12.2.2. Защита США: ограниченность финансовых инструментов

Руководство еврозоны, сосредоточившись на технических и тактических вопросах валютной интеграции Европы, упустило из виду стратегические и политические проблемы, создаваемые этой интеграцией (то есть своими собственными действиями) для США. Вызванное этим отсутствие у руководства еврозоны озабоченности дальнейшей судьбой «евро-» и «чайна-» долларов дает нам пример едва ли не самой разрушительной беспечности в истории.
Пассивность стран еврозоны в жизненно важном для них же вопросе может быть объяснена только непропорционально низкой по сравнению с уровнем их экономического развития эффективностью их анализирующих и особенно управляющих структур. Непонимание европейскими руководителями масштабы угрозы, создаваемой ими для США, фактически вынудило последних сосредоточить свои ресурсы, превосходящие возможности всего остального мира, на разрушительном направлении - на усилиях по дополнительной дестабилизации мировой финансовой системы.
Ведь, чтобы «евро-» и «чайна-» доллары не дестабилизировали США, они должны либо быть «впитаны» экономиками других стран, либо вернуться в США так, чтобы пойти на благо их экономике.
Последнее требовало энергичной «накачки» фондового рынка (и других инвестиционных рынков, например, недвижимости) США для «впитывания» высвобождающихся долларов. Бесспорное технологическое лидерство США и ощущаемая субъектами мировой экономики, включая инвесторов, эффективность принадлежащих в основном американским компаниям метатехнологий (и, соответственно, прибыльность вложений в эти компании) вкупе с наиболее полно используемыми именно США технологиями формирования сознания (в том числе и в масштабах мирового сообщества) позволили реализовать этот сценарий: за год после введения евро индекс Доу-Джонса вырос в … раза, а NASDAQ - на …%.
Однако данный подход был паллиативом. Прежде всего, «накачка» фондового рынка США за счет возвращающихся в страну «евро-» и «чайна-» долларов на порядок менее выгодна, чем его же «накачка» за счет только что эмитированных долларов. Если в первом случае проводится стерилизация эмитированной и уже давным-давно «отработавшей» денежной массы, во втором имеет место эмиссия новых денег, которые только начинают «работать на Америку». В первом случае мы имеем дело с переходом к стратегической обороне, во втором - с продолжением наступления.
Кроме того, авральная «накачка» фондового рынка, даже с применением технологий формирования сознания, могла быть лишь кратковременной - в соответствии со швейковским «попробуйте надуть поросенка славой - обязательно лопнет». После спекулятивного prosperity по образцу второй половины 20-х годов ХХ века она могла привести лишь если и не к общемировому аналогу Великой Депрессии, то по крайней мере к длительной и болезненной корректировке американского фондового рынка, которая, снизив доверие к доллару и усилив распространение евро, лишь усугубит первоначальную проблему «впитывания» «евро-» и «чайна-» долларов.
Собственно, именно это и произошло в несколько этапов после апреля 2000 года.
Но вытеснение долларов в результате введения и распространения евро было лишь второстепенной причиной коррекции американского фондового рынка (об основной причине см. параграф …). Доказательство - значительно большая глубина проблем в еврозоне, чем в США: если в 2002 году экономический рост в США составил 2.4%, то в «локомотиве европейской интеграции» - Германии - лишь 0,2%. Если бы проблемы США были вызваны успехами евро в соревновании с долларом, соотношение было бы противоположным.
Даже успешный в целом для фондового рынка США исход - прекращение бурного роста и стабилизация - означает исчерпание «фондового» механизма стерилизации долларов, высвобождаемых из оборота за их пределами.
Реализация этого механизма позволила американцам лишь выиграть время - от одного до трех (??) лет, в зависимости от избираемых критериев. Надежды, что за эти годы еврозона могла осознать возникающий конфликт с США и попытаться решить его переговорами, если и были, то не оправдались. Глубина затрагиваемых с обеих сторон интересов, динамика соответствующих институтов еврозоны и накопленный человечеством опыт решения глобальных конфликтов с самого начала делал романтические надежды подобного рода предметом ненаучной фантастики.
