7.2.2. Мобильность важнейших ресурсов: от созидательного сотрудничества к деструктивному

Не менее важной и уж во всяком случае куда более фундаментальной частью влияния современных информационных технологий на международную конкурентную борьбу следует признать вызванное их распространением изменение важнейших ресурсов общественного развития.
Принципиально значимым представляется тот самоочевидный, но недостаточно осмысленный современными исследователями факт, что в новом, информационном, постиндустриальном мире важнейшие ресурсы общественного развития перестают быть привязанными к определенной территории и становятся мобильными.
Главным ресурсом развития, которым еще недавно служило пространство с относительно жестко закрепленными на нем людьми и производством, становятся относительно мобильные благодаря господству информационных технологий и демократических стандартов финансы и интеллект, легко перетекающие с территории на территорию. Именно по этой причине развитие информационных технологий и вызываемая ими глобализация означают смерть «учения о жизненном пространстве» - геополитики.
В силу этих изменений традиционный для российской истории призыв к «новым варягам» из развитых стран «придите и правьте» в 90-е годы ХХ века уже не имел того в целом позитивного смысла, который, возможно, заключался в нем на заре российской истории.
Так как новые ключевые ресурсы развития больше не имеют однозначной территориальной «привязки», сегодня эффективное освоение практически любой территории наиболее передовым, информатизированным обществом состоит уже не в оздоровлении и развитии находящегося на ней общества. Напротив: изменение ресурсов развития диктует и коренное изменение характера освоения. Сегодня оно во все большей степени заключается в обособлении внутри осваиваемого общества с последующим изъятием из него основной части здоровых и прогрессивных элементов, то есть людей - носителей финансов и интеллекта.
При таком освоении прогресс более развитого, «осваивающего» общества во многом идет за счет нарастающей деградации «осваиваемого», причем масштабы деградации разрушаемого общества и утраты его культуры, как это обычно бывает при «развитии за счет разрушения», существенно превосходят выигрыш в культуре и прогрессе более развитого общества.
Этим освоение эпохи глобализации принципиально отличается от «старого доброго» колониализма - как традиционного, основанного на прямом политическом господстве (наиболее распространенным до Второй Мировой войны), так и неоколониализма, основанного на экономическом господстве при предоставлении формальной политической самостоятельности (развившемся после Второй Мировой войны в результате ослабления традиционных колониальных держав и качественного усиления США и СССР).
Колониальная держава, даже заинтересованная только в разработке недр, поневоле втягивается в комплексное освоение территории, а затем и в обеспечение ее социального прогресса. Ведь самое простое производство требует местных рабочих, которым надо обеспечить минимальное образование и здравоохранение. Туземные специалисты также дешевле командированных из метрополии, не говоря уже о наличии у них дополнительной мотивации; подготовка же этих специалистов (потребности которых в образовании, здравоохранении и досуге качественно выше, чем у рабочих) означает уже создание местной интеллигенции и объективно требует формирования и развития социума.
Конечно, такое комплексное освоение территории имеет тенденцию к неконтролируемому выходу за пределы первоначальной мотивации (освоение полезных ископаемых) и ведет к чрезмерным затратам. Именно затратность и потребность в снижении издержек и представляется фундаментальной причиной краха традиционных колониальных держав и переходу к нео- или экономическому колониализму, инициированному под эгидой прежде всего США.
Неоколониализм снижает издержки на освоение той или иной территории путем перекладывания расходов на организацию ее политической жизни и социального развития на саму эту территорию.
В силу незрелости местных обществ они оказываются неприспособленными к самостоятельному развитию и перекладывают часть расходов на него, - хотя и меньшую, чем при традиционном колониализме, - обратно на осваивающие общества. Наиболее убедительное проявление этой незрелости, не позволяющей развиваться самостоятельно, дает нам современная Африка, прекратившаяся с завершением «холодной войны» в вымирающий континент, а также развитие государств на территории бывшего СССР.
