11.3. Япония и Юго-Восточная Азия: крах модели «догоняющего развития»

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 
119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 
136 137 138 139 140 141 142 

На протяжении последнего десятилетия Япония так и не смогла оправиться после краха начала 90-х годов. Если в течение 15 лет, с 1976 по 1990 годы среднегодовой темп роста ее экономики составлял 4.2% (см. табл. …), а сама она была наиболее динамичной из развитых стран (и одной из наиболее быстро и стабильно развивающихся стран всего мира), то в последующие 12 лет среднегодовой темп ее роста упал почти в 4 раза, составив совершенно незначительную величину - 1,1% (а в последние 6 лет - и вовсе 0,5%).
Если в течении 15 лет до начала глобализации японская экономика развивалась почти на четверть быстрее мировой (которая росла в среднем на 3,4% в год), то в последующие 12 лет - более чем в 2 раза медленнее (соответственно, 1.1% против 2,3%).
Непосредственная причина этой подлинной экономической катастрофы - необдуманная либерализация экономики, некритическое применение «общепринятых правил и стандартов» к весьма специфическим условиям - была рассмотрена в параграфе … .
Однако совершенная японскими управляющими системами и, более того, японским обществом в целом трагическая ошибка явилась лишь внешним проявлением глубоких внутренних диспропорций как экономики, так и политической системы Японии.
«Спекулятивный пузырь», надувавшийся на протяжении долгих лет и лопнувший в начале 90-х годов, действительно поражал воображение. Достаточно указать, что капитализация промышленных компаний уже тогда превышала их ежегодную прибыль в 80-120 раз (сравнение с США). Однако наибольших масштабов достигли спекуляции с землей, в которых была кровно заинтересована и национальная банковская система. В результате общая стоимость японской земли в 5,6 раза превысила годовой ВВП страны и, по оценкам, «цена… только токийской недвижимости превышала стоимость всех когда-либо построенных объектов в границах США» (ЗАЙЦЕВ).
«Прокол спекулятивного пузыря» имел катастрофические последствия для японской экономики. За 1990-1994 годы падение капитализации промышленных корпораций составило 2,6 трлн.долл., а расчетные убытки от снижения цен на недвижимость оцениваются в более чем 5,5 трлн.долл.. (ЗАЙЦЕВ)
Необходимую в этих условиях политику стимулирования экономической активности японское государство свело преимущественно к снижению ставки рефинансирования, к которому только в первой половине 90-х прибегало 9 раз. В результате ставка рефинансирования упала в 12 раз - с 6,0 до 0.5%, а во время «азиатского фондового» кризиса - и до нуля.
Бесплатность финансовых ресурсов, ставшая отличительной чертой Японии, снизила мотивацию к повышению эффективности японских корпораций, и без того на протяжении всей своей истории развивавшихся в условиях надежной и разветвленной государственной поддержки, и стала средством консервации тех самых нерациональной структуры и неэффективной стратегии этих корпораций, которые в конечном счете и завели Японию в болото депрессии. Снижение мотивации к повышению эффективности (в первую очередь корпоративной) в сочетании с традициями пожизненного найма, по некоторым оценкам, привело к полному прекращению роста производительности труда (ЗАЙЦЕВ).
Сталкиваясь с естественным в условиях глобализации обострением конкуренции, японские корпорации, как позднее, во время кризиса 1997-1999 годов, корпорации Юго-Восточной Азии, не стали пытаться менять зашедшую в тупик стратегию своего развития и проводить назревшие структурные изменения.
Разговоры о необходимости последних действительно начались в Японии задолго до кризиса 1991 года. К сожалению, в целом они так и остались разговорами. Инерционность и приверженность традициям как японского стиля управления, так и японского общества в целом привели к тому, что корпорации стали искать выход в рамках прежней модели экстенсивного развития с опорой на государственную поддержку.
В 90-е годы он был найден в снижении издержек за счет не повышения собственной эффективности, но территориального маневра - переноса бизнеса в «новые индустриальные» страны Юго-Восточной Азии, обладавшие качественно более дешевой рабочей силой, развитой инфраструктуры и относительно эффективным управлением. Инвестиции в этот регион шли и раньше, но системные трудности, с которыми столкнулась Япония в 90-е годы, активизировали этот процесс. В результате уже к 1996 году в азиатских странах было занято более четверти персонала многих крупных корпораций Японии. К середине 1997 года на их долю приходилось 52% всех прямых иностранных инвестиций в экономику Южной Кореи, 37%- в экономику Таиланда, 31% - Сингапура и 27% - Тайваня. За промышленными компаниями пошли банки и портфельные инвесторы, которые также начали переориентацию «на континент».
Перенос японского бизнеса, вытесняемого в Юго-Восточную Азию внутренними невзгодами и ужесточением внешней конкуренции, поддержал развитие экономик региона, но дорогой ценой, - за счет закрепления их прежней модели развития и усугубления свойственных этой модели диспропорций, что в конечном счете и сделало их беспомощной жертвой кризиса 1997-1999 годов.
Безусловно, осваивая Юго-Востояную Азию, японские корпорации повышали не только свою эффективность, но и свою устойчивость. Так, в 2000 году их прибыли, в основном за счет восстановления Юго-Восточной Азии после катастрофы 1997-1998 годов, выросли на 32%. Но этот позитивный импульс был краткосрочным: уже в следующем, 2001 году внутренние проблемы Японии возобладали, и корпоративные прибыли сократились почти на 20%.
В ходе своей экспансии японские корпорации из-за ограниченности внутренних рынков Юго-Восточной Азии и наличия на них серьезных конкурентов не смогли добиться кардинального и долгосрочного расширения сбыта. Более того: проведенное ими снижение издержек без повышения собственной эффективности (и особенно эффективности управления) оказалось недостаточным для успеха в ужесточающейся глобальной конкуренции, и затруднения японского бизнеса на внешних рынках продолжились (ДИНАМИКА ЭКСПОРТА).
В то же время внутренний рынок Японии стагнировал из-за депрессии, усугубленной выходом бизнеса из страны. Так, именно в 90-е годы Япония столкнулась с, казалось бы, давно забытой проблемой безработицы: в 1992-98 годах она росла в среднем на 10% в год (…когда был превышен уровень 1967 года), а в 2002 достигла 6%. В результате после 1991 года реальные доходы японских домохозяйств практически не увеличились (ЗАЙЦЕВ), что является угрожающим признаком для страны, в которой только потребительские расходы населения составляют 55% ВВП.
Постепенная утрата позиций на внешних рынках в сочетании со стагнацией внутреннего рынка сделали положение японских корпораций неустойчивым, и «азиатский фондовый» кризис 1997-1999 годов оказал на Японию (единственную из развитых стран!) сильнейшее негативное воздействие.