Человечество не доросло - и вряд ли когда-нибудь дорастет - до сознательного разрешения конфликтов между своими частями, находящимися на разных уровнях развития. А уровни развития США и еврозоны, несмотря на всю сходность технологий и уровня жизни, действительно различны: первые уже шагнули в информационное общество, вторые нет - возможно, «еще», возможно, «уже». Кроме того, как было показано выше (см. параграф ….), США, разрабатывая новые технологические принципы и владея метатехнологиями, поднялись на самый верх мировой технологической пирамиды, в то время как еврозона находится существенно ниже.
В этих условиях единственным приемлемым для США вариантом развития становится организация долговременного «впитывания» долларов экономиками третьих стран.
Прочитав эту идеологически и эмоционально нейтральную формулировку, читатель должен знать, что это - такое же «терминологическое прикрытие», как и называние убийства «нейтрализацией», а смертей на войне - «необратимыми потерями в живой силе».
Ведь «впитывание» мировой резервной валюты в масштабах, сопоставимых с ее высвобождением в ходе введения евро, может происходить только в условиях глубокой и долгосрочной экономической дестабилизации.
Таким образом, бездумное равнодушие европейцев к благополучию их конкурента - США - объективно принуждает последнего к масштабным деструктивным шагам.
Однако стерилизация долларов при помощи дезорганизаций национальных экономик является не решением проблемы, пусть даже и чрезмерно дорогим для человечества путем, но лишь способом отсрочить это решение. Его окончательных и притом реальных вариантов существует лишь два.
Первый - согласованные долгосрочные вложения высвобождающихся долларов в крупные проекты в зонах потенциально совместного влияния США и Европы (например, создание трансъевразийской магистрали реконструкцией российского Транссиба или строительства железнодорожного пути в обход раздираемой неэффективной бюрократией России, через Среднюю Азию).
Причины его нереалистичности, как и других вариантов разрешения стратегических противоречий между находящимися на различных уровнях развития обществами, названы выше.
Надежды же, связанные с вложением высвобождающихся средств в Россию, безосновательны еще и потому, что наша страна, политически оставаясь в зоне влияния США, экономически по-прежнему тяготеет к Европе. В результате стерилизация избыточных долларов именно на ее территории (при неминуемом управленческом доминировании еврозоны, которое автоматически станет и политическим) будет для США обменом части геополитического влияния на кратко- и среднесрочную экономическую безопасность.
В стратегическом плане реализация этого сценария будет для США обменом кратко- и среднесрочной угрозы (возврата в страну «евро-» и «чайна-» долларов) не просто на утрату доминирования в одном из регионов мира (хотя США не способны соглашаться на столь унизительные и невыгодные размены), но на угрозу долгосрочную, связанную с возникновением глобального евразийского экономического пространства и, соответственно, возрастания конкурентоспособности и устойчивости расположенных на нем экономик, объективно противостоящих США.
Таким образом, с точки зрения глобальной конкуренции этот вариант будет для США чистым проигрышем.
Учитывая приоритетность для США именно геополитического господства, а также выраженный стратегический, и глобальный характер мышления их элиты и склонность ее к наступательным, а не оборонительным нормам поведения, этот вариант невозможен.
Поэтому реален второй вариант: использование передышки, получаемой за счет временного оттока долларов в дестабилизирующиеся «периферийные» экономики мира (как это происходило в ходе кризиса 1997-1999 годов), для организации на лучших для себя условиях «лобового» конкурентного столкновения с еврозоной.
Вариант «атаки на еврозону» особенно убедителен в свете осознания того самоочевидного факта, что введение евро резко повысило зависимость курса доллара и состояния американской экономики в целом от политики стран еврозоны, а не США.
Введение евро означало глобальный перехват стратегической финансовой инициативы в масштабах всего мира. Он не был осознан странами и тем более органами управления еврозоны, бюрократия которой отличается низкими эффективностью и интеллектом. США же осознали возникающие угрозы и отреагировали на них. Как минимум с 1999 года они руководствуются четким пониманием того, что всестороннее - финансовое, политическое, технологическое и идеологическое ослабление еврозоны стало категорическим условием выживания США как геополитического лидера.
