в российские
нефтепроводы и «разбавляющая» российскую нефть, в целом более низкого качества,
пойдет через КТК, качество нефти в российских нефтепроводах (идущей на экспорт
и на переработку в России) снизится.
Российские специалисты оценивают потери «Транснефти» от снижения прокачки нефти
по своим нефтепроводам в 70 млн.долл. в год (в том числе 20 млн.долл. налогов)
и потери российских нефтяных компаний от снижения качества российской нефти - в
200 млн.долл. в год.
КТК создан в 1992 году на
основании Соглашения по Трубопроводному Консорциуму между Правительством
Казахстана и Правительством Омана от 17.06.92 и Протокола к данному Соглашению
о присоединении к нему России от 13.07.92, ратифицированного Постановлением
Верховного Совета РСФСР от 30.07.93 № 5300-1.
Во исполнение соглашения была создана компания «Каспийский Трубопроводный
Консорциум Лимитед», зарегистрированная на Бермудских островах (далее -
«КТК-Б»). Акции «КТК-Б» были распределены в равных долях между Россией,
Казахстаном и Оманом.
В соответствии с Протоколом от 13.07.92 КТК-Б были переданы в качестве займа
российские активы (магистральный нефтепровод и нефтеперекачивающие станции,
линии связи и электропередач) на сумму 292,6 млн.долл., находившиеся на балансе
«Транснефти».
Непосредственно реализацией идеи строительства трубопровода Тенгиз-Новороссийск
(через «Оман ойл компани») занимался Дж.Дойс, американец голландского
происхождения. По данным российских аналитиков, в 70-е годы он получил
известность благодаря организации нефтяных сделок, нарушавших международное
эмбарго в отношении ЮАР.
Так как «Оман ойл компани» не смогла привлечь средства для реализации проекта,
осенью 1995 года Казахстан начал переговоры с иностранными компаниями,
работающими в Казахстане, об условиях их подключения к строительству и
эксплуатации трубопровода.
27.04.96 был подписан протокол о реструктуризации «КТК-Б», которое прекратило
существование. На его основе были созданы «КТК-Р» (в форме закрытого
акционерного общества, что противоречит российскому Закону «Об акционерных
обществах», разрешающему государству иметь акции лишь открытых акционерных
обществ) и «КТК-К» (также закрытое акционерное общество, но уже по
законодательству Казахстана), которым перешли активы и объемы работ,
находящиеся на территории соответственно России и Казахстана.
Протяженность трубопровода (и, соответственно, поступления за прокачку по нему
нефти) распределены между странами примерно как 2:1, объемы работ - как
80-85:15-20.
Идентичность структуры акционерного капитала «КТК-Р» и «КТК-К» позволяет
говорить о единой структуре акционерного капитала КТК. Финансовые показатели
деятельности обычно приводятся для КТК в целом, без разделения на «КТК-Р» и
«КТК-К».
При реорганизации «КТК-Б» в «КТК-Р» и «КТК-К» в состав акционеров вошли
«Шеврон», «Мобил», «Бритиш Гэс», «Аджип», «Орикс», российские «ЛУКОЙЛ» и
«Роснефть», а также казахстанская «Мунайгаз» (ныне «Казахойл»), которые в обмен
на 50% акций консорциума обязались полностью кредитовать строительство
трубопроводной системы. Остальные 50% остались в собственности России,
Казахстана (в 1999 году Правительство Казахстана передало свой пакет НКТН
«КазТрансОйл») и Омана и были распределены пропорционально произведенным
затратам и переданным активам.
06.12.96. представители правительств трех государств-учредителей и 8 добывающих
компаний, гарантировавших выполнение работ, подписали в Москве пакет
документов, закрепивших формирование новой структуры консорциума.
В феврале 1997 года «ЛУКОЙЛ» и американская «АРКО» создали для реализации
совместных проектов на Каспии СП «ЛУКАРКО» (помимо КТК, «ЛУКАРКО» занимается
Тенгизом и Яламой).
В результате всех преобразований структура КТК выглядит следующим образом:
· · Россия (представитель - РФФИ) - 24%;
· · Казахстан (представитель - НКТН «Казтрансойл»)- 19%;
· · «Шеврон Каспиан Пайплайн Консорциум Ко» - 15%;
· · ЛУКАРКО - 12,5%;
· · Султанат Оман - 7%;
· · «Мобил Каспиан Пайплайн Компани» - 7,5%;
· · «Роснефть-Шелл Каспиан Венчурс Лтд» - 7,5%;
· · «Аджип Интернейшнл (Н.А.) Н.В.» - 2,0%;
· · «Бритиш Газ Оверсиз Холдингс Лтд» - 2,0%;
· · «Казахойл» - 1,75%;
· · «Орикс Каспиан Пайплайн Л.Л.С.» - 1,75%.
Согласно технико-экономическому
обоснованию (ТЭО), разработанному в 1996 году, строительные работы
планировалось начать в конце 1997 года и завершить в 1999 году. Однако из-за
организационных проблем (российская сторона затянула согласование проекта в
федеральных и местных органах власти, казахская сторона отказывалась передать
консорциуму свой участок трубопровода, американские компании заявляли о
намерении «заморозить» финансирование работ) строительство было начато лишь в
мае 1999 года.
Все оценки перспектив КТК делаются на базе составленного в 1996 году на 40 лет
российско-американским консорциумом проектных фирм (под руководством
американской «Флер Дэниэлс», с участием российского «Гипротрубопровода») и с
тех пор ни разу не пересматривавшегося и даже не анализировавшегося
технико-экономического обоснования (ТЭО).
Согласно этому ТЭО, точка безубыточности (достижение доходами от текущей
деятельности уровня текущих расходов) должна быть достигнута на 3-й год
реализации проекта, то есть в 2002 году, когда и должно начаться возвращение
кредитов нефтедобывающим компаниям. Полностью кредит должен быть возвращен в
2011 году.
Однако исполнение ТЭО сорвано.
Согласно ТЭО, стоимость строительства первой очереди составляет 1,7 млрд.долл..
Реальная стоимость из-за ошибок в смете почти на две трети выше и составляет
2,8 млрд.долл.. Эксплуатационные расходы также существенно превышают прогнозный
уровень, в 2002 году - более чем вдвое (110 против 53 млн.долл.).
К концу 2002 года на строительство КТК направлено 3,2 млрд.долл. кредитов
(включая более 0,5 млрд.долл. активов, переданных Россией, Казахстаном и Оманом
при создании КТК); еще около 0,8 млрд.долл. составляют накопившиеся проценты на
сумму предоставленных кредитов (договор предусматривает ежеквартальную
капитализацию процентов, величина которых составляет 12,6% годовых).
