9.3. От транснациональных корпораций к глобальным монополиям

«Старые добрые» торгово-производственные ТНК, воспетые еще Кукрыниксами, больше не могут даже претендовать на роль хозяев мира. На смену им идут новые глобальные монополии, во многом вырастающие из старых торгово-производственных структур и контролирующие развитие уже не столько производства и торговли, сколько технологий и мировоззрений.
Такое усиление и углубление монополизма в мировом масштабе усугубляет все негативные последствия традиционного монополизма, обогащая их качественно новыми, попросту не представимыми в прошлой реальности.
Глобальные монополии зачастую даже не формализованы, что затрудняет их анализ, не говоря уже о внешнем регулировании. Но их эффективность, мобильность и разносторонность на порядок превышают аналогичные качества ТНК, обычно входящих в их состав либо являющихся их устойчивыми партнерами.
Об актуальности проблемы увеличения роли и влияния глобальных монополий свидетельствует такой институциональный факт, значение которого очевидно всякому советскому человеку, как совпавшая с ростом видимых проявлений их активности передача еще в 1993 году исследований ТНК от специализированного органа ООН (UNCTC), который в целом справлялся с задачей, на более низкий уровень, - соответствующему отделу ЮНКТАД.
Этот отдел рассматривал развитие всех ТНК и, в частности, глобальных монополий с позиций этой организации, то есть с точки зрения обеспечения торговли и развития, а не с точки зрения комплексного влияния ТНК на мировую экономику. В результате он даже по институциональным причинам не мог справиться со все более необходимым комплексным анализом их деятельности. Так, он не может с должным вниманием рассматривать важнейшую сферу деятельности наднациональных монополий - финансовые рынки, критически значимая часть которых находится далеко за пределами поля зрения ЮНКТАД.
В конце 90-х годов положение было отчасти исправлено: в результате осмысления уроков мирового финансового кризиса 1997-1999 годов начался подробный мониторинг и эффективный международный анализ процессов слияния и поглощения корпораций. Однако это бесспорное достижение - лишь шаг вперед; в целом же глобальные монополии остались ненаблюдаемыми величинами. Те политики, государственные и общественные деятели, которые призывали к установлению международного контроля хотя бы только за глобальными финансовыми спекулянтами (наиболее последовательным в этом направлении был «план Миядзавы», названный по имени выдвинувшего его министра финансов Японии), были в лучшем случае проигнорированы мировым общественным мнением, формируемым глобальными СМИ.
Замалчивание самого существования глобальных монополий свидетельствует об их значении. Действительно, хорошо известно, что первый признак обретения той или иной группой «порогового» влияния - это прекращение неприятных для этой группы (то есть как минимум любых независимых, а при отсутствии необходимости в рекламе - вообще любых) исследований ее деятельности.
Как мы увидели в параграфе …, один из технологических лидеров человечества У.Гейтс даже в 1998 году еще только собирался обеспечивать информационную прозрачность клиентов и потенциальных конкурентов, причем на значительно более очевидном для наблюдателя страновом уровне. Наднациональные же, глобальные монополии опережали этого «лидера» более чем на пять лет, превентивно ликвидировав в мировых масштабах возможность даже примитивно-статистического исследования своего развития.
При этом не только глобальные монополии, но даже и уступающие им по влиянию традиционные ТНК труднонаблюдаемы. Ведь их присутствие в той или иной стране отнюдь не обязательно выражается во владении пакетами акций зарегистрированных в ней предприятий или иной собственностью, находящейся на ее территории. Помимо того, что они могут работать (и работают!) через своих «дочек», «внучек» и «внучатых племянниц», многие из них используют субконтракты, франчайзинг, исследовательские соглашения и почти неуловимый для внешнего наблюдателя контроль за рыночными условиями работы предприятия.