В этих условиях их руководство окончательно склонилось к стратегии «экспорта нестабильности». Принципиальный характер выбора, сделанного демократической администрацией Клинтона, подчеркивает приверженность ему и республиканской администрации Буша-младшего. Это был в вынужденный и, возможно, даже не осознанный шаг: США просто не имели приемлемых альтернатив.
Эта концепция позволяет им захватить стратегическую инициативу и самим выбирать время, сферу и характер столкновений с еврозоной, что предоставит им решающее преимущество.
При статичном рассмотрении перспектив такого столкновения преимущественными представляются шансы Евросоюза, емкость рынка которого выше американского.
Однако сопоставление двух конкурентов в динамике требует учета как растущей роли современных технологий и сложившейся (после уничтожения СССР) монополии США на обладание ими и развитие их, так и кардинальных отличий американской бюрократии от европейской (первая творит, вторая существует). Это заставляет сделать решительный вывод уже в пользу США.
О влиянии «динамических» факторов качества технологий и бюрократии на глобальную конкуренцию свидетельствует сопоставление потерь европейских и американских капиталов в Юго-Восточной Азии и России в 1997-1998 годах: в обоих случаях при любых способах оценки убытки европейцев на порядок превышали потери американцев. При этом если в США потери несли в основном высокорисковые структуры, находящиеся на периферии национальной финансовой системы, то в Европе страдали в основном банки, образующие ее сердцевину.
Нет оснований ждать изменения соотношения эффективности двух финансово-управленческих систем в ближайшие годы.

Пример 38.

Откажутся ли США от наличных долларов?

Важным конкурентным ресурсом США является возможность осуществить в той или иной форме дискриминацию по крайней мере наличной части долларов, находящихся за пределами их территории - по хорошо известному принципу «кому я должен, всем прощаю».
Это может быть сделано, например, под видом борьбы с международной организованной преступностью. С одной стороны, ее использование в качестве жупела становится стандартным приемом США в глобальной конкуренции, с другой - это соответствует действительности. Ведь обращение значительной части долларов за пределами США действительно связано с нарушением законов и, таким образом, прогресс США во многом основан на поощрении преступности за их пределами. Более того: перед введением евро, в конце 1998 года, их представители намекали на возможность частичного отказа от наличных евродолларов в случае роста курса евро относительно доллара.
Конечно, такая дискриминация резко ограничит ключевую составляющую финансовую составляющую могущества США - использование их национальной валюты в качестве мировой резервной - и потому сегодня не может быть осуществлена в превентивном порядке.
Однако эта идея может быть реализована при кардинальном изменении ситуации: как негативном, когда доллар явочным путем потеряет статус мировой резервной валюты и для США главной задачей станет защита от возвращающихся «домой» долларов, так и позитивном, когда роль в мировой экономике будет определяться владением метатехнологиями, а финансовый фактор постепенно утратит свою значимость. Тогда США смогут пожертвовать статусом страны, выпускающей мировую резервную валюту, так как будут обладать более серьезным статусом - страны, выпускающей мировые «резервные технологии».
Отказ от долларов может произойти в различных формах. Наиболее технологически эффективным представляется постепенное ограничение с последующим прекращением приема на территории США 100-долларовых купюр с заменой купюр остальных номиналов на купюры нового образца (в этой связи обращает внимание, что введение «розовых» долларов начато не со 100-долларовых купюр, как это было прошлый раз, а с меньших номиналов).

Описываемая «атака на еврозону» началась еще в ходе первого кризиса глобальной экономики 1997-1999 годов, когда был нанесен ряд ударов по ее экономически ближайшей периферии, наиболее ярким из которых стал российский дефолт августа 1998 года.
Напомним, что, приняв комплекс наихудших из всех возможных решений, проамерикански ориентированные реформаторы (правительство Кириенко, как известно, направило полученные от МВФ 4,8 млрд.долл. не на стабилизацию финансовой системы, а по сути на выплату сверхприбылей международным спекулянтам, ориентирующимся в основном на США) тем самым сделали неизбежным в среднесрочной перспективе реструктуризацию ощутимой части внешнего долга России. При любом возможном варианте наибольшие убытки должны были нести (и понесли) именно страны еврозоны, являвшиеся основными кредиторами нашей страны.