Таким образом, снижение издержек при неоколониализме сопровождается и снижением эффективности организации общественной жизни на осваиваемых территориях. В условиях глобального противостояния между двумя блоками дотирование социального прогресса было вынужденной необходимостью, связанной со сдерживанием противника.
Победа в «холодной войне» и уничтожение социалистического лагеря избавили развитые страны от этой необходимости и в сочетании с распространением современных информационных технологий позволили еще больше снизить издержки, открыв двери третьему этапу колониализма - колониализму эпохи глобализации.
Этот колониализм отказывается от самой идеи развития территорий и превращает развитие как таковое в исключительную привилегию сегодня развитых, а завтра, возможно, и лишь наиболее развитых стран. Свойственное ему развитие за счет чужой деградации всегда является «игрой с отрицательной суммой» в чистом виде. В этом его коренное отличие от относительно гармоничных процессов традиционного колониального развития, сопровождавшихся достаточно глубоким оцивилизовыванием колоний.
Таким образом, распространение информационных технологий качественно изменило относительную ценность ресурсов, выдвинув на первый план наиболее мобильные интеллект и финансы. Это, в свою очередь, в корне изменило характер преобладающей модели стратегического сотрудничества между развитыми и развивающимися странами: созидательное освоение вторых первыми при помощи прямых инвестиций во все большей степени уступает место разрушительному, деструктивному освоению при помощи изъятия финансовых и интеллектуальных ресурсов.
Для более полного осмысления реалий такого освоения следует уточнить, что объективной (и практически единственной) предпосылкой как для быстрой концентрации капитала, так и для наиболее быстрого и окончательного отрыва его (наряду с интеллектом) от национальной почвы является глубокий и по возможности представляющийся наиболее безысходным системный общественный кризис - как социально-экономический, так и политический.
Ведь, чтобы обрести необходимую для использования в современных информационных технологий мобильность, и капитал, и интеллект в массе своей должны прежде всего отчаяться в возможности приемлемого применения на своей родине. В противном случае их избавление от собственного национального облика займет неприемлемо много для процессов глобальной конкуренции времени и, скорее всего, будет недостаточно окончательным.
Следует особо отметить, что на практике весьма эффективным, радикально ускоряющим процесс выделения из общества его финансовых и интеллектуальных ресурсов и потому неминуемо широко применяемым механизмом обособления являются провокационные (в том числе и стихийные, не до конца сознаваемые теми, кто их использует) методы обособления и изъятия.
Они заключаются в активном поощрении всех черт, которые не просто выделяют привлекательные для развитой страны элементы «осваиваемого» или просто отсталого и потому подлежащего освоению общества из его основной части, но и являются принципиально неприемлемыми для нее. Вызываемое (а точнее - усиливаемое) таким образом отторжение привлекательных для развитых стран элементов «осваиваемого» общества кардинально облегчает изъятие из этого общества его наиболее прогрессивной части. Примером могут служить приписываемые Эйзенхауэру проницательные слова о том, что беспощадное подавление Советским Союзом венгерской революции 1956 года отдало «свободному миру» лучшую часть венгерской молодежи, вынужденную покинуть родину ([8]).
Осмысление реалий и последствий описанного изменения формы сотрудничества между развитыми и развивающимися обществами породило шокирующее, но бесспорное и применяющееся в практическом прогнозировании понятие «конченых стран». К ним относятся страны, подвергнувшиеся разрушающему воздействию нового, «информационного» империализма. Результатом становится утрата ими - по всей вероятности, безвозвратная - не только важнейших, интеллектуальных и финансовых ресурсов развития, но и самой способности их производить. Понятно, что такое развитие событий если и не полностью, то, во всяком случае, на весьма длительные сроки лишает их всякой исторической перспективы.
Добавим, что происходящая при этом утрата или, по крайней мере, упадок национальной культуры дополнительно ослабляет сопротивляемость этих стран информационному воздействию их мировых конкурентов.