Наиболее ярким выражением этого воздействия, помимо резкого торможения восстановившегося было экономического роста и его перехода в спад (от увеличения ВВП на …% в 199.. до его сокращения на … в … году), стала нарастающая волна банкротств. Их количество только за 1997-2000 годы превысило число банкротств за весь предшествовавший послевоенный период (с 1950 по 1996 годы) .
Эта волна банкротств знаменовала собой «чистку экономики от балласта», вожделенную структурную перестройку, создавшую предпосылки для повышения эффективности японской экономики и восстановления ее роста. Однако воспользоваться этими предпосылками не так уж и просто.
Непосредственное же влияние волны банкротств на макроэкономическую ситуацию заключалось в сворачивании внутреннего спроса. Так, в 1999-2000 годах продажи новых автомобилей в Японии сократились на 14%, бытовой электроники - на 16%, а выручка страховых компаний и вовсе упала более чем на четверть. ЗАЙЦЕВ
Традиционным инструментом развития японской экономики было интенсивное банковское кредитование реального сектора, шедшее под патронажем государства на исключительно благоприятных для заемщиков условиях. Прокол «финансового пузыря» поставил на грань банкротства всю уповавшую на государство банковскую систему, причем это положение сохраняется.
Огромные кредиты, выданные практически обанкротившимся корпорациям даже крупнейшими японскими банками, являются невозвратными. Официальные оценки «плохих кредитов» - 11,5% от выданных, экспертные - 27%, или более четверти ВВП страны .
Государство уже сняло с себя ответственность за банковской системы Японии, но ее масштабная санация может породить «эффект домино» и создать новые долговременные трудности.
Сознавая недостаточность политики снижения ставки рефинансирования и расширения банковского кредитования для оживления экономики, японское государство пыталось дополнить ее увеличением бюджетных расходов, концентрируемых на стимулировании потребительского спроса и поддержании убыточных предприятий. После 1991 года правительство Японии десять раз (чаще, чем раз в год) осуществляло программы бюджетного стимулирования роста, которые поддержали экономику, но при этом не только не устранили ее фундаментальных пороков, но и, разрушая стимулы к их устранению, способствовали тем самым их консервации.
Поэтому основным долговременным результатом бюджетного стимулирования экономического роста, не дополненного структурными преобразованиями, стал угрожающий рост государственного долга, а затем - и бюджетного дефицита, с которым японский бюджет сводится, начиная с 1997 года. В 2000/2001 финансовом году дефицит достиг 38,4% доходов, или 7,9% ВН(?)П, при этом выплата процентов по госдолгу поглотила более 20% всех расходов бюджета, что является исключительно высоким бременем.
В начале 2001/2002 финансового года госдолг составлял 4,8 трлн.долл. (максимум за весь послевоенный период), а в марте 2003 года, когда завершился 2002/2003 финансовый год, долг, по оценкам специалистов японского Минфина, превысил уже 5,4 трлн.долл., увеличившись менее чем за 2 года на 12,5% и составив почти 140% ВВП. По мнению аналитиков Standard(t)&Poors, при сохранении сложившихся тенденций госдолг Японии к 2005 году достигнет 175% ее ВВП. Между тем уже в конце 2001 года, когда он составлял 130% ВВП, Япония была крупнейшим должников среди всех развитых стран .
Наращивание госдолга опасно еще и тем, что, создавая постоянный внутренний спрос на иену, оно завышает ее курс и тем самым сдерживает японский экспорт. Такая политика была бы разумна при развитии «по американскому сценарию» - за счет привлечения капиталов со всего мира для масштабного создания новых технологий. Однако в условиях неизжитого кризиса, подрывающего репутацию страны и делающего эту модель невозможной, данный подход не просто сводится к тривиальному наращиванию долгов, но и чем дальше, тем больше затрудняет переход к иным типам развития.
Ведь при значительном долге государства и объемах портфельных инвестиций попытки стимулировать экспорт девальвированием национальной валюты создают огромные побочные проблемы из-за увеличения бремени внешнего долга как для государства, так и для корпораций и (что для Японии является главным) стимулирования оттока капитала.
Эксперты Организации экономического сотрудничества и развития полагают, что только для стабилизации экономики Японии ей нужен устойчивый профицит бюджета в размере 4% ВВП, что представляется заведомо невозможным (масштаб маневра бюджетными средствами при этом должен достичь почти 12% ВВП!).
Фактически 90-е годы были полностью потеряны Японией. Они ушли не на решение вызвавших кризис структурных проблем экономики и самого общества, а на сглаживание его проявлений при помощи экспансии, а точнее - эмиграции бизнеса в Юго-Восточную Азию, наращивания госдолга правительством и «плохих кредитов» - банками. Возможности всех этих инструментов практически исчерпаны. Поэтому, как неоднократно отмечали российские аналитики (первым и при этом наиболее тщательно этот анализ выполнил В.Л.Иноземцев - ССЫЛКА), Япония неминуемо войдет в острую и исключительно болезненную фазу затянувшегося системного кризиса, призванную обеспечить решение ее фундаментальных проблем и коренное повышение конкурентоспособности общества.
Этот кризис, насколько можно понять, достаточно близок: Япония болезненнее всех других развитых (и большинства остальных) стран переживает структурный кризис мировой экономики, а ее фондовый индекс упад в конце 2002 года до уровня, минимального за предшествующие четверть века, - жизнь целого поколения!
Глубина проблем и их всеобщий характер порождают сомнения в возможности успешного выхода из острой фазы системного кризиса. Чтобы успешно справиться с ними и начать соответствовать только видимым требованиям сегодняшнего дня, японцам фактически придется перестать быть японцами.
Ключевая проблема японского общества, напрямую связанная с его фундаментальными, цивилизационными особенностями, - невосприимчивость к новаторам, творцам и вообще проявляющим инициативу людям, которые фактически не выживают в японских коллективах. Соответственно, японская экономика построена на заимствовании и блестящем развитии, но не на самостоятельном создании чего-либо. Это закрывает Японии дорогу на высший, «нулевой» уровень технологической пирамиды, где находятся создатели новых технологических принципов и тем самым исключает для нее возможность когда-либо стать лидером мирового развития.
Более того: в постиндустриальную эпоху, характеризующуюся доминированием информационных технологий, отторжение творцов на уровне общественной культуры является сильнейшим дезорганизующим фактором даже процесса развития самого по себе.