Доходы же КТК, напротив, были существенно завышены при составлении ТЭО. Так, в
2002 году предполагалось получить 656 млн.долл. от прокачки 28,2 млн.т. нефти,
реальные же доходы составят 180 млн.долл. от прокачки 8,55 млн.т..
Недополучение доходов вызвано не только переносом срока ввода первой очереди
КТК, но и особенностями механизма его функционирования, делающими его
невыгодным для компаний, не финансирующих его строительство (в результате при
пропускной способности в 28 млн.т. в год заключены договора на транспортировку
10 млн.т. в год, и чья-либо заинтересованность в транспортировке остальных
объемов нефти в будущем отсутствует).
Тариф на перекачку нефти по КТК от Тенгизского месторождения составляет около
25 долл. за тонну (в том числе по российскому участку - 19 долл.), в то время
как «Транснефть» осуществляет аналогичную перекачку казахской нефти (на
экспорт) за 16 долл. за тонну.
Завышенность тарифа объясняется тем, что вся прибыль КТК направляется в первую
очередь на погашение кредита предоставленного нефтедобывающими компаниями -
акционерами КТК, которые фактически платят сами себе.
При этом проценты на кредиты, предоставленные Россией и Казахстаном, не
начисляются до завершения строительства первой очереди КТК. Существенно, что
договор о создании КТК не определяет однозначно понятия «завершение
строительства»: Россия настаивает на том, что оно означает начало
функционирования самого трубопровода, а нефтяные компании подразумевают под ним
принятие всех без исключения объектов первой очереди.
Нефтяные компании намерены максимально затягивать время начала начисления
процентов на российский и казахский кредиты. Наши потери из-за неначисления
кредитов видны на фоне Омана, предоставившего КТК при его создании кредит в
86,5 млн.долл., но добившегося начисления на них процентов, в результате чего
сегодня КТК должен ему около 170 млн.долл..
В результате «ошибок» при составлении ТЭО и изменения налогового
законодательства России (отрицательные курсовые разницы от переоценки кредитов
стали относиться на убытки предприятия) убытки КТК, по имеющимся данным, на
начало 2002 года составили почти 20 млрд.руб., а за 2002 год - еще почти 15
млрд.руб.. При этом уставной капитал КТК ничтожен и составляет 1,2 млн.руб..
РФФИ - акционер КТК от России - фактически не занимается защитой интересов
России не только от экономического грабежа, которым обернулся этот
многообещающий проект, но и при решении многочисленных юридических проблем.
Прежде всего, «КТК-Р» функционирует без юридических оснований, так как
соглашение о его создании не ратифицировано и, более того, не может быть
ратифицировано, так как, как было показано выше, прямо противоречит Закону «Об
акционерных обществах».
Так как договор о создании «КТК-Р» не ратифицирован, он не является
международным договором, положения которого имеют приоритет над положениями
российского законодательства. Это означает, что «КТК-Р» является субъектом
естественной монополии по российскому законодательству и, в частности, тариф на
прокачку нефти по его российской части должен устанавливаться ФЭК России. Между
тем договор о создании «КТК-Р» прямо предусматривает, что тариф может
изменяться только при согласии всех акционеров.
Принципиально важно, что признание «КТК-Р» естественной монополией по
российским законам и установление тарифа по прокачке нефти ФЭК России (без
учета положений договора об образовании «КТК-Р») в финансовом отношении выгодно
России, так как позволит улучшить финансовое состояние «КТК-Р» за счет
повышения тарифа. Это приблизит срок окупаемости проекта и время, когда Россия
сможет получать не только выплаты по кредиту, но и дивиденды. Улучшение
финансового положения России осуществляется при этом за счет нефтедобывающих
компаний, участвующих в КТК, в том числе и российских.
Однако само обсуждение этого вопроса является табу не только для частных
инвесторов проекта, но и для российского правительства.
Более того: весной 2002 года руководство КТК потребовало одобрения акционерами
«КТК-Р» (в том числе правительством России) завышения установленных текущих
затрат более чем на 20 млн.долл., мотивируя это неисполнением обязательств
российскими проектировщиками. Это объяснение звучит откровенным
издевательством, так как, по имеющимся данным, «КТК-Р» давно отказалось от
услуг российских проектировщиков. Более того: на собрании акционеров весной
2002 года представители КТК никак не смогли мотивировать свое предложение об
увеличении его бюджета.
Запрошенная сумма дополнительных расходов очень велика. Так, она достаточна для
строительства «с нуля» трех нефтеперекачивающих станций - всех станций, которые
вообще когда-либо строились на КТК.
В соответствии с первоначальным проектом, для обеспечения экспорта российской
нефти КТК должен был быть соединен с системой «Транснефти» перемычкой длиной 80 км. (в районе Кропоткина).
«Транснефть» не реализует этот проект не только из-за отсутствия
заинтересованности в транспортировке по КТК нефти российских компаний, не
являющихся его акционерами, но и, вероятно, из-за того, что оно не было
назначено оператором КТК. По договору акционеров КТК, «Транснефть» должна была
быть назначена им по взаимоприемлемому договору, однако другой пункт договора
акционеров КТК оставлял за КТК все коммерческие вопросы, связанные с
деятельностью оператора, так что «Транснефти» оставалась только деятельность по
физической эксплуатации нефтепровода. «Транснефть», попавшая в юридическую
ловушку, настаивала на своих правах, КТК возражал, и в июле 2000 года акционеры
приняли решение (причем РФФИ от имени России голосовал «за»), передающее
обеспечение эксплуатации КТК самому КТК.
Согласно договору акционеров КТК, при нехватке средств на покрытие текущих
расходов акционер от правительства России обязан профинансировать нехватку
оборотного капитала (в размере 24% суммы нехватки). В случае невыплаты им этой
суммы или ее части на его задолженность начисляется 6% годовых. Эта
задолженность может погашаться за счет причитающихся России выплат КТК, но сам
факт внесения такого пункта в договор свидетельствует о недоверии его
составителей к собственному ТЭО.
В Договоре о займе члена-основателя от 16.05.97., заключенного между «КТК-Р» и
«КТК-К» (как заемщиками) и Госкомимуществом России и РФИИ (как кредиторами)
установлено, что для погашения эксплуатационных издержек заемщик может
потребовать, а кредитор обязан предоставить кредит.
При этом кредитор отказывается от права обращаться в суд для взыскания
задолженности с заемщика или признания его банкротом, пока аналогичные
требования не предъявят другие кредиторы (нефтяные компании - акционеры КТК или
международная финансовая организация).