Тем самым действия «киндердефолта» и его проамериканского окружения не просто гарантировали нанесение еврозоне финансового ущерба. Они еще и надежно обеспечили возникновение очага обоюдно болезненной политической напряженности, изжитой лишь в конце 2001 года, между естественными союзниками и стратегическими конкурентами США - еврозоной и Россией, интересы которых в вопросе о реструктуризации внешнего долга России естественным образом оказались диаметрально противоположными.
Этот пример наглядно показывает потенциальную мощь как стратегического планирования США, подкрепленного значительными финансовыми и организационными ресурсами, так и возможности «конструирования реальности», которые дают им технологии формирования сознания.
Однако успешность ряда локальных спекулятивных операций против еврозоны лишь подчеркивала тот факт, что связанные с евро высокие ожидания с самого начала делали заведомо недостаточной для его подрыва «обычную» спекулятивную атаку. Поэтому в процессе решения «проблемы евро» США отказались от услуг финансовых спекулянтов типа Дж.Сороса (возможно, этим и было вызвано его разочарование в современном капитализме) и сосредоточились на прямом воздействии на экономику Европы.
Перед этим они пытались расширить мировой спрос на доллары, опосредованно содействуя дестабилизации экономик ряда стран, в частности, России и Латинской Америки, в ходе кризиса 1997-1999 годов (ведь национальная экономика «впитывает» дополнительные объемы мировой резервной валюты именно из-за роста неблагополучия). Также с точки зрения увеличения мирового спроса на доллары следует рассматривать и беспрецедентные дебаты в Аргентине в 1999 году о возможности отказа от национальной валюты и перехода на внутреннее обращение доллара, и отказ Эквадора от национальной валюты в пользу доллара. Однако возможности этих методов наращивания внешнего спроса на доллары оказались недостаточными относительно потребности США.

Руководство еврозоны, сосредоточившись на технических и тактических вопросах валютной интеграции Европы, упустило из виду стратегические и политические проблемы, создаваемые этой интеграцией (то есть своими собственными действиями) для США. Вызванное этим отсутствие у руководства еврозоны озабоченности дальнейшей судьбой «евро-» и «чайна-» долларов дает нам пример едва ли не самой разрушительной беспечности в истории.
Пассивность стран еврозоны в жизненно важном для них же вопросе может быть объяснена только непропорционально низкой по сравнению с уровнем их экономического развития эффективностью их анализирующих и особенно управляющих структур. Непонимание европейскими руководителями масштабы угрозы, создаваемой ими для США, фактически вынудило последних сосредоточить свои ресурсы, превосходящие возможности всего остального мира, на разрушительном направлении - на усилиях по дополнительной дестабилизации мировой финансовой системы.
Ведь, чтобы «евро-» и «чайна-» доллары не дестабилизировали США, они должны либо быть «впитаны» экономиками других стран, либо вернуться в США так, чтобы пойти на благо их экономике.
Последнее требовало энергичной «накачки» фондового рынка (и других инвестиционных рынков, например, недвижимости) США для «впитывания» высвобождающихся долларов. Бесспорное технологическое лидерство США и ощущаемая субъектами мировой экономики, включая инвесторов, эффективность принадлежащих в основном американским компаниям метатехнологий (и, соответственно, прибыльность вложений в эти компании) вкупе с наиболее полно используемыми именно США технологиями формирования сознания (в том числе и в масштабах мирового сообщества) позволили реализовать этот сценарий: за год после введения евро индекс Доу-Джонса вырос в … раза, а NASDAQ - на …%.
Однако данный подход был паллиативом. Прежде всего, «накачка» фондового рынка США за счет возвращающихся в страну «евро-» и «чайна-» долларов на порядок менее выгодна, чем его же «накачка» за счет только что эмитированных долларов. Если в первом случае проводится стерилизация эмитированной и уже давным-давно «отработавшей» денежной массы, во втором имеет место эмиссия новых денег, которые только начинают «работать на Америку». В первом случае мы имеем дело с переходом к стратегической обороне, во втором - с продолжением наступления.
