10.2.1. Региональная глобализация: слабая, но единственная альтернатива

Наиболее действенное сопротивление глобальной интеграции оказывают отнюдь не те, кто в наибольшей степени страдает от них: у них просто не остается ресурсов для защиты, а часто и для осознания собственных интересов. Отстаивать свое будущее могут лишь те, кто силен, - другие, относительно обособленные от США развитые страны, чье отставание от лидера относительно невелико.
Ориентируясь прежде всего на поддержание внутреннего единства и обеспечение собственных интересов, ближайшие конкуренты США - развитые страны Европы стихийно выработали политику не глобальной, а долгосрочной региональной интеграции. При такой интеграции в глобальной конкуренции участвуют не отдельные страны, силы которых заведомо недостаточны для нее, а целые группы стран, поддерживающих и взаимодополняющих друг друга.
Региональная интеграция, в отличие от глобальной, объективно направлена не на подавление, а на сберегание и развитие отстающих стран, наиболее полное и рациональное использование их ресурсов, обычно недостаточных для самостоятельного участия в глобальной конкуренции. Тем самым эти страны получают возможность найти свое место в новом мировом хозяйстве. В объединенной Европе вдохновляющими примерами слабых стран, которые не имели шансов на успех в мировой конкуренции, но воспряли и «стали на ноги» благодаря поддержке других стран региона, представляются Испания и, в меньшей степени, Ирландия и Греция. Из постсоциалистических стран блистательно использует новую возможность Словения.
Предоставляя отстающим странам реальный исторический шанс, региональная интеграция играет значительную роль в развитии всего человечества. Она поддерживает относительно высокий уровень его внутреннего разнообразия, а тем самым - и устойчивости (ведь известно, что устойчивость всякого вида прямо пропорциональна степени его внутреннего разнообразия).
Однако по этим же причинам сама идеология региональной интеграции вступает в «лобовое», непримиримое противоречие с исповедуемой США и насаждаемой ими либеральной идеологией глобальной интеграции. Это идеологическое противостояние поддерживает стратегическую напряженность между США и Евросоюзом ничуть не меньше, чем обычная экономическая конкуренция.
Региональная интеграция успешна, лишь если ее «двигателем» становятся сильные участники глобальной конкуренции. Ведь, чем слабее общества того или иного региона, тем более проницаемы его экономические границы для глобальной конкуренции, - и тем менее эффективна региональная интеграция. Именно поэтому она достигла успеха лишь в Североамериканской зоне свободной торговли (НАФТА) и Европе; попытки, предпринимавшиеся в Латинской Америке, Юго-Восточной Азии, на постсоциалистическом и постсоветском пространстве и даже в Африке приносили либо ограниченные плоды, либо разочарования.
Вместе с тем кризис развитых экономик мира и сохраняющаяся с весны 2000 года неопределенность их перспектив (в первую очередь перспектив США) способствует интенсификации региональной конкуренции, так как успешные экономики, ориентированные на экспорт в развитые страны, стремятся компенсировать сокращение этого экспорта за счет углубления регионализации.
В 2002 году это активизировало усилия по развертыванию региональной интеграции, в первую очередь в Европе - в рамках расширяющегося Евросоюза, в Юго-Восточной Азии - в рамках АСЕАН и на постсоветском пространстве - в рамках ЕврАзЭС. Усиление регионализации подкрепило развивающиеся страны, доля которых в мировом ВВП за 2002 год выросла более чем на 2,5% ВВП, а в мировом экспорте - более чем на 12 процентных пунктов (в основном, впрочем, за счет удорожания нефти).
Тем не менее успех достигнут за счет формирования нового «ядра» региональной интеграции в Юго-Восточной Азии, вокруг крепнущей китайской экономики. Он свидетельствует о возможности появления на базе АСЕАН второго после Евросоюза устойчивого регионального экономического союза, противостоящего США, но лишь подтверждает тезис об ограниченности возможностей региональной интеграции как альтернативы интеграции глобальной, вызванной потребностью в сильном интеграционном «ядре».

10.2.2. Дробление субъектов конкуренции
Ограниченность единственной позитивной альтернативы разрушительности глобальной конкуренции в сочетании с упрощением и удешевлением коммуникаций породили качественно новое явление - изменение характера глобальной конкуренции путем расширения спектра ее субъектов, в том числе и за счет труднонаблюдаемых и даже вовсе не поддающихся наблюдению структур.