Описанная деградация международного сотрудничества и его реальных целей была наиболее убедительно и полно проанализирована на примере «освоения наследства» свежераспавшегося СССР развитыми странами. В этом свете представляется весьма интересным и значимым, что непосредственной причиной бурного развития и распространения информационных технологий, вызвавшего указанную деградацию, стало именно глобальное поражение самого Советского Союза в «холодной войне».
Связь между этими событиями не имеет отношения к конспирологии: поражение и последовавший за ним распад СССР вполне естественным образом дал развитым странам столь концентрированную и качественную финансовую и особенно интеллектуальную подпитку, что они смогли «на его костях» кардинально ускорить свое развитие. Различие стратегических ориентаций и, соответственно, возможностей и перспектив развитых стран Европы, с одной стороны, и США, с другой, лучше всего показывает то, что первые впитали преимущественно финансы, в то время как вторые - преимущественно интеллект.
Победив в «холодной войне», развитые страны отнюдь не ограничились простым уничтожением своего глобального противника, как все еще принято думать. Победители сделали гораздо большее: они захватили и освоили его наиболее важные в новых условиях ресурсы - правда, использовавшиеся им из рук вон плохо. (Ключевым внутренним противоречием социализма, с точки зрения организации управления, было то, что он, готовя наилучшие в мире человеческие ресурсы, использовал их заведомо наихудшим способом. Именно это было непосредственной причиной имманентной враждебности советской элиты и среднего класса - в первую очередь интеллигенции - к собственному государству, собственной идеологии и, в конечном счете, собственной стране).
Освоив ресурсы СССР, развитые страны не просто придали импульс собственному технологическому и политическому прогрессу, но и - что значительно более важно - кардинально усилили свой отрыв от остального мира. При этом они создали и прочно закрепили, в том числе и институционально, описанную выше деструктивную модель международного экономического взаимодействия - наиболее успешную для себя и наиболее разрушительную для большинства остальных стран мира.

Не менее важной и уж во всяком случае куда более фундаментальной частью влияния современных информационных технологий на международную конкурентную борьбу следует признать вызванное их распространением изменение важнейших ресурсов общественного развития.
Принципиально значимым представляется тот самоочевидный, но недостаточно осмысленный современными исследователями факт, что в новом, информационном, постиндустриальном мире важнейшие ресурсы общественного развития перестают быть привязанными к определенной территории и становятся мобильными.
Главным ресурсом развития, которым еще недавно служило пространство с относительно жестко закрепленными на нем людьми и производством, становятся относительно мобильные благодаря господству информационных технологий и демократических стандартов финансы и интеллект, легко перетекающие с территории на территорию. Именно по этой причине развитие информационных технологий и вызываемая ими глобализация означают смерть «учения о жизненном пространстве» - геополитики.
В силу этих изменений традиционный для российской истории призыв к «новым варягам» из развитых стран «придите и правьте» в 90-е годы ХХ века уже не имел того в целом позитивного смысла, который, возможно, заключался в нем на заре российской истории.
Так как новые ключевые ресурсы развития больше не имеют однозначной территориальной «привязки», сегодня эффективное освоение практически любой территории наиболее передовым, информатизированным обществом состоит уже не в оздоровлении и развитии находящегося на ней общества. Напротив: изменение ресурсов развития диктует и коренное изменение характера освоения. Сегодня оно во все большей степени заключается в обособлении внутри осваиваемого общества с последующим изъятием из него основной части здоровых и прогрессивных элементов, то есть людей - носителей финансов и интеллекта.
При таком освоении прогресс более развитого, «осваивающего» общества во многом идет за счет нарастающей деградации «осваиваемого», причем масштабы деградации разрушаемого общества и утраты его культуры, как это обычно бывает при «развитии за счет разрушения», существенно превосходят выигрыш в культуре и прогрессе более развитого общества.