Кроме того, авральная «накачка» фондового рынка, даже с применением технологий формирования сознания, могла быть лишь кратковременной - в соответствии со швейковским «попробуйте надуть поросенка славой - обязательно лопнет». После спекулятивного prosperity по образцу второй половины 20-х годов ХХ века она могла привести лишь если и не к общемировому аналогу Великой Депрессии, то по крайней мере к длительной и болезненной корректировке американского фондового рынка, которая, снизив доверие к доллару и усилив распространение евро, лишь усугубит первоначальную проблему «впитывания» «евро-» и «чайна-» долларов.
Собственно, именно это и произошло в несколько этапов после апреля 2000 года.
Но вытеснение долларов в результате введения и распространения евро было лишь второстепенной причиной коррекции американского фондового рынка (об основной причине см. параграф …). Доказательство - значительно большая глубина проблем в еврозоне, чем в США: если в 2002 году экономический рост в США составил 2.4%, то в «локомотиве европейской интеграции» - Германии - лишь 0,2%. Если бы проблемы США были вызваны успехами евро в соревновании с долларом, соотношение было бы противоположным.
Даже успешный в целом для фондового рынка США исход - прекращение бурного роста и стабилизация - означает исчерпание «фондового» механизма стерилизации долларов, высвобождаемых из оборота за их пределами.
Реализация этого механизма позволила американцам лишь выиграть время - от одного до трех (??) лет, в зависимости от избираемых критериев. Надежды, что за эти годы еврозона могла осознать возникающий конфликт с США и попытаться решить его переговорами, если и были, то не оправдались. Глубина затрагиваемых с обеих сторон интересов, динамика соответствующих институтов еврозоны и накопленный человечеством опыт решения глобальных конфликтов с самого начала делал романтические надежды подобного рода предметом ненаучной фантастики.
Человечество не доросло - и вряд ли когда-нибудь дорастет - до сознательного разрешения конфликтов между своими частями, находящимися на разных уровнях развития. А уровни развития США и еврозоны, несмотря на всю сходность технологий и уровня жизни, действительно различны: первые уже шагнули в информационное общество, вторые нет - возможно, «еще», возможно, «уже». Кроме того, как было показано выше (см. параграф ….), США, разрабатывая новые технологические принципы и владея метатехнологиями, поднялись на самый верх мировой технологической пирамиды, в то время как еврозона находится существенно ниже.
В этих условиях единственным приемлемым для США вариантом развития становится организация долговременного «впитывания» долларов экономиками третьих стран.
Прочитав эту идеологически и эмоционально нейтральную формулировку, читатель должен знать, что это - такое же «терминологическое прикрытие», как и называние убийства «нейтрализацией», а смертей на войне - «необратимыми потерями в живой силе».
Ведь «впитывание» мировой резервной валюты в масштабах, сопоставимых с ее высвобождением в ходе введения евро, может происходить только в условиях глубокой и долгосрочной экономической дестабилизации.
Таким образом, бездумное равнодушие европейцев к благополучию их конкурента - США - объективно принуждает последнего к масштабным деструктивным шагам.
Однако стерилизация долларов при помощи дезорганизаций национальных экономик является не решением проблемы, пусть даже и чрезмерно дорогим для человечества путем, но лишь способом отсрочить это решение. Его окончательных и притом реальных вариантов существует лишь два.
Первый - согласованные долгосрочные вложения высвобождающихся долларов в крупные проекты в зонах потенциально совместного влияния США и Европы (например, создание трансъевразийской магистрали реконструкцией российского Транссиба или строительства железнодорожного пути в обход раздираемой неэффективной бюрократией России, через Среднюю Азию).
Причины его нереалистичности, как и других вариантов разрешения стратегических противоречий между находящимися на различных уровнях развития обществами, названы выше.