Пример 31

Слабость способности к самоорганизации

Отсутствие инициативы весьма часто дополняется в коллективистских обществах отсутствием способности к самоорганизации и ее простейших навыков.
Если вдуматься, здесь нет противоречия: люди сбиваются в коллективы в том числе и потому, что ощущают свою неспособность самостоятельно объединиться и самим скоординировать свои действия в случае необходимости и потому предпочитают пребывать в объединенном состоянии постоянно, перейдя в него заранее, «на всякий случай».
Примеры ослабленной способности к самоорганизации разнообразны. Так, на улицах Сеула, столицы одной из сильнейших «новых индустриальных стран», по свидетельству очевидцев, сильнейшее впечатление на неподготовленного человека производят одетые в униформу муниципальные служащие, в массовом порядке выходящие в часы пик на остановки городского транспорта с мегафонами, чтобы командовать пассажирам: «Сначала выходим, потом заходим!»
Без таких команд творцы корейского экономического чуда, как показывает практика, лишь с определенными сложностями могут самостоятельно координировать свои действия даже по посадке в автобус и высадке из него.

В этих условиях японскому обществу остается, сосредоточившись на устранении локальных самоочевидных недостатков, надеяться на кардинальное изменение общих условий и принципов конкуренции. В частности, на руку японцам могут сыграть их традиционный коллективизм и сплоченность, которые в принципе должны облегчить и ускорить по сравнению с другими обществами проявления коллективного разума.
До реализации какой-либо из возможностей такого рода, которые, насколько можно понять, в обозримом будущем не будут стоять на повестке дня, Япония, да и вся близкая к ней по типу развития Юго-Восточная Азия не станет активным участником глобальной конкуренции. Тем более она не сможет стать источником значимой в мировом масштабе экспансии.
Эта печальная судьба не только иллюстрирует порочность самой идеи догоняющего индустриального развития. Так как такой тип развития является единственно доступным для неразвитых стран, она показывает, что глобализация лишает возможности успеха даже те из них, которые добились значительного успеха накануне нее, но не сумели или не успели создать собственную научную базу, позволяющую самостоятельно разрабатывать новые технологии.

Пример 32.

Япония и страны Юго-Восточной Азии:
общность фундаментальных пороков экономического развития