Этим освоение эпохи глобализации принципиально отличается от «старого доброго» колониализма - как традиционного, основанного на прямом политическом господстве (наиболее распространенным до Второй Мировой войны), так и неоколониализма, основанного на экономическом господстве при предоставлении формальной политической самостоятельности (развившемся после Второй Мировой войны в результате ослабления традиционных колониальных держав и качественного усиления США и СССР).
Колониальная держава, даже заинтересованная только в разработке недр, поневоле втягивается в комплексное освоение территории, а затем и в обеспечение ее социального прогресса. Ведь самое простое производство требует местных рабочих, которым надо обеспечить минимальное образование и здравоохранение. Туземные специалисты также дешевле командированных из метрополии, не говоря уже о наличии у них дополнительной мотивации; подготовка же этих специалистов (потребности которых в образовании, здравоохранении и досуге качественно выше, чем у рабочих) означает уже создание местной интеллигенции и объективно требует формирования и развития социума.
Конечно, такое комплексное освоение территории имеет тенденцию к неконтролируемому выходу за пределы первоначальной мотивации (освоение полезных ископаемых) и ведет к чрезмерным затратам. Именно затратность и потребность в снижении издержек и представляется фундаментальной причиной краха традиционных колониальных держав и переходу к нео- или экономическому колониализму, инициированному под эгидой прежде всего США.
Неоколониализм снижает издержки на освоение той или иной территории путем перекладывания расходов на организацию ее политической жизни и социального развития на саму эту территорию.
В силу незрелости местных обществ они оказываются неприспособленными к самостоятельному развитию и перекладывают часть расходов на него, - хотя и меньшую, чем при традиционном колониализме, - обратно на осваивающие общества. Наиболее убедительное проявление этой незрелости, не позволяющей развиваться самостоятельно, дает нам современная Африка, прекратившаяся с завершением «холодной войны» в вымирающий континент, а также развитие государств на территории бывшего СССР.
Таким образом, снижение издержек при неоколониализме сопровождается и снижением эффективности организации общественной жизни на осваиваемых территориях. В условиях глобального противостояния между двумя блоками дотирование социального прогресса было вынужденной необходимостью, связанной со сдерживанием противника.
Победа в «холодной войне» и уничтожение социалистического лагеря избавили развитые страны от этой необходимости и в сочетании с распространением современных информационных технологий позволили еще больше снизить издержки, открыв двери третьему этапу колониализма - колониализму эпохи глобализации.
Этот колониализм отказывается от самой идеи развития территорий и превращает развитие как таковое в исключительную привилегию сегодня развитых, а завтра, возможно, и лишь наиболее развитых стран. Свойственное ему развитие за счет чужой деградации всегда является «игрой с отрицательной суммой» в чистом виде. В этом его коренное отличие от относительно гармоничных процессов традиционного колониального развития, сопровождавшихся достаточно глубоким оцивилизовыванием колоний.
Таким образом, распространение информационных технологий качественно изменило относительную ценность ресурсов, выдвинув на первый план наиболее мобильные интеллект и финансы. Это, в свою очередь, в корне изменило характер преобладающей модели стратегического сотрудничества между развитыми и развивающимися странами: созидательное освоение вторых первыми при помощи прямых инвестиций во все большей степени уступает место разрушительному, деструктивному освоению при помощи изъятия финансовых и интеллектуальных ресурсов.
Для более полного осмысления реалий такого освоения следует уточнить, что объективной (и практически единственной) предпосылкой как для быстрой концентрации капитала, так и для наиболее быстрого и окончательного отрыва его (наряду с интеллектом) от национальной почвы является глубокий и по возможности представляющийся наиболее безысходным системный общественный кризис - как социально-экономический, так и политический.
Ведь, чтобы обрести необходимую для использования в современных информационных технологий мобильность, и капитал, и интеллект в массе своей должны прежде всего отчаяться в возможности приемлемого применения на своей родине. В противном случае их избавление от собственного национального облика займет неприемлемо много для процессов глобальной конкуренции времени и, скорее всего, будет недостаточно окончательным.