Надежды же, связанные с вложением высвобождающихся средств в Россию, безосновательны еще и потому, что наша страна, политически оставаясь в зоне влияния США, экономически по-прежнему тяготеет к Европе. В результате стерилизация избыточных долларов именно на ее территории (при неминуемом управленческом доминировании еврозоны, которое автоматически станет и политическим) будет для США обменом части геополитического влияния на кратко- и среднесрочную экономическую безопасность.
В стратегическом плане реализация этого сценария будет для США обменом кратко- и среднесрочной угрозы (возврата в страну «евро-» и «чайна-» долларов) не просто на утрату доминирования в одном из регионов мира (хотя США не способны соглашаться на столь унизительные и невыгодные размены), но на угрозу долгосрочную, связанную с возникновением глобального евразийского экономического пространства и, соответственно, возрастания конкурентоспособности и устойчивости расположенных на нем экономик, объективно противостоящих США.
Таким образом, с точки зрения глобальной конкуренции этот вариант будет для США чистым проигрышем.
Учитывая приоритетность для США именно геополитического господства, а также выраженный стратегический, и глобальный характер мышления их элиты и склонность ее к наступательным, а не оборонительным нормам поведения, этот вариант невозможен.
Поэтому реален второй вариант: использование передышки, получаемой за счет временного оттока долларов в дестабилизирующиеся «периферийные» экономики мира (как это происходило в ходе кризиса 1997-1999 годов), для организации на лучших для себя условиях «лобового» конкурентного столкновения с еврозоной.
Вариант «атаки на еврозону» особенно убедителен в свете осознания того самоочевидного факта, что введение евро резко повысило зависимость курса доллара и состояния американской экономики в целом от политики стран еврозоны, а не США.
Введение евро означало глобальный перехват стратегической финансовой инициативы в масштабах всего мира. Он не был осознан странами и тем более органами управления еврозоны, бюрократия которой отличается низкими эффективностью и интеллектом. США же осознали возникающие угрозы и отреагировали на них. Как минимум с 1999 года они руководствуются четким пониманием того, что всестороннее - финансовое, политическое, технологическое и идеологическое ослабление еврозоны стало категорическим условием выживания США как геополитического лидера.
В этих условиях их руководство окончательно склонилось к стратегии «экспорта нестабильности». Принципиальный характер выбора, сделанного демократической администрацией Клинтона, подчеркивает приверженность ему и республиканской администрации Буша-младшего. Это был в вынужденный и, возможно, даже не осознанный шаг: США просто не имели приемлемых альтернатив.
Эта концепция позволяет им захватить стратегическую инициативу и самим выбирать время, сферу и характер столкновений с еврозоной, что предоставит им решающее преимущество.
При статичном рассмотрении перспектив такого столкновения преимущественными представляются шансы Евросоюза, емкость рынка которого выше американского.
Однако сопоставление двух конкурентов в динамике требует учета как растущей роли современных технологий и сложившейся (после уничтожения СССР) монополии США на обладание ими и развитие их, так и кардинальных отличий американской бюрократии от европейской (первая творит, вторая существует). Это заставляет сделать решительный вывод уже в пользу США.
О влиянии «динамических» факторов качества технологий и бюрократии на глобальную конкуренцию свидетельствует сопоставление потерь европейских и американских капиталов в Юго-Восточной Азии и России в 1997-1998 годах: в обоих случаях при любых способах оценки убытки европейцев на порядок превышали потери американцев. При этом если в США потери несли в основном высокорисковые структуры, находящиеся на периферии национальной финансовой системы, то в Европе страдали в основном банки, образующие ее сердцевину.
Нет оснований ждать изменения соотношения эффективности двух финансово-управленческих систем в ближайшие годы.

Пример 38.

Откажутся ли США от наличных долларов?

Важным конкурентным ресурсом США является возможность осуществить в той или иной форме дискриминацию по крайней мере наличной части долларов, находящихся за пределами их территории - по хорошо известному принципу «кому я должен, всем прощаю».