При анализе структурных недостатков японской экономики, ставших ключевой причиной краха «японского чуда» и вот уже более чем десятилетней депрессии, бросается в глаза их сходство с фундаментальными изъянами экономик стран Юго-Восточной Азии, сделавшими их беззащитными перед ударами кризиса 1997-1998 годов.
Фактически эти страны развивались по общей модели развития. Относительная успешность Японии лишь в небольшой степени вызвана послевоенной внешней помощью (в виде не столько финансовых вливаний, сколько структурных и управленческих преобразований и передачи технологий управления, успешно адаптированных японским обществом); главной причиной ее успеха представляется раннее вступление на путь «догоняющего развития».
Избранная ею экономическая модель соответствовала условиям доминирования индустриальных, а не информационных технологий и менее острой внешней конкуренции. Именно это соответствие и предопределило ее успех, - так же, как ее провал был предопределен неспособностью изменить эту модель в соответствии с резко изменившимся с началом глобализации характером внешней конкуренции.
Страны Юго-Восточной Азии, имея перед глазами сияющий пример Японии, в той или иной степени заимствовали принципы ее развития. Это заимствование происходило частью осознанно, частью стихийно; частью самостоятельно, частью под влиянием и даже давлением работавших в регионе японских корпораций, но наиболее важен не характер заимствования, а его запаздывающий характер.
Для развития обществ более чем для чего-либо другого верна максима «нельзя войти дважды в одну и ту же реку». Общественные науки не являются науками в классическом смысле слова именно в силу невозможности повторения опыта в исходных условиях: они постоянно изменяются. Пытаясь повторить чей-либо успех при помощи механического, не критического и не творческого заимствования методов и алгоритмов, вы с высокой вероятностью обрекаете себя если и не на фарс, то во всяком случае на поражение, ибо, скорее всего, находитесь в иных условиях, чем выбранный вами пример для подражания.
Развиваясь «в тени» Японии и, главное, по ее модели, служа ареной экспансии ее корпораций, страны Юго-Восточной Азии не имели шансов стать самостоятельно значимыми субъектами мировой экономики.
Кроме того, следуя по пути, проторенному Японией, они вошли в глобализацию качественно менее зрелыми. Это имело свои позитивные стороны: отсрочило кризис, так как они просто не успели раздуть собственные «финансовые пузыри», и обусловило большую гибкость, позволившую быстро компенсировать последствия первого кризиса глобальной экономики 1997-1999 годов. Однако главное следствие их незрелости было все же негативным: они не успели создать значительных по масштабам экономик, серьезных технологических баз и «инерцию прогресса» до того, как глобализация обесценила их модель развития.
В результате страны Юго-Восточной Азии не успели реализовать потенциал индустриальной по своей сути модели «догоняющего развития» - и, соответственно, не успели создать технологический, интеллектуальный и финансовый задел, позволяющий хотя бы пытаться создать новую модель развития, соответствующую требованиям глобализации. Позднее Японии встав на ее путь, они не успели заработать себе тот шанс, который японское общество упустило из-за глубокого консерватизма.
И то, что недостатки азиатской модели экономики, как правило, рассматриваются сегодня на примере в первую очередь азиатских стран, а не ее создательницы Японии, также представляется следствием предпринятого ими «запаздывающего копирования». Ведь в результате своего новаторства Япония подошла к глобализационному перелому третьей (после США и СССР) экономической державой мира, и, хотя она и не выдержала испытания глобализацией, заслуженный статус вместе с ореолом «японского чуда» (и культурным барьером) во многом защитил ее от критического анализа. Страны же Юго-Восточной Азии не имели «репутационной защиты» и, более того, разозлили своим провалом многих аналитиков, в силу лености ума предрекавших им успех просто на основании успеха Японии и экстраполяции накопленных ими тенденций.
Тем не менее, фундаментальные недостатки их экономической модели, как правило, относятся и к более развитой японской экономике. Наиболее значимыми представляются следующие (цит. По ЗАЙЦЕВ):

1. Общая ориентация на экстенсивные методы развития на основе огромных инвестиций без структурных и организационных изменений. Страны Юго-Восточной Азии ориентировались также на постоянный приток рабочих рук; в результате исчерпание возможностей вовлечения сельского населения в промышленность дополнительно замедлило развитие.
2. Полная технологическая зависимость Юго-Восточной Азии от развитых стран. В силу экстенсивного развития экономики увеличение инвестиций не способствовало созданию собственной технологической базы, что ограничивало масштабы создаваемой добавленной стоимости и, соответственно, перспективы развития. Так, к концу 80-х годов ХХ века в Южной Корее стоимость произведенных компьютеров более чем на 85% состояла из импортных комплектующих, почти 95% их числа производилось по лицензии, а программное обеспечение было полностью иностранным. Страны Юго-Восточной Азии стали «сборочными цехами по производству массовых промышленных товаров», «использующими, но не создающими» высокие технологии. Это сделало их исключительно уязвимыми в условиях глобализации, резко замедлившей, а то и прекратившей прирост спроса на такие товары за счет ускоренного развития информационной сферы.
Это же справедливо и для Японии - с поправкой на то, что она была не «сборочным цехом», но цехом создания технологий на основе новых технологических принципов. Она получала значительно большую добавленную стоимость, - которая, однако, также не шла ни в какое сравнение со стоимостью, создаваемой лидерами, производящими эти новые технологические принципы.
3. Экстенсивный характер развития повышал потребность в инвестициях, что обуславливало незначительность нормы потребления (за счет высокой нормы сбережения) и, соответственно, относительно небольшую емкость внутреннего рынка. В результате последний не мог быть источником развития, что предопределяло экспортную зависимость, беззащитность перед колебаниями мировой конъюнктуры и, соответственно, нестабильность. «Возведенный в абсолют принцип экспортной ориентированности развивающихся экономик привел к тому, что в 80-е годы экономический рост Южной Кореи и Тайваня на 42 и 74%… был обусловлен закупками промышленной продукции этих стран со стороны США. При этом стоимостные оценки такого экспорта остаются достаточно скромными»].
4. Страны Юго-Восточной Азии, а на последнем этапе - и Япония (????) зависели от внешних займов, обеспечивающих не только поддержание макроэкономического равновесия, но и приток необходимых инвестиций и технологий. Так, обязательства только перед иностранными банками в странах Юго-Восточной Азии достигали перед кризисом 1997-1999 годов 30-45% ВНП, а порой даже превышали годовой объем ВНП (в Малайзии они превышали 170% ВНП, в Индонезии - 190%). Понятно, что азиатские корпорации, осуществлявшие активные внешние заимствования, стремились к стабильности национальных валют. Это подрывало их собственный экспорт, повышало издержки и требовало валютных интервенций, деньги на которые государство могло получить только за счет внешних займов. В итоге зависимость от внешних займов создавала «финансовую пирамиду», наращивание которой обрекало страну на болезненную девальвацию.
5. Наконец, last but not least: в силу экстенсивного характера развития необходимая в принципе государственная поддержка со временем теряла эффективность. Это способствовало снижению эффективности крупных корпораций (получавших финансовые ресурсы по минимальной цене и, соответственно, использовавших их с незначительной рентабельностью), консервации экстенсивной модели развития и угрожающим объемам безнадежных долгов, который, по оценкам, составлял в ряде стран региона 50-60% ВНП.