Указанные договоры составлены по английскому праву, разрешение связанных с ними
споров отнесено к компетенции арбитражного суда в Стокгольме.
По имеющимся данным, КТК может столкнуться со значительным дефицитом
оборотных средств уже в 2003 году (если уже не столкнулся с ними в 2002), что
может вызвать требования дополнительного финансирования в адрес России
практически в любой момент.
Руководство США жестко лоббирует интересы КТК, не стесняясь адресовать
российским лидерам сильные, чтобы не сказать грубые и балансирующие на грани
прямых угроз, выражения. Если суммировать ряд обращений, сделанных в последние
годы на различных уровнях, позицию США можно выразить следующим образом:
· · в проблемах КТК обвиняется не алчность разработчиков соответствующих юридических конструкций и непрофессионализм составителей ТЭО, но исключительно и непосредственно правительство России;
· · принадлежность КТК в соответствии с российским законодательством к сфере естественных монополий отрицается, так как признание данной принадлежности «будет неприемлемым для инвестиционного сообщества»;
· · выражается требование «окончательного решения» проблемы КТК;
· · в одном из документов указывается: «вызванные недальновидностью преграды, с которыми столкнулся КТК, могут подорвать достижение наших общих целей», а «пересмотр условий контрактов с КТК … серьезно повредил бы нашим отношениям и привел бы к большим затруднениям для Правительства России».
Казахстан, по данным казахских
специалистов, вполне неожиданно для себя столкнулся с по сути дела
ультимативными требованиями «Шеврона» о существенном изменении в пользу
последнего условий сотрудничества по КТК (которые, как видно из материалов
врезки, и так исключительно невыгодны для него) под страхом его полного
прекращения и ухода этой корпорации из страны.
И даже знаменитейший проект строительства трубопровода «Баку-Джейхан»,
политически исключительно значимый и направленный на дальнейшее кардинальное
ослабление России и недопущение самой возможности восстановления ее влияния в
Закавказье за счет транспортировки каспийской нефти в обход ее территории,
также начал понемногу тормозиться.
Причины этого просты: с экономической точки зрения выгодность этих проектов
весьма сомнительна и как минимум не идет ни в какое сравнение с выгодностью
проектов, связанных с освоением Ирака. С политической же точки зрения
установление регионального доминирования, на которое нацелены эти проекты,
оказывается и вовсе задачей позавчерашнего дня.
С одной стороны, такое доминирование уже давно достигнуто не на экономической,
а на военной основе - при помощи ввода войск в Среднюю Азию под прикрытием
необходимости борьбы с афганскими талибами. С другой стороны, агрессия
против Ирака должна упрочить американское глобальное доминирование до степени,
из которого доминирование в любом приглянувшемся им регионе мира вытекает
автоматически и не требует каких-либо дополнительных усилий.
Это является минимальным результатом, на который рассчитывали США, развязывая
агрессию против Ирака.
Справедливости ради следует отметить, что, по крайней мере, на первых порах
после сокрушения Ирака (когда еще не будет осуществлена идея реструктуризации
мирового рынка нефти с разделением его на два сектора, ориентированные на США и
остальной мир, - если, конечно, до столь глубоких и экстремальных преобразований
вообще дойдет дело) американская агрессия приведет к весьма существенному
смягчению структурного кризиса мировой экономики при помощи воздействия на
единственный подающийся краткосрочному регулированию фактор этого кризиса -
высокие мировые цены на нефть.
Война 2003 года оказала на
динамику мировых цен на нефть такое же влияние, что и война 1991 года: в первый
момент цены взлетели на недосягаемую высоту (40 долларов за баррель в 1991 году
и … - в 2003), а затем упали на равновесный уровень - соответственно, …. и ….
Долларов за баррель.
Такая динамика является естественным и хорошо прогнозируемым следствием
стихийной реакции рынков на молниеносную успешную войну против заведомо
слабейшего противника, носящую по своей сути характер полицейской операции
(ССЫЛКА на книгу об опиумных войнах). Все участники рынков хорошо знают, как
поведут себя рыночные котировки после начала войны; им не известно лишь главное
- дата этого начала. В результате они обречены на хроническое запаздывание и,
«бросаясь вдогонку» рынку, едва успевают «убежать от убытков», а если и
зарабатывают, то совсем немного по сравнению с тем, что могли бы получить, зная
момент начала агрессии и сыграв «на опережение».
Однако это касается лишь рядового участника рынка, являющегося вечной жертвой
его неполной прозрачности и несовершенства информационных потоков.
Участник
рынка,
обладающий в силу своего
экономического или политического влияния возможностью реализовывать
критически значимые для соответствующего рынка факторы и тем самым прямо влиять на его
состояние, занимает на этом рынке особое положение и является, таким образом,
его
особым участником.
Следует
отметить, что особый участник рынка принципиально отличается от тривиального
инсайдера (хотя обычно последнее понятие трактуется расширительно,
распространяясь и на него). Инсайдер в строгом смысле слова лишь обладает
информацией о влияющем на рынок событии, в то время как особый участник
способен создавать это событие самостоятельно, по своей воле и в нужное для
себя время, в том числе в случаях, когда оно не является объективно
обусловленным (даже на длительном временном интервале) и, соответственно, не
поддается прогнозированию со стороны рядового, добросовестного участника рынка.
Есть все основания полагать, что в обеих войнах против Ирака в роли особого
участника нефтяного рынка выступали крупнейшие нефтяные корпорации США (и, в
значительно меньшей степени, British Petroleum и Shell). С одной стороны, они
были прекрасно осведомлены о внутренних процессах в странах Ближнего Востока, с
другой - имели исключительно высокое влияние на американское руководство.
Будучи объективно заинтересованы в как можно более длительном поддержании как
можно более высоких цен на нефть, крупнейшие нефтяные корпорации США имели
возможность весьма серьезно воздействовать на американское руководство. Однако
они не могли не видеть, что поддержание чрезмерно высоких и исключительно
выгодных для них нефтяных цен вредит США, с одной стороны, сдерживая их
экономику, а с другой - обеспечивая высокие доходы и, соответственно,
дополнительный ресурс прочности «империи зла» - Советскому Союзу (и
наследовавшей в том числе и порождаемые им страхи России) и нефтедобывающим
арабским странам.
Наиболее логичным выходом из описанного противоречия между коммерческими
интересами нефтяных корпораций и их интересами как американских корпораций,
весьма тесно связанных с собственным государством, представляется обеспечение
им своего рода «выкупа» за поддержку политики, ведущей к снижению мировых цен
на нефть. Таким «выкупом» является предоставление информации о моменте начала
войны (позволяющей им получить сверхприбыли даже от исключительно аккуратных
операций на рынках) и обеспечение их контроля за месторождениями нефти в
странах, переходящих в результате действий американского государства под его
контроль.