Следует особо отметить, что на практике весьма эффективным, радикально ускоряющим процесс выделения из общества его финансовых и интеллектуальных ресурсов и потому неминуемо широко применяемым механизмом обособления являются провокационные (в том числе и стихийные, не до конца сознаваемые теми, кто их использует) методы обособления и изъятия.
Они заключаются в активном поощрении всех черт, которые не просто выделяют привлекательные для развитой страны элементы «осваиваемого» или просто отсталого и потому подлежащего освоению общества из его основной части, но и являются принципиально неприемлемыми для нее. Вызываемое (а точнее - усиливаемое) таким образом отторжение привлекательных для развитых стран элементов «осваиваемого» общества кардинально облегчает изъятие из этого общества его наиболее прогрессивной части. Примером могут служить приписываемые Эйзенхауэру проницательные слова о том, что беспощадное подавление Советским Союзом венгерской революции 1956 года отдало «свободному миру» лучшую часть венгерской молодежи, вынужденную покинуть родину ([8]).
Осмысление реалий и последствий описанного изменения формы сотрудничества между развитыми и развивающимися обществами породило шокирующее, но бесспорное и применяющееся в практическом прогнозировании понятие «конченых стран». К ним относятся страны, подвергнувшиеся разрушающему воздействию нового, «информационного» империализма. Результатом становится утрата ими - по всей вероятности, безвозвратная - не только важнейших, интеллектуальных и финансовых ресурсов развития, но и самой способности их производить. Понятно, что такое развитие событий если и не полностью, то, во всяком случае, на весьма длительные сроки лишает их всякой исторической перспективы.
Добавим, что происходящая при этом утрата или, по крайней мере, упадок национальной культуры дополнительно ослабляет сопротивляемость этих стран информационному воздействию их мировых конкурентов.
Описанная деградация международного сотрудничества и его реальных целей была наиболее убедительно и полно проанализирована на примере «освоения наследства» свежераспавшегося СССР развитыми странами. В этом свете представляется весьма интересным и значимым, что непосредственной причиной бурного развития и распространения информационных технологий, вызвавшего указанную деградацию, стало именно глобальное поражение самого Советского Союза в «холодной войне».
Связь между этими событиями не имеет отношения к конспирологии: поражение и последовавший за ним распад СССР вполне естественным образом дал развитым странам столь концентрированную и качественную финансовую и особенно интеллектуальную подпитку, что они смогли «на его костях» кардинально ускорить свое развитие. Различие стратегических ориентаций и, соответственно, возможностей и перспектив развитых стран Европы, с одной стороны, и США, с другой, лучше всего показывает то, что первые впитали преимущественно финансы, в то время как вторые - преимущественно интеллект.
Победив в «холодной войне», развитые страны отнюдь не ограничились простым уничтожением своего глобального противника, как все еще принято думать. Победители сделали гораздо большее: они захватили и освоили его наиболее важные в новых условиях ресурсы - правда, использовавшиеся им из рук вон плохо. (Ключевым внутренним противоречием социализма, с точки зрения организации управления, было то, что он, готовя наилучшие в мире человеческие ресурсы, использовал их заведомо наихудшим способом. Именно это было непосредственной причиной имманентной враждебности советской элиты и среднего класса - в первую очередь интеллигенции - к собственному государству, собственной идеологии и, в конечном счете, собственной стране).
Освоив ресурсы СССР, развитые страны не просто придали импульс собственному технологическому и политическому прогрессу, но и - что значительно более важно - кардинально усилили свой отрыв от остального мира. При этом они создали и прочно закрепили, в том числе и институционально, описанную выше деструктивную модель международного экономического взаимодействия - наиболее успешную для себя и наиболее разрушительную для большинства остальных стран мира.