На протяжении последнего десятилетия Япония так и не смогла оправиться после краха начала 90-х годов. Если в течение 15 лет, с 1976 по 1990 годы среднегодовой темп роста ее экономики составлял 4.2% (см. табл. …), а сама она была наиболее динамичной из развитых стран (и одной из наиболее быстро и стабильно развивающихся стран всего мира), то в последующие 12 лет среднегодовой темп ее роста упал почти в 4 раза, составив совершенно незначительную величину - 1,1% (а в последние 6 лет - и вовсе 0,5%).
Если в течении 15 лет до начала глобализации японская экономика развивалась почти на четверть быстрее мировой (которая росла в среднем на 3,4% в год), то в последующие 12 лет - более чем в 2 раза медленнее (соответственно, 1.1% против 2,3%).
Непосредственная причина этой подлинной экономической катастрофы - необдуманная либерализация экономики, некритическое применение «общепринятых правил и стандартов» к весьма специфическим условиям - была рассмотрена в параграфе … .
Однако совершенная японскими управляющими системами и, более того, японским обществом в целом трагическая ошибка явилась лишь внешним проявлением глубоких внутренних диспропорций как экономики, так и политической системы Японии.
«Спекулятивный пузырь», надувавшийся на протяжении долгих лет и лопнувший в начале 90-х годов, действительно поражал воображение. Достаточно указать, что капитализация промышленных компаний уже тогда превышала их ежегодную прибыль в 80-120 раз (сравнение с США). Однако наибольших масштабов достигли спекуляции с землей, в которых была кровно заинтересована и национальная банковская система. В результате общая стоимость японской земли в 5,6 раза превысила годовой ВВП страны и, по оценкам, «цена… только токийской недвижимости превышала стоимость всех когда-либо построенных объектов в границах США» (ЗАЙЦЕВ).
«Прокол спекулятивного пузыря» имел катастрофические последствия для японской экономики. За 1990-1994 годы падение капитализации промышленных корпораций составило 2,6 трлн.долл., а расчетные убытки от снижения цен на недвижимость оцениваются в более чем 5,5 трлн.долл.. (ЗАЙЦЕВ)
Необходимую в этих условиях политику стимулирования экономической активности японское государство свело преимущественно к снижению ставки рефинансирования, к которому только в первой половине 90-х прибегало 9 раз. В результате ставка рефинансирования упала в 12 раз - с 6,0 до 0.5%, а во время «азиатского фондового» кризиса - и до нуля.
Бесплатность финансовых ресурсов, ставшая отличительной чертой Японии, снизила мотивацию к повышению эффективности японских корпораций, и без того на протяжении всей своей истории развивавшихся в условиях надежной и разветвленной государственной поддержки, и стала средством консервации тех самых нерациональной структуры и неэффективной стратегии этих корпораций, которые в конечном счете и завели Японию в болото депрессии. Снижение мотивации к повышению эффективности (в первую очередь корпоративной) в сочетании с традициями пожизненного найма, по некоторым оценкам, привело к полному прекращению роста производительности труда (ЗАЙЦЕВ).
Сталкиваясь с естественным в условиях глобализации обострением конкуренции, японские корпорации, как позднее, во время кризиса 1997-1999 годов, корпорации Юго-Восточной Азии, не стали пытаться менять зашедшую в тупик стратегию своего развития и проводить назревшие структурные изменения.
Разговоры о необходимости последних действительно начались в Японии задолго до кризиса 1991 года. К сожалению, в целом они так и остались разговорами. Инерционность и приверженность традициям как японского стиля управления, так и японского общества в целом привели к тому, что корпорации стали искать выход в рамках прежней модели экстенсивного развития с опорой на государственную поддержку.
В 90-е годы он был найден в снижении издержек за счет не повышения собственной эффективности, но территориального маневра - переноса бизнеса в «новые индустриальные» страны Юго-Восточной Азии, обладавшие качественно более дешевой рабочей силой, развитой инфраструктуры и относительно эффективным управлением. Инвестиции в этот регион шли и раньше, но системные трудности, с которыми столкнулась Япония в 90-е годы, активизировали этот процесс. В результате уже к 1996 году в азиатских странах было занято более четверти персонала многих крупных корпораций Японии. К середине 1997 года на их долю приходилось 52% всех прямых иностранных инвестиций в экономику Южной Кореи, 37%- в экономику Таиланда, 31% - Сингапура и 27% - Тайваня. За промышленными компаниями пошли банки и портфельные инвесторы, которые также начали переориентацию «на континент».
Перенос японского бизнеса, вытесняемого в Юго-Восточную Азию внутренними невзгодами и ужесточением внешней конкуренции, поддержал развитие экономик региона, но дорогой ценой, - за счет закрепления их прежней модели развития и усугубления свойственных этой модели диспропорций, что в конечном счете и сделало их беспомощной жертвой кризиса 1997-1999 годов.
Безусловно, осваивая Юго-Востояную Азию, японские корпорации повышали не только свою эффективность, но и свою устойчивость. Так, в 2000 году их прибыли, в основном за счет восстановления Юго-Восточной Азии после катастрофы 1997-1998 годов, выросли на 32%. Но этот позитивный импульс был краткосрочным: уже в следующем, 2001 году внутренние проблемы Японии возобладали, и корпоративные прибыли сократились почти на 20%.
В ходе своей экспансии японские корпорации из-за ограниченности внутренних рынков Юго-Восточной Азии и наличия на них серьезных конкурентов не смогли добиться кардинального и долгосрочного расширения сбыта. Более того: проведенное ими снижение издержек без повышения собственной эффективности (и особенно эффективности управления) оказалось недостаточным для успеха в ужесточающейся глобальной конкуренции, и затруднения японского бизнеса на внешних рынках продолжились (ДИНАМИКА ЭКСПОРТА).
В то же время внутренний рынок Японии стагнировал из-за депрессии, усугубленной выходом бизнеса из страны. Так, именно в 90-е годы Япония столкнулась с, казалось бы, давно забытой проблемой безработицы: в 1992-98 годах она росла в среднем на 10% в год (…когда был превышен уровень 1967 года), а в 2002 достигла 6%. В результате после 1991 года реальные доходы японских домохозяйств практически не увеличились (ЗАЙЦЕВ), что является угрожающим признаком для страны, в которой только потребительские расходы населения составляют 55% ВВП.
Постепенная утрата позиций на внешних рынках в сочетании со стагнацией внутреннего рынка сделали положение японских корпораций неустойчивым, и «азиатский фондовый» кризис 1997-1999 годов оказал на Японию (единственную из развитых стран!) сильнейшее негативное воздействие.