Как было показано выше (см. параграф …), весомой и самостоятельной в экономической сфере надгосударственной силой уже давно стали глобальные монополии. Как правило, они стремятся к реализации интересов «страны базирования». Они занимают в мировой экономике «положение сильного», соответствующее положению США среди других стран, в силу чего их интересы, идеология и стиль ведения конкуренции наиболее близки к американским.
Новым элементом глобальной конкуренции стало превращение в ее субъектов отдельных регионов, которые в силу обладания значимыми ресурсами и эффективного управления оказываются более успешными, чем их страны в целом, и в ряде направлений действуют самостоятельно.
Самостоятельную роль способны играть не только экономически сильные, но и слабые регионы, превращающие низкий уровень своего развития в повод для давления на власти своей страны. Оно оказывается не только традиционными внутриполитическими методами, но и организацией активными элементами этих регионов, как правило, не связанных с их властями, демонстративных акций (в том числе террористических). Они привлекают внимание международной общественности, в сочетании с минимальными пропагандистскими усилиями формируют у нее нужную региону точку зрения и превращают ее в инструмент принуждения национальных властей к желательным для того или иного слабого региона действиям.
Так как подобные действия ухудшают конкурентные позиции страны в целом, активные силы ее экономически слабых регионов часто поддерживаются, а то и прямо направляются стратегическими конкурентами последней. Эти конкуренты, как правило, являются либо другими странами, либо глобальными монополиями.
Использование международного общественного мнения и глобальное применение технологий формирования сознания роднит политику экономически слабых регионов с действиями разнородных негосударственных и некорпоративных структур, объединенных склонностью к использованию внеэкономических методов для достижения внеэкономических целей, что позволяет использовать для их обозначения термин «внеэкономические организации».
К этим организациям, ставшим весьма влиятельной группой участников глобальной конкуренции, относятся:
· традиционные негосударственные (в другой системе терминов, неправительственные) организации, ориентированные на решение частных задач - от протеста против глобализации, защиты окружающей среды и отстаивания интересов разнообразных меньшинств до совместного досуга «по интересам»;
· религиозные организации;
· преступные организации;
· специальные службы ряда стран (в том числе и развитых), обладающие в силу различных причин значительной степенью самостоятельности.
Единственной группой этих организаций, преследующей в основном экономические задачи, являются преступные структуры, однако и они используют для достижения своих целей преимущественно внеэкономические методы действий (собственно, этим они и отличаются от традиционных законопослушных корпораций).
Деление по группам внеэкономических организаций носит условный характер; в реальной жизни они часто совмещают в себе черты различных групп. Так, многие структуры, формально ориентированные на решение частных задач, на деле стремятся к власти или влиянию, а целый ряд религиозных сект функционирует как преступные организации. Многие внеэкономические организации связаны со спецслужбами, а порой и прямо являются их неформальными филиалами или обеспечивающими структурами (особенно часто это происходит с аналитическими группами). Классической может быть признана ситуация с игорным бизнесом Японии, который, по некоторым данным, частично контролируется северокорейскими преступными структурами. Часть прибылей последних от контроля за японской игорной индустрией - опять-таки, разумеется, по непроверенным данным, - инвестируется в конечном счете в ракетную и ядерную программы КНДР.
Внеэкономические организации постоянно используются - как друг другом, так и традиционными участниками глобальной конкуренции, как для решения отдельных задач, так и на системной основе, как явно, так и «втемную». Они являются важным, хотя обычно и периферийным элементом большинства глобальных монополий и сетевых структур влияния и регулирования. Однако при этом они сохраняют свой исходный характер - ориентацию на решение собственных задач и приверженность собственным методам.
Характер внеэкономических организаций делает их труднонаблюдаемыми не только в глобальном, но даже и в национальном масштабе. Соответственно, они почти не подвергаются внешнему анализу, что резко снижает риски их деятельности.
Упрощение процесса коммуникаций, позволившее создавать весьма эффективные сетевые структуры, распределенные не только в географическом, но и в правовом отношении (что позволяет минимизировать и юридический риск), резко повысило влиятельность негосударственных участников мировой конкуренции, в том числе и влиятельность внеэкономических организаций.
Более того: оно впервые позволило оказывать влияние на общество и отдельно взятому, не образующему никакой организации человеку, ранее обреченному на полное бессилие (классическим, хотя и крайним примером является случай Унабомбера).