Именно такие соображения позволяют расценивать «Бурю в пустыне» (ИЗ СТАТЕЙ) как
крупнейшую инсайдерскую операцию в истории человечества - по крайней мере, до
агрессии США против Ирака в 2003 году.
Стремительность и размах колебаний котировок нефтяного рынка при неизменности
его фундаментальных параметров (добыча, потребление и запасы нефти) объясняется
исключительной узостью его сегмента, используемого действующим сегодня
механизмом ценообразования. Емкость годового рынка брент-смеси, на основании
котировок на котором определяются цены на всю нефть мира, составляет совершенно
ничтожную величину - около 20 млн.т.. Это примерно в шесть раз меньше годового
экспорта одной лишь только России и в шестьдесят - всего объема мировой
торговли сырой нефтью.
Понятно, что столь узкий сегмент мирового рынка неминуемо является
спекулятивным «рынком ожиданий», реагирующим не на реальные, а в первую очередь
на психологические изменения. Масштабная демонстрация силы со стороны одного из
участников такого рынка, в данном случае США, вполне достаточна для того, чтобы
обвалить котировки этого рынка даже без каких-либо серьезных изменений в
фундаментальных факторах мирового рынка нефти.
Однако успешная агрессия США против Ирака создала не только глубокие
эмоциональные, но и реально существующие фундаметальные изменения.
Прежде всего, даже если ОПЕК и сумеет сохраниться как организация, страх арабов
(особенно богатых, которым есть что терять под американскими бомбами и
ракетами) перед грубой и доходчивой силой американской армии означает
фактически их подчинение воле США. В соответствии с известной максимой, «если
мы позволим террористам решать, что мы не должны делать, мы тем самым позволим
им решать, что мы должны говорить. И тем самым мы как цивилизованные люди
существовать перестанем». В условиях подчинения арабских и многих других
нефтедобывающих стран воле США мировая цена на нефть уже не определяется на
рынке, каким бы несовершенным он ни был, а диктуется в Вашингтоне, - почти так
же, как это было в Советском Союзе при централизованном директивно планируемом
хозяйстве.
Наиболее вероятным уровнем долговременной стабилизации мировых цен на нефть
представляется диапазон 18-21 долларов за баррель брент-смеси. Причина
достаточно проста: снижение цен ниже этого уровня приведет к болезненному
снижению рентабельности и в нефтедобыче таких союзников США, как Норвегия и
особенно Великобритания, а крупнейшая нефтедобывающая держава мира - Саудовская
Аравия - начнет испытывать значительные трудности при обслуживании своего
внешнего долга (только США она должна 160 млрд.долл.).
Так как США не склонны прощать чужие долги, нарастание социально-экономической
напряженности в этой стране сделает реальной угрозу социально-религиозного
взрыва. В этом случае задачу обуздания ваххабистски ориентированного
руководства спецслужб этой страны и, соответственно, сокращения финансирования
«исламских фундаменталистов» по всему миру придется снять с повестки дня. Более
того: в результате социальных потрясений к власти в Саудовской Аравии придут
экстремистски ориентированные силы, что повлечет за собой решительную
интесификацию цивилизационного противостояния между западным и исламским мирами
и особенно военно-террористического аспекта этого противостояния.
Полная неприемлемость подобного сценария для США означает, что они будут
способствовать поддержанию мировой цены нефти на минимальном уровне,
обеспечивающем политическую стабильность Саудовской Аравии. Сегодня это,
насколько можно понять, 18-21 доллар за баррель.
Однако главным следствием американского успеха является не удешевление нефти и
даже не изменение механизмов ценообразования, но установление прямого
американского контроля за нефтяными месторождениями Ирака с последующим снятием
всех ограничений и быстрым наращиванием его нефтяного экспорта. Стремительное
превращение Ирака в мировой центр нефте-, а возможно, и газодобычи существенно
изменит всю конфигурацию мировых рынков энергоносителей и, соответственно, в
значительной степени преобразует мировую политическую конфигурацию.
После установления политического контроля США за Ираком его нефтяной сектор и
(потенциально) его газовые месторождения будут переданы под контроль
американских нефтяных корпораций при помощи «залоговых аукционов» по российской
схеме: американские корпорации будут кредитовать новое «демократическое»
правительство Ирака на восстановление и модернизацию иракских нефтепромыслов
под залог этих же самых нефтепромыслов. Когда окончательно выяснится, что
правительство Ирака не сможет вернуть вложенные (или якобы вложенные) в эту
модернизацию деньги, нефтяная отрасль Ирака перейдет под контроль американских
корпораций не только de facto, но и de jure.
Понятно, что ни о каких российских интересах в Ираке (и, в частности, интересах
российских нефтяных компаний), что бы ни обещали российским представителям
накануне нападения на Ирак, не может быть и речи - путинская Россия является
слишком слабым субъектом мировой политики, чтобы учитывать ее интересы в столь
серьезных процессах. Существенно, что данное положение носит объективный
характер и не зависит от поддержки или неодобрения российским руководством
агрессии США в Ираке. Даже вопрос о долгах Хусейна перед Советским Союзом
(сумма которых составляет 8 млрд.долл.) с самого начала, по мнению американских
экспертов, должен был обсуждаться Россией исключительно с новыми лидерами
Ирака, и лишь в случае предельной лояльности со стороны России США могли хотя
бы рассмотреть вопрос о какой-либо поддержке нашей страны на этих переговорах.
Вероятно, что, помимо американских, к участию в разделе иракской нефти будут
допущены транснациональные нефтяные корпорации с капиталом единственного
серьезного союзника США - Великобритании. Это упомянутые выше British Petroleum
и Shell, причем в данном случае, скорее всего, не их допуск к иракскому
«пирогу» стал платой «за лояльность» Великобритании, а, напротив, их четко
осознаваемые стратегические интересы оказали определяющее воздействие на
позицию современного английского государства.
Для позиции американского государства представляется в высшей степени
характерным то, что, обеспечивая формально равный доступ к Ираку как
американским, так и иностранным (пусть даже сколь угодно дружественным)
корпорациям, оно тут же прилагает усилия по созданию долгосрочных преимуществ
для национального капитала. В частности, администрация США задолго до нападения
на Ирак начала прорабатывать возможные механизмы государственного поощрения
(вплоть до гарантий и даже прямых субсидий) американских компаний, которые
после войны будут переносить добычу нефти из США в Ирак (хотя это и без того
сверхприбыльное занятие: себестоимость добычи в Ираке - 0,9 долл. за баррель).