Это может быть сделано, например, под видом борьбы с международной организованной преступностью. С одной стороны, ее использование в качестве жупела становится стандартным приемом США в глобальной конкуренции, с другой - это соответствует действительности. Ведь обращение значительной части долларов за пределами США действительно связано с нарушением законов и, таким образом, прогресс США во многом основан на поощрении преступности за их пределами. Более того: перед введением евро, в конце 1998 года, их представители намекали на возможность частичного отказа от наличных евродолларов в случае роста курса евро относительно доллара.
Конечно, такая дискриминация резко ограничит ключевую составляющую финансовую составляющую могущества США - использование их национальной валюты в качестве мировой резервной - и потому сегодня не может быть осуществлена в превентивном порядке.
Однако эта идея может быть реализована при кардинальном изменении ситуации: как негативном, когда доллар явочным путем потеряет статус мировой резервной валюты и для США главной задачей станет защита от возвращающихся «домой» долларов, так и позитивном, когда роль в мировой экономике будет определяться владением метатехнологиями, а финансовый фактор постепенно утратит свою значимость. Тогда США смогут пожертвовать статусом страны, выпускающей мировую резервную валюту, так как будут обладать более серьезным статусом - страны, выпускающей мировые «резервные технологии».
Отказ от долларов может произойти в различных формах. Наиболее технологически эффективным представляется постепенное ограничение с последующим прекращением приема на территории США 100-долларовых купюр с заменой купюр остальных номиналов на купюры нового образца (в этой связи обращает внимание, что введение «розовых» долларов начато не со 100-долларовых купюр, как это было прошлый раз, а с меньших номиналов).

Описываемая «атака на еврозону» началась еще в ходе первого кризиса глобальной экономики 1997-1999 годов, когда был нанесен ряд ударов по ее экономически ближайшей периферии, наиболее ярким из которых стал российский дефолт августа 1998 года.
Напомним, что, приняв комплекс наихудших из всех возможных решений, проамерикански ориентированные реформаторы (правительство Кириенко, как известно, направило полученные от МВФ 4,8 млрд.долл. не на стабилизацию финансовой системы, а по сути на выплату сверхприбылей международным спекулянтам, ориентирующимся в основном на США) тем самым сделали неизбежным в среднесрочной перспективе реструктуризацию ощутимой части внешнего долга России. При любом возможном варианте наибольшие убытки должны были нести (и понесли) именно страны еврозоны, являвшиеся основными кредиторами нашей страны.
Тем самым действия «киндердефолта» и его проамериканского окружения не просто гарантировали нанесение еврозоне финансового ущерба. Они еще и надежно обеспечили возникновение очага обоюдно болезненной политической напряженности, изжитой лишь в конце 2001 года, между естественными союзниками и стратегическими конкурентами США - еврозоной и Россией, интересы которых в вопросе о реструктуризации внешнего долга России естественным образом оказались диаметрально противоположными.
Этот пример наглядно показывает потенциальную мощь как стратегического планирования США, подкрепленного значительными финансовыми и организационными ресурсами, так и возможности «конструирования реальности», которые дают им технологии формирования сознания.
Однако успешность ряда локальных спекулятивных операций против еврозоны лишь подчеркивала тот факт, что связанные с евро высокие ожидания с самого начала делали заведомо недостаточной для его подрыва «обычную» спекулятивную атаку. Поэтому в процессе решения «проблемы евро» США отказались от услуг финансовых спекулянтов типа Дж.Сороса (возможно, этим и было вызвано его разочарование в современном капитализме) и сосредоточились на прямом воздействии на экономику Европы.
Перед этим они пытались расширить мировой спрос на доллары, опосредованно содействуя дестабилизации экономик ряда стран, в частности, России и Латинской Америки, в ходе кризиса 1997-1999 годов (ведь национальная экономика «впитывает» дополнительные объемы мировой резервной валюты именно из-за роста неблагополучия). Также с точки зрения увеличения мирового спроса на доллары следует рассматривать и беспрецедентные дебаты в Аргентине в 1999 году о возможности отказа от национальной валюты и перехода на внутреннее обращение доллара, и отказ Эквадора от национальной валюты в пользу доллара. Однако возможности этих методов наращивания внешнего спроса на доллары оказались недостаточными относительно потребности США.