Новая структура конкуренции, определяющая сегодня и завтра мировую среду, в которой будет жить Россия, почти не подвергается анализу. Между тем применение стандартных подходов исключает из рассмотрения целый ряд важных субъектов этой конкуренции, в том числе и перечисленные в этом параграфе виды внеэкономических организаций, и в результате делает неадекватным как анализ, так и получаемые на его основе выводы.
Горькая для всякого аналитика истина заключается в том, что современная глобальная конкуренция (частным, хотя и фундаментальным, структурирующим случаем которой является рассматриваемая в следующем параграфе конкуренция между цивилизациями), ведется разнородными и частично ненаблюдаемыми субъектами, существующими в различных плоскостях, преследующими несопоставимые цели и действующими разнородными методами. В силу фундаментальных различий в системе ценностей и образе действия они не способны понять (а порой даже и просто заметить) друг друга, что часто лишает их самой возможности прийти к долгосрочному, а не тактическому, заключаемому ради достижения локальной цели соглашению.
Общим знаменателем, к которому сводятся их усилия, является влияние на развитие человечества. В бизнесе эту роль выполняет прибыль, но глобальная конкуренция в целом носит надэкономический характер и ведется в конечном счете за навязывание миру своей модели развития и, соответственно, своих стандартов успеха или неудачи. Материальные блага оказываются не более чем естественным результатом окончательного успеха и приятным, но лишь побочным следствием успеха частичного. В этом глобальная конкуренция, несмотря на свои рыночные формы, напоминает биологическую: ее смыслом является не прибыль, но самовоспроизводство и экспансия в чистом виде.
При сопоставлении сил участников глобальной конкуренции следует ориентироваться не столько на масштаб их деятельности (хотя, как мы видели на примере ТНК в параграфе …, он сам по себе служит важным ресурсом - залогом устойчивости), сколько на масштаб «ликвидных», высвобождаемых для решения той или иной проблемы ресурсов. Учитывать необходимо все ресурсы, в том числе организационные, интеллектуальные и коммуникативные, которые участник конкуренции может высвободить для участия в ней в различные моменты и на различные сроки.
Незаменимыми ресурсами, без которых невозможен даже частичный успех, являются обладание технологиями, в первую очередь управления, и склонность к агрессии, ибо стратегическая оборона остается единственным гарантированным путем к поражению.

Пример 20.

Агрессивность как фактор конкурентоспособности
Важность готовности к агрессии как фактора конкурентоспособности наглядно видна на примере оценки политической значимости арсеналов ядерного оружия. Обладание им повышает влиятельность страны не само по себе, а лишь в сочетании с готовностью применить это оружие в тех или иных (понятно, что критических) обстоятельствах.
Так, США испытывали до сих пор еще не вполне прошедший трепет перед СССР именно потому, что не понимали психологии советского руководства и были убеждены в его готовности «в случае чего» пойти на развязывание глобальной ядерной катастрофы. Если бы американские аналитики отдавали себе отчет, до какой степени психология «лишь бы не было войны» въелась в сознание переживших эту войну старых людей, правивших СССР (по крайней мере, после Карибского кризиса), уровень страха перед нашей страной и, соответственно, уровень уважения к ней был бы совершенно иным.
Без решимости применения ядерное оружие с политической точки зрения является несуществующим, и его несчастливому обладателю остается лишь жалкий, вялый и не принимаемый всерьез шантаж более сильных конкурентов невнятной возможностью «утечки» этого оружия или перехода его под контроль более сильных политиков. Яркий пример такого поведения в 90-е годы продемонстрировало нам ельцинское руководство Россией.
Именно поэтому мизерный ядерный потенциал Индии, Пакистана и других «новых» ядерных держав (как официальных, так и нет) с политической точки зрения превосходит по своей действенности колоссальный арсенал, унаследованный Россией от СССР. Они могут получать политические дивиденды от своей атомной бомбы, даже не обладая эффективными средствами ее доставки на территорию противника, так как их лидеры демонстрируют готовность отстаивать жизненные национальные интересы даже в ущерб интересам остального человечества.
Россия же в 90-е годы лишилась этой возможности, ибо ракета, которая гарантированно не взлетит, существует не в политической жизни и не в глобальной конкуренции, но лишь в отчетности, - да и то как статья расходов.