Установление прямого контроля английского и особенно американского капитала
(действующего «под крышей» американского государства) за иракской нефтью
означает для всего импортирующего нефть мира новую реальность, качественно
более жесткую, чем просто ценовой диктат США. Контроль за нефтью Ближнего
Востока в сочетании с доминирующими позициями в Западной Африке и системным
давлением на Венесуэлу делает США в прямом смысле слова хозяевами
основной части мировой нефти.
Это позволяет США ограничивать доступ других государств к нефти уже не
ценовыми, а административными факторами - путем введения разных цен продаж для
разных стран-потребителей или даже применения угроз ограничения или полного
прекращения продаж нефти чем-либо не угодившим им странам. В конце концов,
такая практика принципиально не отличается от эмбарго и ограничений на поставки
тех или иных технологий и уж вовсе ничем не отличается от внезапного, «без
объявления войны» прекращения поставок мазута Северной Корее.
Кроме того, контроль за ценами мирового рынка позволяет в кратчайшие сроки
установить и прямой контроль за еще не подвластными США нефтяными ресурсами
мира при помощи стандартного и примитивного инструмента, используемого всеми
монополиями мира - «ценовых войн». Суть их заключается в длительном снижении
цены на товар с целью разорения независимых производителей и скупки за гроши их
предприятий и оборудования (в данном случае их месторождений). После завершения
указанной скупки цены монопольно завышаются с тем, чтобы вернуть упущенную
из-за ведения «ценовой войны» прибыль и обеспечить получение сверхприбылей -
естественно, только за счет «чужих» потребителей.
Нельзя исключить также возможность возникновения на мировом рынке нефти своего
рода «перекрестного субсидирования»: неявного выделения американцами сектора,
связанного с поставками нефти по относительно низким ценам в США, и
дотированием этих низких цен за счет завышения цен на нефть для остального
мира.
Значительную тревогу по поводу возможности глубокого изменения структуры
мирового рынка нефти испытывают в настоящее время такие крупные импортеры
нефти, как, например, Япония и Китай.
Пример.
Танцы вокруг трубы
По ряду косвенных признаков можно
предположить, что японские специалисты уже к середине 2002 года осознали, что
совокупный экспорт Саудовской Аравии, Кувейта и Ирака (потенциальный, в случае
отмены санкций ООН) вполне достаточен для полного обеспечения собственной
потребности США в импортной нефти.
В условиях обеспечения политического доминирования США в этих странах вполне
возможно «замыкание» американцами на себя этих производителей и их «вывод» за
счет этого с мирового рынка нефти, что кардинально сузит его масштабы, снизит
устойчивость и сделает его более спекулятивным, то есть подверженным изменениям
настроений основных операторов. В результате весьма вероятным становится
возникновение двухсекторного мирового рынка: перечисленные выше страны будут
поставлять нефть в США по относительно заниженным ценам, а все остальные
производители будут поставлять ее всем остальным потребителям по относительно
завышенным ценам. Это приведет к возникновению значительных трудностей у всего
неамериканского мира и в первую очередь к торможению развития основных явных и
потенциальных конкурентов США - Евросоюза, Японии и Китая.
Существенно, что такое развитие событий в принципе выгодно для России, которая
сохранит жизненно важную возможность продавать нефть по относительно высокой
цене (хотя в среднесрочной перспективе угнетение развития Европы снизит ее
спрос на нефть, что также ограничит перспективы развития нашей страны).
Японцы, не прорабатывая столь радикальные сценарии, считают тем не менее
исключительно значимой опасностью сам факт установления американского контроля
за нефтью и газом Ирака и усиления влияния США на Ближний Восток в целом. Это
вызвано тем, что преобладающую часть своих энергоресурсов японские потребители
получают именно оттуда.
Именно осознание категорической необходимости диверсификации поставок
энергоносителей подталкивает Японию к развитию энергетического сотрудничества с
Россией, в частности, в сфере налаживания постоянных поставок энергоносителей с
Сахалина и строительстве нефтепровода из Ангарска в Находку для поставки нефти
на нужды Японии.
Последнюю идею следует рассматривать в русле спора о маршруте этого
нефтепровода - в Китай (Дацин) или на российский Дальний Восток (Находка). В
силу качественно большей протяженности и тяжелого рельефа местности нефтепровод
по второму маршруту окажется существенно более дорогим и потребует для
окупаемости своего строительства транспортировки по нему неправдоподобно
большого для современной нефтяной промышленности Восточной Сибири количества
нефти (минимум 50 млн.т. в год). Фактически это делает данный проект
нереализуемым, поэтому на этапе обсуждения преимущество отдавалось идее
нефтепровода в Китай.
Идея строительства нефтепровода в Находку была реанимирована президентом
Путиным на заседании Совета безопасности, насколько можно понять, под давлением
дальневосточных губернаторов и полномочного представителя президента в
Дальневосточном федеральном округе Пуликовского. Они вполне логично
рассматривают масштабное строительство на своей территории как способ создания
новых рабочих мест, смягчения социальных проблем и в целом привлечения в
регионы значительных финансовых потоков. При этом сам факт строительства ничуть
не менее важен, чем его результат; если же строительство успешно завершится,
они грезят о нефти, которую смогут получать на нужды своих регионов из этого
нефтепровода по внутренним ценам (не представляющим интереса для инвесторов).
Японцы, насколько можно понять, заинтересованы во втором проекте не столько для
того, чтобы получить ангарскую нефть (они понимают сложность и, в конечном
счете, низкую вероятность реализации проекта), сколько для того, чтобы не
допустить до нее китайцев, экономического и военно-политического усиления
которых они страшатся все больше и больше.
Как ни парадоксально, недопущение китайской компании на аукцион по «Славнефти»
(вызвавший подлинное потрясение в руководстве Китая, так как ему предшествовало
проведение российскими приватизаторами соответствующей рекламной кампании в
Китае) существенно повышает вероятность реализации проекта нефтепровода
«Ангарск-Дацин». Ведь оно сможет ослабить напряженность в отношениях с Китаем и
если не заставить его полностью отказаться от мести за вынужденную «потерю
лица», то, во всяком случае, существенно смягчить ее. Отказ же китайцам во
втором подряд нефтяном проекте будет расценено ими как объявление подлинной
«инвестиционной войны» с возникновением уже стратегической, а не коммерческой
напряженности в отношениях России и Китая.
В момент написания книги наиболее вероятным маршрутом трубопровода
представляется Дацин (Китай), однако не напрямую, южнее Байкала, а севернее
него с последующим выходом в Забайкалье. Этот маршрут позволяет в последующем
подключить к данному нефтепроводу новые месторождения Восточной Сибири, а также
создать так называемую «иллюзию первой очереди», по которой нефтепровод в Китай
является лишь первой очередью строительства, за которой сразу же после ее
завершения обязательно последует вторая - в Находку.