Выбор подобных форм вызван объективными причинами и прежде всего - естественным стремлением к минимизации риска. В условиях распространения информационных технологий и глобализации не только финансовых, но и информационных потоков минимизация риска начинает корреспондировать с минимизацией распространения значимой информации о соответствующей структуре. (Поэтому, в частности, призывы к открытости и прозрачности часто носят односторонний характер и служат не более чем орудием конкурентной борьбы.)
Важное качество глобальных монополий - управление потоками не только финансов, но и информации, доступных участникам рынка. Формирование сознания осуществляется во многом не прямым действием, но формированием «информационного поля» - причем не вокруг отдельного участника рынка, а вокруг всего этого рынка в целом, в глобальном масштабе. Естественно, при этом навязывается не только информация и ее истолкование, но и общий эмоциональный фон, влияющий на бессознательном уровне, в том числе заставляющий поступать вроде бы необъяснимо, вопреки доводам разума и формальной логики.
Подобные возможности на порядок увеличивают мощь и конкурентоспособность глобальных монополий (правда, снижение эффективности управления ими в соответствии с закономерностями, выявленными в главе 4, отчасти компенсирует это увеличение).
Таким образом, новый аспект влияния технологий на процессы монополизации связан с принципиальным изменением характера производимого товара. Значение имеет даже не его универсальная важность- определенного (и, как правило, относительно устойчивого) состояния живого человеческого сознания (как индивидуального, так и массового), но все большая уникальность и неповторимость методов его производства. Эта уникальность и неповторимость создает е технологические предпосылки для монополизации - особенно с учетом «обработки» интеллектуального, то есть человеческого, исключительно разнообразного сырья, требующего поэтому все более сложных и индивидуализированных методов воздействия.
Существенно и то, что на современных глобальных, в том числе финансовых рынках скорость движения капитала равна скорости движения информации и намного превосходит скорость ее осмысления. Поэтому в краткосрочном плане движение капитала все больше зависит от психологических факторов - настроений, ожиданий и инстинктивных, подсознательных реакций участников рынка, а не объективных экономических процессов.
А так как объемы перемещающихся по миру «горячих» денег до сих пор превышают 1 трлн.долл., и эта «ударная волна», как показали 1997-1998 годы, способна превратить в руины почти любую экономику, настроения и ожидания нескольких сотен операторов, работающих на нескольких мировых биржах, становятся более важным фактором развития, чем труд и ожидания миллиардов остальных людей, живущих в неразвитых странах.
Таким образом, как уже было показано выше (см. параграф …), воздействие на сознание нескольких сотен специалистов, определяющих принятие ключевых решений в области финансов, является ключом к господству как минимум на мировых финансовых рынках. Понятно, что это создает серьезнейшие объективные предпосылки для монополизации глобальных финансовых рынков со стороны владельцев наиболее эффективных технологий high-hume.
В силу описанных причин процесс возникновения глобальных монополий опережает развитие «обычных» ТНК. Глубина и жесткость этого монополизма также превышает все, что мы видели и к чему привыкли за последние десятилетия. Новый глобальный монополизм, преимущественно финансово-информационный, развивается сейчас в двух основных направлениях:
формирование глобальных монополий на глобальных рынках финансовых и информационных инструментов;
формирование единой глобальной монополии в результате интеграции указанных рынков.

«Старые добрые» торгово-производственные ТНК, воспетые еще Кукрыниксами, больше не могут даже претендовать на роль хозяев мира. На смену им идут новые глобальные монополии, во многом вырастающие из старых торгово-производственных структур и контролирующие развитие уже не столько производства и торговли, сколько технологий и мировоззрений.
Такое усиление и углубление монополизма в мировом масштабе усугубляет все негативные последствия традиционного монополизма, обогащая их качественно новыми, попросту не представимыми в прошлой реальности.
Глобальные монополии зачастую даже не формализованы, что затрудняет их анализ, не говоря уже о внешнем регулировании. Но их эффективность, мобильность и разносторонность на порядок превышают аналогичные качества ТНК, обычно входящих в их состав либо являющихся их устойчивыми партнерами.