Наиболее действенное сопротивление глобальной интеграции оказывают отнюдь не те, кто в наибольшей степени страдает от них: у них просто не остается ресурсов для защиты, а часто и для осознания собственных интересов. Отстаивать свое будущее могут лишь те, кто силен, - другие, относительно обособленные от США развитые страны, чье отставание от лидера относительно невелико.
Ориентируясь прежде всего на поддержание внутреннего единства и обеспечение собственных интересов, ближайшие конкуренты США - развитые страны Европы стихийно выработали политику не глобальной, а долгосрочной региональной интеграции. При такой интеграции в глобальной конкуренции участвуют не отдельные страны, силы которых заведомо недостаточны для нее, а целые группы стран, поддерживающих и взаимодополняющих друг друга.
Региональная интеграция, в отличие от глобальной, объективно направлена не на подавление, а на сберегание и развитие отстающих стран, наиболее полное и рациональное использование их ресурсов, обычно недостаточных для самостоятельного участия в глобальной конкуренции. Тем самым эти страны получают возможность найти свое место в новом мировом хозяйстве. В объединенной Европе вдохновляющими примерами слабых стран, которые не имели шансов на успех в мировой конкуренции, но воспряли и «стали на ноги» благодаря поддержке других стран региона, представляются Испания и, в меньшей степени, Ирландия и Греция. Из постсоциалистических стран блистательно использует новую возможность Словения.
Предоставляя отстающим странам реальный исторический шанс, региональная интеграция играет значительную роль в развитии всего человечества. Она поддерживает относительно высокий уровень его внутреннего разнообразия, а тем самым - и устойчивости (ведь известно, что устойчивость всякого вида прямо пропорциональна степени его внутреннего разнообразия).
Однако по этим же причинам сама идеология региональной интеграции вступает в «лобовое», непримиримое противоречие с исповедуемой США и насаждаемой ими либеральной идеологией глобальной интеграции. Это идеологическое противостояние поддерживает стратегическую напряженность между США и Евросоюзом ничуть не меньше, чем обычная экономическая конкуренция.
Региональная интеграция успешна, лишь если ее «двигателем» становятся сильные участники глобальной конкуренции. Ведь, чем слабее общества того или иного региона, тем более проницаемы его экономические границы для глобальной конкуренции, - и тем менее эффективна региональная интеграция. Именно поэтому она достигла успеха лишь в Североамериканской зоне свободной торговли (НАФТА) и Европе; попытки, предпринимавшиеся в Латинской Америке, Юго-Восточной Азии, на постсоциалистическом и постсоветском пространстве и даже в Африке приносили либо ограниченные плоды, либо разочарования.
Вместе с тем кризис развитых экономик мира и сохраняющаяся с весны 2000 года неопределенность их перспектив (в первую очередь перспектив США) способствует интенсификации региональной конкуренции, так как успешные экономики, ориентированные на экспорт в развитые страны, стремятся компенсировать сокращение этого экспорта за счет углубления регионализации.
В 2002 году это активизировало усилия по развертыванию региональной интеграции, в первую очередь в Европе - в рамках расширяющегося Евросоюза, в Юго-Восточной Азии - в рамках АСЕАН и на постсоветском пространстве - в рамках ЕврАзЭС. Усиление регионализации подкрепило развивающиеся страны, доля которых в мировом ВВП за 2002 год выросла более чем на 2,5% ВВП, а в мировом экспорте - более чем на 12 процентных пунктов (в основном, впрочем, за счет удорожания нефти).
Тем не менее успех достигнут за счет формирования нового «ядра» региональной интеграции в Юго-Восточной Азии, вокруг крепнущей китайской экономики. Он свидетельствует о возможности появления на базе АСЕАН второго после Евросоюза устойчивого регионального экономического союза, противостоящего США, но лишь подтверждает тезис об ограниченности возможностей региональной интеграции как альтернативы интеграции глобальной, вызванной потребностью в сильном интеграционном «ядре».

10.2.2. Дробление субъектов конкуренции
Ограниченность единственной позитивной альтернативы разрушительности глобальной конкуренции в сочетании с упрощением и удешевлением коммуникаций породили качественно новое явление - изменение характера глобальной конкуренции путем расширения спектра ее субъектов, в том числе и за счет труднонаблюдаемых и даже вовсе не поддающихся наблюдению структур.