Наиболее ярким выражением этого воздействия, помимо резкого торможения восстановившегося было экономического роста и его перехода в спад (от увеличения ВВП на …% в 199.. до его сокращения на … в … году), стала нарастающая волна банкротств. Их количество только за 1997-2000 годы превысило число банкротств за весь предшествовавший послевоенный период (с 1950 по 1996 годы) .
Эта волна банкротств знаменовала собой «чистку экономики от балласта», вожделенную структурную перестройку, создавшую предпосылки для повышения эффективности японской экономики и восстановления ее роста. Однако воспользоваться этими предпосылками не так уж и просто.
Непосредственное же влияние волны банкротств на макроэкономическую ситуацию заключалось в сворачивании внутреннего спроса. Так, в 1999-2000 годах продажи новых автомобилей в Японии сократились на 14%, бытовой электроники - на 16%, а выручка страховых компаний и вовсе упала более чем на четверть. ЗАЙЦЕВ
Традиционным инструментом развития японской экономики было интенсивное банковское кредитование реального сектора, шедшее под патронажем государства на исключительно благоприятных для заемщиков условиях. Прокол «финансового пузыря» поставил на грань банкротства всю уповавшую на государство банковскую систему, причем это положение сохраняется.
Огромные кредиты, выданные практически обанкротившимся корпорациям даже крупнейшими японскими банками, являются невозвратными. Официальные оценки «плохих кредитов» - 11,5% от выданных, экспертные - 27%, или более четверти ВВП страны .
Государство уже сняло с себя ответственность за банковской системы Японии, но ее масштабная санация может породить «эффект домино» и создать новые долговременные трудности.
Сознавая недостаточность политики снижения ставки рефинансирования и расширения банковского кредитования для оживления экономики, японское государство пыталось дополнить ее увеличением бюджетных расходов, концентрируемых на стимулировании потребительского спроса и поддержании убыточных предприятий. После 1991 года правительство Японии десять раз (чаще, чем раз в год) осуществляло программы бюджетного стимулирования роста, которые поддержали экономику, но при этом не только не устранили ее фундаментальных пороков, но и, разрушая стимулы к их устранению, способствовали тем самым их консервации.
Поэтому основным долговременным результатом бюджетного стимулирования экономического роста, не дополненного структурными преобразованиями, стал угрожающий рост государственного долга, а затем - и бюджетного дефицита, с которым японский бюджет сводится, начиная с 1997 года. В 2000/2001 финансовом году дефицит достиг 38,4% доходов, или 7,9% ВН(?)П, при этом выплата процентов по госдолгу поглотила более 20% всех расходов бюджета, что является исключительно высоким бременем.
В начале 2001/2002 финансового года госдолг составлял 4,8 трлн.долл. (максимум за весь послевоенный период), а в марте 2003 года, когда завершился 2002/2003 финансовый год, долг, по оценкам специалистов японского Минфина, превысил уже 5,4 трлн.долл., увеличившись менее чем за 2 года на 12,5% и составив почти 140% ВВП. По мнению аналитиков Standard(t)&Poors, при сохранении сложившихся тенденций госдолг Японии к 2005 году достигнет 175% ее ВВП. Между тем уже в конце 2001 года, когда он составлял 130% ВВП, Япония была крупнейшим должников среди всех развитых стран .
Наращивание госдолга опасно еще и тем, что, создавая постоянный внутренний спрос на иену, оно завышает ее курс и тем самым сдерживает японский экспорт. Такая политика была бы разумна при развитии «по американскому сценарию» - за счет привлечения капиталов со всего мира для масштабного создания новых технологий. Однако в условиях неизжитого кризиса, подрывающего репутацию страны и делающего эту модель невозможной, данный подход не просто сводится к тривиальному наращиванию долгов, но и чем дальше, тем больше затрудняет переход к иным типам развития.
Ведь при значительном долге государства и объемах портфельных инвестиций попытки стимулировать экспорт девальвированием национальной валюты создают огромные побочные проблемы из-за увеличения бремени внешнего долга как для государства, так и для корпораций и (что для Японии является главным) стимулирования оттока капитала.
Эксперты Организации экономического сотрудничества и развития полагают, что только для стабилизации экономики Японии ей нужен устойчивый профицит бюджета в размере 4% ВВП, что представляется заведомо невозможным (масштаб маневра бюджетными средствами при этом должен достичь почти 12% ВВП!).
Фактически 90-е годы были полностью потеряны Японией. Они ушли не на решение вызвавших кризис структурных проблем экономики и самого общества, а на сглаживание его проявлений при помощи экспансии, а точнее - эмиграции бизнеса в Юго-Восточную Азию, наращивания госдолга правительством и «плохих кредитов» - банками. Возможности всех этих инструментов практически исчерпаны. Поэтому, как неоднократно отмечали российские аналитики (первым и при этом наиболее тщательно этот анализ выполнил В.Л.Иноземцев - ССЫЛКА), Япония неминуемо войдет в острую и исключительно болезненную фазу затянувшегося системного кризиса, призванную обеспечить решение ее фундаментальных проблем и коренное повышение конкурентоспособности общества.
Этот кризис, насколько можно понять, достаточно близок: Япония болезненнее всех других развитых (и большинства остальных) стран переживает структурный кризис мировой экономики, а ее фондовый индекс упад в конце 2002 года до уровня, минимального за предшествующие четверть века, - жизнь целого поколения!
Глубина проблем и их всеобщий характер порождают сомнения в возможности успешного выхода из острой фазы системного кризиса. Чтобы успешно справиться с ними и начать соответствовать только видимым требованиям сегодняшнего дня, японцам фактически придется перестать быть японцами.
Ключевая проблема японского общества, напрямую связанная с его фундаментальными, цивилизационными особенностями, - невосприимчивость к новаторам, творцам и вообще проявляющим инициативу людям, которые фактически не выживают в японских коллективах. Соответственно, японская экономика построена на заимствовании и блестящем развитии, но не на самостоятельном создании чего-либо. Это закрывает Японии дорогу на высший, «нулевой» уровень технологической пирамиды, где находятся создатели новых технологических принципов и тем самым исключает для нее возможность когда-либо стать лидером мирового развития.
Более того: в постиндустриальную эпоху, характеризующуюся доминированием информационных технологий, отторжение творцов на уровне общественной культуры является сильнейшим дезорганизующим фактором даже процесса развития самого по себе.