Подобная логика с учетом особенностей функционирования российской системы
государственного управления не сможет обмануть даже японцев, однако она
представляется вполне достаточной для того, чтобы не раздражать их сверх меры и
позволить им «сохранить лицо».
Ожидание снижения мировых цен на
нефть и появления новых исключительно прибыльных проектов, связанных с
освоением постсаддамовского Ирака и обеспечением контроля за критически
значимой частью мировых запасов нефти уже в начале 2003 года привело к весьма
существенному изменению поведения американских нефтяных корпораций. Проекты,
ранее находившиеся в центре их внимания (в том числе и по политическим
причинам), начали пересматриваться, и связанные с ними требования начали
последовательно ужесточаться.
В России это коснулось Каспийского трубопроводного консорциума, само
существование которого прямо противоречит не только российским национальным
интересам, но и действующему российскому законодательству.
Пример.
Каспийский
трубопроводный консорциум:
пережиток американского неоколониализма в России
Каспийский трубопроводный
консорциум (КТК) - трубопроводная система Тенгиз-Новороссийск протяженностью 1580 км., пропускной мощностью 67 млн.т. (первая очередь - 28 млн.т.) в год).
Официальная цель КТК - обеспечение экспорта через Новороссийск дополнительных
объемов российской, казахской и, возможно, азербайджанской (в перспективе)
нефти. Однако падение по сравнению с концом 80-х - началом 90-х годов добычи
российской нефти и строительство новых экспортных нефтепроводов сделало
существующую (без КТК) трубопроводную сеть в целом достаточной для полного
удовлетворения нужд российского нефтяного экспорта.
Поэтому сегодня цель КТК - экспорт преимущественно казахской нефти, включая
принадлежащую «Шеврону» нефть Тенгиза («Шеврон» является основным «двигателем»
проекта, осуществляя 50% его финансирования; генеральный директор ЗАО «КТК-Р» с
весны 2002 года - представитель «Шеврона» Иен МакДональд).
Экспортируемая через КТК нефть из Казахстана неминуемо будет конкурировать с
российской. Тщательное сопоставление ущерба от такой конкуренции с
финансовыми выгодами России от транзита нефти через ее территорию не делалось
никогда. На уровне оценок проект представляется убыточным для России, даже
если бы она получала оплату транзита нефти по ее территории (хотя это, как
будет показано ниже, не вытекает из подписанных ею в рамках КТК соглашений).
Остальные пути экспорта нефти из Казахстана существенно дороже КТК. Поэтому
возможная целесообразность КТК для России сводится исключительно к
своеобразному способу недопущения казахской нефти на мировой рынок вне контроля
России (то есть не через систему российских трубопроводов). Начало реализации
этого проекта снизила вероятность осуществления других аналогичных проектов, а
его затягивание не дает реализоваться в полной мере и самому КТК.
Введение в строй первой очереди КТК мощностью 28 млн.т. снижает транзит
казахской нефти через российскую систему нефтепроводов на 5-6 млн.т. в год и
экспорт российской нефти через «Транснефть» - еще до 10 млн.т..
Если более легкая нефть из Казахстана, сегодня поступающая в российские
нефтепроводы и «разбавляющая» российскую нефть, в целом более низкого качества,
пойдет через КТК, качество нефти в российских нефтепроводах (идущей на экспорт
и на переработку в России) снизится.
Российские специалисты оценивают потери «Транснефти» от снижения прокачки нефти
по своим нефтепроводам в 70 млн.долл. в год (в том числе 20 млн.долл. налогов)
и потери российских нефтяных компаний от снижения качества российской нефти - в
200 млн.долл. в год.
КТК создан в 1992 году на
основании Соглашения по Трубопроводному Консорциуму между Правительством
Казахстана и Правительством Омана от 17.06.92 и Протокола к данному Соглашению
о присоединении к нему России от 13.07.92, ратифицированного Постановлением
Верховного Совета РСФСР от 30.07.93 № 5300-1.
Во исполнение соглашения была создана компания «Каспийский Трубопроводный
Консорциум Лимитед», зарегистрированная на Бермудских островах (далее -
«КТК-Б»). Акции «КТК-Б» были распределены в равных долях между Россией,
Казахстаном и Оманом.
В соответствии с Протоколом от 13.07.92 КТК-Б были переданы в качестве займа
российские активы (магистральный нефтепровод и нефтеперекачивающие станции,
линии связи и электропередач) на сумму 292,6 млн.долл., находившиеся на балансе
«Транснефти».
Непосредственно реализацией идеи строительства трубопровода Тенгиз-Новороссийск
(через «Оман ойл компани») занимался Дж.Дойс, американец голландского
происхождения. По данным российских аналитиков, в 70-е годы он получил
известность благодаря организации нефтяных сделок, нарушавших международное
эмбарго в отношении ЮАР.
Так как «Оман ойл компани» не смогла привлечь средства для реализации проекта,
осенью 1995 года Казахстан начал переговоры с иностранными компаниями,
работающими в Казахстане, об условиях их подключения к строительству и
эксплуатации трубопровода.
27.04.96 был подписан протокол о реструктуризации «КТК-Б», которое прекратило
существование. На его основе были созданы «КТК-Р» (в форме закрытого
акционерного общества, что противоречит российскому Закону «Об акционерных
обществах», разрешающему государству иметь акции лишь открытых акционерных
обществ) и «КТК-К» (также закрытое акционерное общество, но уже по
законодательству Казахстана), которым перешли активы и объемы работ,
находящиеся на территории соответственно России и Казахстана.
Протяженность трубопровода (и, соответственно, поступления за прокачку по нему
нефти) распределены между странами примерно как 2:1, объемы работ - как
80-85:15-20.
Идентичность структуры акционерного капитала «КТК-Р» и «КТК-К» позволяет
говорить о единой структуре акционерного капитала КТК. Финансовые показатели
деятельности обычно приводятся для КТК в целом, без разделения на «КТК-Р» и
«КТК-К».
При реорганизации «КТК-Б» в «КТК-Р» и «КТК-К» в состав акционеров вошли
«Шеврон», «Мобил», «Бритиш Гэс», «Аджип», «Орикс», российские «ЛУКОЙЛ» и
«Роснефть», а также казахстанская «Мунайгаз» (ныне «Казахойл»), которые в обмен
на 50% акций консорциума обязались полностью кредитовать строительство
трубопроводной системы. Остальные 50% остались в собственности России,
Казахстана (в 1999 году Правительство Казахстана передало свой пакет НКТН
«КазТрансОйл») и Омана и были распределены пропорционально произведенным
затратам и переданным активам.