Как было показано выше (см. параграф …), весомой и самостоятельной в экономической сфере надгосударственной силой уже давно стали глобальные монополии. Как правило, они стремятся к реализации интересов «страны базирования». Они занимают в мировой экономике «положение сильного», соответствующее положению США среди других стран, в силу чего их интересы, идеология и стиль ведения конкуренции наиболее близки к американским.
Новым элементом глобальной конкуренции стало превращение в ее субъектов отдельных регионов, которые в силу обладания значимыми ресурсами и эффективного управления оказываются более успешными, чем их страны в целом, и в ряде направлений действуют самостоятельно.
Самостоятельную роль способны играть не только экономически сильные, но и слабые регионы, превращающие низкий уровень своего развития в повод для давления на власти своей страны. Оно оказывается не только традиционными внутриполитическими методами, но и организацией активными элементами этих регионов, как правило, не связанных с их властями, демонстративных акций (в том числе террористических). Они привлекают внимание международной общественности, в сочетании с минимальными пропагандистскими усилиями формируют у нее нужную региону точку зрения и превращают ее в инструмент принуждения национальных властей к желательным для того или иного слабого региона действиям.
Так как подобные действия ухудшают конкурентные позиции страны в целом, активные силы ее экономически слабых регионов часто поддерживаются, а то и прямо направляются стратегическими конкурентами последней. Эти конкуренты, как правило, являются либо другими странами, либо глобальными монополиями.
Использование международного общественного мнения и глобальное применение технологий формирования сознания роднит политику экономически слабых регионов с действиями разнородных негосударственных и некорпоративных структур, объединенных склонностью к использованию внеэкономических методов для достижения внеэкономических целей, что позволяет использовать для их обозначения термин «внеэкономические организации».
К этим организациям, ставшим весьма влиятельной группой участников глобальной конкуренции, относятся:
· традиционные негосударственные (в другой системе терминов, неправительственные) организации, ориентированные на решение частных задач - от протеста против глобализации, защиты окружающей среды и отстаивания интересов разнообразных меньшинств до совместного досуга «по интересам»;
· религиозные организации;
· преступные организации;
· специальные службы ряда стран (в том числе и развитых), обладающие в силу различных причин значительной степенью самостоятельности.
Единственной группой этих организаций, преследующей в основном экономические задачи, являются преступные структуры, однако и они используют для достижения своих целей преимущественно внеэкономические методы действий (собственно, этим они и отличаются от традиционных законопослушных корпораций).
Деление по группам внеэкономических организаций носит условный характер; в реальной жизни они часто совмещают в себе черты различных групп. Так, многие структуры, формально ориентированные на решение частных задач, на деле стремятся к власти или влиянию, а целый ряд религиозных сект функционирует как преступные организации. Многие внеэкономические организации связаны со спецслужбами, а порой и прямо являются их неформальными филиалами или обеспечивающими структурами (особенно часто это происходит с аналитическими группами). Классической может быть признана ситуация с игорным бизнесом Японии, который, по некоторым данным, частично контролируется северокорейскими преступными структурами. Часть прибылей последних от контроля за японской игорной индустрией - опять-таки, разумеется, по непроверенным данным, - инвестируется в конечном счете в ракетную и ядерную программы КНДР.
Внеэкономические организации постоянно используются - как друг другом, так и традиционными участниками глобальной конкуренции, как для решения отдельных задач, так и на системной основе, как явно, так и «втемную». Они являются важным, хотя обычно и периферийным элементом большинства глобальных монополий и сетевых структур влияния и регулирования. Однако при этом они сохраняют свой исходный характер - ориентацию на решение собственных задач и приверженность собственным методам.
Характер внеэкономических организаций делает их труднонаблюдаемыми не только в глобальном, но даже и в национальном масштабе. Соответственно, они почти не подвергаются внешнему анализу, что резко снижает риски их деятельности.
Упрощение процесса коммуникаций, позволившее создавать весьма эффективные сетевые структуры, распределенные не только в географическом, но и в правовом отношении (что позволяет минимизировать и юридический риск), резко повысило влиятельность негосударственных участников мировой конкуренции, в том числе и влиятельность внеэкономических организаций.
Более того: оно впервые позволило оказывать влияние на общество и отдельно взятому, не образующему никакой организации человеку, ранее обреченному на полное бессилие (классическим, хотя и крайним примером является случай Унабомбера).