Пример 31

Слабость способности к самоорганизации

Отсутствие инициативы весьма часто дополняется в коллективистских обществах отсутствием способности к самоорганизации и ее простейших навыков.
Если вдуматься, здесь нет противоречия: люди сбиваются в коллективы в том числе и потому, что ощущают свою неспособность самостоятельно объединиться и самим скоординировать свои действия в случае необходимости и потому предпочитают пребывать в объединенном состоянии постоянно, перейдя в него заранее, «на всякий случай».
Примеры ослабленной способности к самоорганизации разнообразны. Так, на улицах Сеула, столицы одной из сильнейших «новых индустриальных стран», по свидетельству очевидцев, сильнейшее впечатление на неподготовленного человека производят одетые в униформу муниципальные служащие, в массовом порядке выходящие в часы пик на остановки городского транспорта с мегафонами, чтобы командовать пассажирам: «Сначала выходим, потом заходим!»
Без таких команд творцы корейского экономического чуда, как показывает практика, лишь с определенными сложностями могут самостоятельно координировать свои действия даже по посадке в автобус и высадке из него.

В этих условиях японскому обществу остается, сосредоточившись на устранении локальных самоочевидных недостатков, надеяться на кардинальное изменение общих условий и принципов конкуренции. В частности, на руку японцам могут сыграть их традиционный коллективизм и сплоченность, которые в принципе должны облегчить и ускорить по сравнению с другими обществами проявления коллективного разума.
До реализации какой-либо из возможностей такого рода, которые, насколько можно понять, в обозримом будущем не будут стоять на повестке дня, Япония, да и вся близкая к ней по типу развития Юго-Восточная Азия не станет активным участником глобальной конкуренции. Тем более она не сможет стать источником значимой в мировом масштабе экспансии.
Эта печальная судьба не только иллюстрирует порочность самой идеи догоняющего индустриального развития. Так как такой тип развития является единственно доступным для неразвитых стран, она показывает, что глобализация лишает возможности успеха даже те из них, которые добились значительного успеха накануне нее, но не сумели или не успели создать собственную научную базу, позволяющую самостоятельно разрабатывать новые технологии.

Пример 32.

Япония и страны Юго-Восточной Азии:
общность фундаментальных пороков экономического развития