06.12.96. представители правительств трех государств-учредителей и 8 добывающих
компаний, гарантировавших выполнение работ, подписали в Москве пакет
документов, закрепивших формирование новой структуры консорциума.
В феврале 1997 года «ЛУКОЙЛ» и американская «АРКО» создали для реализации
совместных проектов на Каспии СП «ЛУКАРКО» (помимо КТК, «ЛУКАРКО» занимается
Тенгизом и Яламой).
В результате всех преобразований структура КТК выглядит следующим образом:
· · Россия (представитель - РФФИ) - 24%;
· · Казахстан (представитель - НКТН «Казтрансойл»)- 19%;
· · «Шеврон Каспиан Пайплайн Консорциум Ко» - 15%;
· · ЛУКАРКО - 12,5%;
· · Султанат Оман - 7%;
· · «Мобил Каспиан Пайплайн Компани» - 7,5%;
· · «Роснефть-Шелл Каспиан Венчурс Лтд» - 7,5%;
· · «Аджип Интернейшнл (Н.А.) Н.В.» - 2,0%;
· · «Бритиш Газ Оверсиз Холдингс Лтд» - 2,0%;
· · «Казахойл» - 1,75%;
· · «Орикс Каспиан Пайплайн Л.Л.С.» - 1,75%.
Согласно технико-экономическому
обоснованию (ТЭО), разработанному в 1996 году, строительные работы
планировалось начать в конце 1997 года и завершить в 1999 году. Однако из-за
организационных проблем (российская сторона затянула согласование проекта в
федеральных и местных органах власти, казахская сторона отказывалась передать
консорциуму свой участок трубопровода, американские компании заявляли о
намерении «заморозить» финансирование работ) строительство было начато лишь в
мае 1999 года.
Все оценки перспектив КТК делаются на базе составленного в 1996 году на 40 лет
российско-американским консорциумом проектных фирм (под руководством
американской «Флер Дэниэлс», с участием российского «Гипротрубопровода») и с
тех пор ни разу не пересматривавшегося и даже не анализировавшегося
технико-экономического обоснования (ТЭО).
Согласно этому ТЭО, точка безубыточности (достижение доходами от текущей
деятельности уровня текущих расходов) должна быть достигнута на 3-й год
реализации проекта, то есть в 2002 году, когда и должно начаться возвращение
кредитов нефтедобывающим компаниям. Полностью кредит должен быть возвращен в
2011 году.
Однако исполнение ТЭО сорвано.
Согласно ТЭО, стоимость строительства первой очереди составляет 1,7 млрд.долл..
Реальная стоимость из-за ошибок в смете почти на две трети выше и составляет
2,8 млрд.долл.. Эксплуатационные расходы также существенно превышают прогнозный
уровень, в 2002 году - более чем вдвое (110 против 53 млн.долл.).
К концу 2002 года на строительство КТК направлено 3,2 млрд.долл. кредитов
(включая более 0,5 млрд.долл. активов, переданных Россией, Казахстаном и Оманом
при создании КТК); еще около 0,8 млрд.долл. составляют накопившиеся проценты на
сумму предоставленных кредитов (договор предусматривает ежеквартальную
капитализацию процентов, величина которых составляет 12,6% годовых).
Доходы же КТК, напротив, были существенно завышены при составлении ТЭО. Так, в
2002 году предполагалось получить 656 млн.долл. от прокачки 28,2 млн.т. нефти,
реальные же доходы составят 180 млн.долл. от прокачки 8,55 млн.т..
Недополучение доходов вызвано не только переносом срока ввода первой очереди
КТК, но и особенностями механизма его функционирования, делающими его
невыгодным для компаний, не финансирующих его строительство (в результате при
пропускной способности в 28 млн.т. в год заключены договора на транспортировку
10 млн.т. в год, и чья-либо заинтересованность в транспортировке остальных
объемов нефти в будущем отсутствует).
Тариф на перекачку нефти по КТК от Тенгизского месторождения составляет около
25 долл. за тонну (в том числе по российскому участку - 19 долл.), в то время
как «Транснефть» осуществляет аналогичную перекачку казахской нефти (на
экспорт) за 16 долл. за тонну.
Завышенность тарифа объясняется тем, что вся прибыль КТК направляется в первую
очередь на погашение кредита предоставленного нефтедобывающими компаниями -
акционерами КТК, которые фактически платят сами себе.
При этом проценты на кредиты, предоставленные Россией и Казахстаном, не
начисляются до завершения строительства первой очереди КТК. Существенно, что
договор о создании КТК не определяет однозначно понятия «завершение
строительства»: Россия настаивает на том, что оно означает начало
функционирования самого трубопровода, а нефтяные компании подразумевают под ним
принятие всех без исключения объектов первой очереди.
Нефтяные компании намерены максимально затягивать время начала начисления
процентов на российский и казахский кредиты. Наши потери из-за неначисления
кредитов видны на фоне Омана, предоставившего КТК при его создании кредит в
86,5 млн.долл., но добившегося начисления на них процентов, в результате чего
сегодня КТК должен ему около 170 млн.долл..
В результате «ошибок» при составлении ТЭО и изменения налогового
законодательства России (отрицательные курсовые разницы от переоценки кредитов
стали относиться на убытки предприятия) убытки КТК, по имеющимся данным, на
начало 2002 года составили почти 20 млрд.руб., а за 2002 год - еще почти 15
млрд.руб.. При этом уставной капитал КТК ничтожен и составляет 1,2 млн.руб..
РФФИ - акционер КТК от России - фактически не занимается защитой интересов
России не только от экономического грабежа, которым обернулся этот
многообещающий проект, но и при решении многочисленных юридических проблем.
Прежде всего, «КТК-Р» функционирует без юридических оснований, так как
соглашение о его создании не ратифицировано и, более того, не может быть
ратифицировано, так как, как было показано выше, прямо противоречит Закону «Об
акционерных обществах».
Так как договор о создании «КТК-Р» не ратифицирован, он не является
международным договором, положения которого имеют приоритет над положениями
российского законодательства. Это означает, что «КТК-Р» является субъектом
естественной монополии по российскому законодательству и, в частности, тариф на
прокачку нефти по его российской части должен устанавливаться ФЭК России. Между
тем договор о создании «КТК-Р» прямо предусматривает, что тариф может
изменяться только при согласии всех акционеров.