Новая структура конкуренции, определяющая сегодня и завтра мировую среду, в которой будет жить Россия, почти не подвергается анализу. Между тем применение стандартных подходов исключает из рассмотрения целый ряд важных субъектов этой конкуренции, в том числе и перечисленные в этом параграфе виды внеэкономических организаций, и в результате делает неадекватным как анализ, так и получаемые на его основе выводы.
Горькая для всякого аналитика истина заключается в том, что современная глобальная конкуренция (частным, хотя и фундаментальным, структурирующим случаем которой является рассматриваемая в следующем параграфе конкуренция между цивилизациями), ведется разнородными и частично ненаблюдаемыми субъектами, существующими в различных плоскостях, преследующими несопоставимые цели и действующими разнородными методами. В силу фундаментальных различий в системе ценностей и образе действия они не способны понять (а порой даже и просто заметить) друг друга, что часто лишает их самой возможности прийти к долгосрочному, а не тактическому, заключаемому ради достижения локальной цели соглашению.
Общим знаменателем, к которому сводятся их усилия, является влияние на развитие человечества. В бизнесе эту роль выполняет прибыль, но глобальная конкуренция в целом носит надэкономический характер и ведется в конечном счете за навязывание миру своей модели развития и, соответственно, своих стандартов успеха или неудачи. Материальные блага оказываются не более чем естественным результатом окончательного успеха и приятным, но лишь побочным следствием успеха частичного. В этом глобальная конкуренция, несмотря на свои рыночные формы, напоминает биологическую: ее смыслом является не прибыль, но самовоспроизводство и экспансия в чистом виде.
При сопоставлении сил участников глобальной конкуренции следует ориентироваться не столько на масштаб их деятельности (хотя, как мы видели на примере ТНК в параграфе …, он сам по себе служит важным ресурсом - залогом устойчивости), сколько на масштаб «ликвидных», высвобождаемых для решения той или иной проблемы ресурсов. Учитывать необходимо все ресурсы, в том числе организационные, интеллектуальные и коммуникативные, которые участник конкуренции может высвободить для участия в ней в различные моменты и на различные сроки.
Незаменимыми ресурсами, без которых невозможен даже частичный успех, являются обладание технологиями, в первую очередь управления, и склонность к агрессии, ибо стратегическая оборона остается единственным гарантированным путем к поражению.

Пример 20.

Агрессивность как фактор конкурентоспособности
Важность готовности к агрессии как фактора конкурентоспособности наглядно видна на примере оценки политической значимости арсеналов ядерного оружия. Обладание им повышает влиятельность страны не само по себе, а лишь в сочетании с готовностью применить это оружие в тех или иных (понятно, что критических) обстоятельствах.
Так, США испытывали до сих пор еще не вполне прошедший трепет перед СССР именно потому, что не понимали психологии советского руководства и были убеждены в его готовности «в случае чего» пойти на развязывание глобальной ядерной катастрофы. Если бы американские аналитики отдавали себе отчет, до какой степени психология «лишь бы не было войны» въелась в сознание переживших эту войну старых людей, правивших СССР (по крайней мере, после Карибского кризиса), уровень страха перед нашей страной и, соответственно, уровень уважения к ней был бы совершенно иным.
Без решимости применения ядерное оружие с политической точки зрения является несуществующим, и его несчастливому обладателю остается лишь жалкий, вялый и не принимаемый всерьез шантаж более сильных конкурентов невнятной возможностью «утечки» этого оружия или перехода его под контроль более сильных политиков. Яркий пример такого поведения в 90-е годы продемонстрировало нам ельцинское руководство Россией.
Именно поэтому мизерный ядерный потенциал Индии, Пакистана и других «новых» ядерных держав (как официальных, так и нет) с политической точки зрения превосходит по своей действенности колоссальный арсенал, унаследованный Россией от СССР. Они могут получать политические дивиденды от своей атомной бомбы, даже не обладая эффективными средствами ее доставки на территорию противника, так как их лидеры демонстрируют готовность отстаивать жизненные национальные интересы даже в ущерб интересам остального человечества.
Россия же в 90-е годы лишилась этой возможности, ибо ракета, которая гарантированно не взлетит, существует не в политической жизни и не в глобальной конкуренции, но лишь в отчетности, - да и то как статья расходов.