При анализе структурных недостатков японской экономики, ставших ключевой причиной краха «японского чуда» и вот уже более чем десятилетней депрессии, бросается в глаза их сходство с фундаментальными изъянами экономик стран Юго-Восточной Азии, сделавшими их беззащитными перед ударами кризиса 1997-1998 годов.
Фактически эти страны развивались по общей модели развития. Относительная успешность Японии лишь в небольшой степени вызвана послевоенной внешней помощью (в виде не столько финансовых вливаний, сколько структурных и управленческих преобразований и передачи технологий управления, успешно адаптированных японским обществом); главной причиной ее успеха представляется раннее вступление на путь «догоняющего развития».
Избранная ею экономическая модель соответствовала условиям доминирования индустриальных, а не информационных технологий и менее острой внешней конкуренции. Именно это соответствие и предопределило ее успех, - так же, как ее провал был предопределен неспособностью изменить эту модель в соответствии с резко изменившимся с началом глобализации характером внешней конкуренции.
Страны Юго-Восточной Азии, имея перед глазами сияющий пример Японии, в той или иной степени заимствовали принципы ее развития. Это заимствование происходило частью осознанно, частью стихийно; частью самостоятельно, частью под влиянием и даже давлением работавших в регионе японских корпораций, но наиболее важен не характер заимствования, а его запаздывающий характер.
Для развития обществ более чем для чего-либо другого верна максима «нельзя войти дважды в одну и ту же реку». Общественные науки не являются науками в классическом смысле слова именно в силу невозможности повторения опыта в исходных условиях: они постоянно изменяются. Пытаясь повторить чей-либо успех при помощи механического, не критического и не творческого заимствования методов и алгоритмов, вы с высокой вероятностью обрекаете себя если и не на фарс, то во всяком случае на поражение, ибо, скорее всего, находитесь в иных условиях, чем выбранный вами пример для подражания.
Развиваясь «в тени» Японии и, главное, по ее модели, служа ареной экспансии ее корпораций, страны Юго-Восточной Азии не имели шансов стать самостоятельно значимыми субъектами мировой экономики.
Кроме того, следуя по пути, проторенному Японией, они вошли в глобализацию качественно менее зрелыми. Это имело свои позитивные стороны: отсрочило кризис, так как они просто не успели раздуть собственные «финансовые пузыри», и обусловило большую гибкость, позволившую быстро компенсировать последствия первого кризиса глобальной экономики 1997-1999 годов. Однако главное следствие их незрелости было все же негативным: они не успели создать значительных по масштабам экономик, серьезных технологических баз и «инерцию прогресса» до того, как глобализация обесценила их модель развития.
В результате страны Юго-Восточной Азии не успели реализовать потенциал индустриальной по своей сути модели «догоняющего развития» - и, соответственно, не успели создать технологический, интеллектуальный и финансовый задел, позволяющий хотя бы пытаться создать новую модель развития, соответствующую требованиям глобализации. Позднее Японии встав на ее путь, они не успели заработать себе тот шанс, который японское общество упустило из-за глубокого консерватизма.
И то, что недостатки азиатской модели экономики, как правило, рассматриваются сегодня на примере в первую очередь азиатских стран, а не ее создательницы Японии, также представляется следствием предпринятого ими «запаздывающего копирования». Ведь в результате своего новаторства Япония подошла к глобализационному перелому третьей (после США и СССР) экономической державой мира, и, хотя она и не выдержала испытания глобализацией, заслуженный статус вместе с ореолом «японского чуда» (и культурным барьером) во многом защитил ее от критического анализа. Страны же Юго-Восточной Азии не имели «репутационной защиты» и, более того, разозлили своим провалом многих аналитиков, в силу лености ума предрекавших им успех просто на основании успеха Японии и экстраполяции накопленных ими тенденций.
Тем не менее, фундаментальные недостатки их экономической модели, как правило, относятся и к более развитой японской экономике. Наиболее значимыми представляются следующие (цит. По ЗАЙЦЕВ):

1. Общая ориентация на экстенсивные методы развития на основе огромных инвестиций без структурных и организационных изменений. Страны Юго-Восточной Азии ориентировались также на постоянный приток рабочих рук; в результате исчерпание возможностей вовлечения сельского населения в промышленность дополнительно замедлило развитие.
2. Полная технологическая зависимость Юго-Восточной Азии от развитых стран. В силу экстенсивного развития экономики увеличение инвестиций не способствовало созданию собственной технологической базы, что ограничивало масштабы создаваемой добавленной стоимости и, соответственно, перспективы развития. Так, к концу 80-х годов ХХ века в Южной Корее стоимость произведенных компьютеров более чем на 85% состояла из импортных комплектующих, почти 95% их числа производилось по лицензии, а программное обеспечение было полностью иностранным. Страны Юго-Восточной Азии стали «сборочными цехами по производству массовых промышленных товаров», «использующими, но не создающими» высокие технологии. Это сделало их исключительно уязвимыми в условиях глобализации, резко замедлившей, а то и прекратившей прирост спроса на такие товары за счет ускоренного развития информационной сферы.
Это же справедливо и для Японии - с поправкой на то, что она была не «сборочным цехом», но цехом создания технологий на основе новых технологических принципов. Она получала значительно большую добавленную стоимость, - которая, однако, также не шла ни в какое сравнение со стоимостью, создаваемой лидерами, производящими эти новые технологические принципы.
3. Экстенсивный характер развития повышал потребность в инвестициях, что обуславливало незначительность нормы потребления (за счет высокой нормы сбережения) и, соответственно, относительно небольшую емкость внутреннего рынка. В результате последний не мог быть источником развития, что предопределяло экспортную зависимость, беззащитность перед колебаниями мировой конъюнктуры и, соответственно, нестабильность. «Возведенный в абсолют принцип экспортной ориентированности развивающихся экономик привел к тому, что в 80-е годы экономический рост Южной Кореи и Тайваня на 42 и 74%… был обусловлен закупками промышленной продукции этих стран со стороны США. При этом стоимостные оценки такого экспорта остаются достаточно скромными»].
4. Страны Юго-Восточной Азии, а на последнем этапе - и Япония (????) зависели от внешних займов, обеспечивающих не только поддержание макроэкономического равновесия, но и приток необходимых инвестиций и технологий. Так, обязательства только перед иностранными банками в странах Юго-Восточной Азии достигали перед кризисом 1997-1999 годов 30-45% ВНП, а порой даже превышали годовой объем ВНП (в Малайзии они превышали 170% ВНП, в Индонезии - 190%). Понятно, что азиатские корпорации, осуществлявшие активные внешние заимствования, стремились к стабильности национальных валют. Это подрывало их собственный экспорт, повышало издержки и требовало валютных интервенций, деньги на которые государство могло получить только за счет внешних займов. В итоге зависимость от внешних займов создавала «финансовую пирамиду», наращивание которой обрекало страну на болезненную девальвацию.
5. Наконец, last but not least: в силу экстенсивного характера развития необходимая в принципе государственная поддержка со временем теряла эффективность. Это способствовало снижению эффективности крупных корпораций (получавших финансовые ресурсы по минимальной цене и, соответственно, использовавших их с незначительной рентабельностью), консервации экстенсивной модели развития и угрожающим объемам безнадежных долгов, который, по оценкам, составлял в ряде стран региона 50-60% ВНП.