Принципиально важно, что признание «КТК-Р» естественной монополией по
российским законам и установление тарифа по прокачке нефти ФЭК России (без
учета положений договора об образовании «КТК-Р») в финансовом отношении выгодно
России, так как позволит улучшить финансовое состояние «КТК-Р» за счет
повышения тарифа. Это приблизит срок окупаемости проекта и время, когда Россия
сможет получать не только выплаты по кредиту, но и дивиденды. Улучшение
финансового положения России осуществляется при этом за счет нефтедобывающих
компаний, участвующих в КТК, в том числе и российских.
Однако само обсуждение этого вопроса является табу не только для частных
инвесторов проекта, но и для российского правительства.
Более того: весной 2002 года руководство КТК потребовало одобрения акционерами
«КТК-Р» (в том числе правительством России) завышения установленных текущих
затрат более чем на 20 млн.долл., мотивируя это неисполнением обязательств
российскими проектировщиками. Это объяснение звучит откровенным
издевательством, так как, по имеющимся данным, «КТК-Р» давно отказалось от
услуг российских проектировщиков. Более того: на собрании акционеров весной
2002 года представители КТК никак не смогли мотивировать свое предложение об
увеличении его бюджета.
Запрошенная сумма дополнительных расходов очень велика. Так, она достаточна для
строительства «с нуля» трех нефтеперекачивающих станций - всех станций, которые
вообще когда-либо строились на КТК.
В соответствии с первоначальным проектом, для обеспечения экспорта российской
нефти КТК должен был быть соединен с системой «Транснефти» перемычкой длиной 80 км. (в районе Кропоткина).
«Транснефть» не реализует этот проект не только из-за отсутствия
заинтересованности в транспортировке по КТК нефти российских компаний, не
являющихся его акционерами, но и, вероятно, из-за того, что оно не было
назначено оператором КТК. По договору акционеров КТК, «Транснефть» должна была
быть назначена им по взаимоприемлемому договору, однако другой пункт договора
акционеров КТК оставлял за КТК все коммерческие вопросы, связанные с
деятельностью оператора, так что «Транснефти» оставалась только деятельность по
физической эксплуатации нефтепровода. «Транснефть», попавшая в юридическую
ловушку, настаивала на своих правах, КТК возражал, и в июле 2000 года акционеры
приняли решение (причем РФФИ от имени России голосовал «за»), передающее
обеспечение эксплуатации КТК самому КТК.
Согласно договору акционеров КТК, при нехватке средств на покрытие текущих
расходов акционер от правительства России обязан профинансировать нехватку
оборотного капитала (в размере 24% суммы нехватки). В случае невыплаты им этой
суммы или ее части на его задолженность начисляется 6% годовых. Эта
задолженность может погашаться за счет причитающихся России выплат КТК, но сам
факт внесения такого пункта в договор свидетельствует о недоверии его
составителей к собственному ТЭО.
В Договоре о займе члена-основателя от 16.05.97., заключенного между «КТК-Р» и
«КТК-К» (как заемщиками) и Госкомимуществом России и РФИИ (как кредиторами)
установлено, что для погашения эксплуатационных издержек заемщик может
потребовать, а кредитор обязан предоставить кредит.
При этом кредитор отказывается от права обращаться в суд для взыскания
задолженности с заемщика или признания его банкротом, пока аналогичные
требования не предъявят другие кредиторы (нефтяные компании - акционеры КТК или
международная финансовая организация).
Указанные договоры составлены по английскому праву, разрешение связанных с ними
споров отнесено к компетенции арбитражного суда в Стокгольме.
По имеющимся данным, КТК может столкнуться со значительным дефицитом
оборотных средств уже в 2003 году (если уже не столкнулся с ними в 2002), что
может вызвать требования дополнительного финансирования в адрес России
практически в любой момент.
Руководство США жестко лоббирует интересы КТК, не стесняясь адресовать
российским лидерам сильные, чтобы не сказать грубые и балансирующие на грани
прямых угроз, выражения. Если суммировать ряд обращений, сделанных в последние
годы на различных уровнях, позицию США можно выразить следующим образом:
· · в проблемах КТК обвиняется не алчность разработчиков соответствующих юридических конструкций и непрофессионализм составителей ТЭО, но исключительно и непосредственно правительство России;
· · принадлежность КТК в соответствии с российским законодательством к сфере естественных монополий отрицается, так как признание данной принадлежности «будет неприемлемым для инвестиционного сообщества»;
· · выражается требование «окончательного решения» проблемы КТК;
· · в одном из документов указывается: «вызванные недальновидностью преграды, с которыми столкнулся КТК, могут подорвать достижение наших общих целей», а «пересмотр условий контрактов с КТК … серьезно повредил бы нашим отношениям и привел бы к большим затруднениям для Правительства России».
Казахстан, по данным казахских
специалистов, вполне неожиданно для себя столкнулся с по сути дела
ультимативными требованиями «Шеврона» о существенном изменении в пользу
последнего условий сотрудничества по КТК (которые, как видно из материалов
врезки, и так исключительно невыгодны для него) под страхом его полного
прекращения и ухода этой корпорации из страны.
И даже знаменитейший проект строительства трубопровода «Баку-Джейхан»,
политически исключительно значимый и направленный на дальнейшее кардинальное
ослабление России и недопущение самой возможности восстановления ее влияния в
Закавказье за счет транспортировки каспийской нефти в обход ее территории,
также начал понемногу тормозиться.
Причины этого просты: с экономической точки зрения выгодность этих проектов
весьма сомнительна и как минимум не идет ни в какое сравнение с выгодностью
проектов, связанных с освоением Ирака. С политической же точки зрения
установление регионального доминирования, на которое нацелены эти проекты,
оказывается и вовсе задачей позавчерашнего дня.
С одной стороны, такое доминирование уже давно достигнуто не на экономической,
а на военной основе - при помощи ввода войск в Среднюю Азию под прикрытием
необходимости борьбы с афганскими талибами. С другой стороны, агрессия
против Ирака должна упрочить американское глобальное доминирование до степени,
из которого доминирование в любом приглянувшемся им регионе мира вытекает
автоматически и не требует каких-либо дополнительных усилий.
Это является минимальным результатом, на который рассчитывали США, развязывая
агрессию против Ирака.
Справедливости ради следует отметить, что, по крайней мере, на первых порах
после сокрушения Ирака (когда еще не будет осуществлена идея реструктуризации
мирового рынка нефти с разделением его на два сектора, ориентированные на США и
остальной мир, - если, конечно, до столь глубоких и экстремальных преобразований
вообще дойдет дело) американская агрессия приведет к весьма существенному
смягчению структурного кризиса мировой экономики при помощи воздействия на
единственный подающийся краткосрочному регулированию фактор этого кризиса -
высокие мировые цены на нефть.