Об актуальности проблемы увеличения роли и влияния глобальных монополий свидетельствует такой институциональный факт, значение которого очевидно всякому советскому человеку, как совпавшая с ростом видимых проявлений их активности передача еще в 1993 году исследований ТНК от специализированного органа ООН (UNCTC), который в целом справлялся с задачей, на более низкий уровень, - соответствующему отделу ЮНКТАД.
Этот отдел рассматривал развитие всех ТНК и, в частности, глобальных монополий с позиций этой организации, то есть с точки зрения обеспечения торговли и развития, а не с точки зрения комплексного влияния ТНК на мировую экономику. В результате он даже по институциональным причинам не мог справиться со все более необходимым комплексным анализом их деятельности. Так, он не может с должным вниманием рассматривать важнейшую сферу деятельности наднациональных монополий - финансовые рынки, критически значимая часть которых находится далеко за пределами поля зрения ЮНКТАД.
В конце 90-х годов положение было отчасти исправлено: в результате осмысления уроков мирового финансового кризиса 1997-1999 годов начался подробный мониторинг и эффективный международный анализ процессов слияния и поглощения корпораций. Однако это бесспорное достижение - лишь шаг вперед; в целом же глобальные монополии остались ненаблюдаемыми величинами. Те политики, государственные и общественные деятели, которые призывали к установлению международного контроля хотя бы только за глобальными финансовыми спекулянтами (наиболее последовательным в этом направлении был «план Миядзавы», названный по имени выдвинувшего его министра финансов Японии), были в лучшем случае проигнорированы мировым общественным мнением, формируемым глобальными СМИ.
Замалчивание самого существования глобальных монополий свидетельствует об их значении. Действительно, хорошо известно, что первый признак обретения той или иной группой «порогового» влияния - это прекращение неприятных для этой группы (то есть как минимум любых независимых, а при отсутствии необходимости в рекламе - вообще любых) исследований ее деятельности.
Как мы увидели в параграфе …, один из технологических лидеров человечества У.Гейтс даже в 1998 году еще только собирался обеспечивать информационную прозрачность клиентов и потенциальных конкурентов, причем на значительно более очевидном для наблюдателя страновом уровне. Наднациональные же, глобальные монополии опережали этого «лидера» более чем на пять лет, превентивно ликвидировав в мировых масштабах возможность даже примитивно-статистического исследования своего развития.
При этом не только глобальные монополии, но даже и уступающие им по влиянию традиционные ТНК труднонаблюдаемы. Ведь их присутствие в той или иной стране отнюдь не обязательно выражается во владении пакетами акций зарегистрированных в ней предприятий или иной собственностью, находящейся на ее территории. Помимо того, что они могут работать (и работают!) через своих «дочек», «внучек» и «внучатых племянниц», многие из них используют субконтракты, франчайзинг, исследовательские соглашения и почти неуловимый для внешнего наблюдателя контроль за рыночными условиями работы предприятия.
Выбор подобных форм вызван объективными причинами и прежде всего - естественным стремлением к минимизации риска. В условиях распространения информационных технологий и глобализации не только финансовых, но и информационных потоков минимизация риска начинает корреспондировать с минимизацией распространения значимой информации о соответствующей структуре. (Поэтому, в частности, призывы к открытости и прозрачности часто носят односторонний характер и служат не более чем орудием конкурентной борьбы.)
Важное качество глобальных монополий - управление потоками не только финансов, но и информации, доступных участникам рынка. Формирование сознания осуществляется во многом не прямым действием, но формированием «информационного поля» - причем не вокруг отдельного участника рынка, а вокруг всего этого рынка в целом, в глобальном масштабе. Естественно, при этом навязывается не только информация и ее истолкование, но и общий эмоциональный фон, влияющий на бессознательном уровне, в том числе заставляющий поступать вроде бы необъяснимо, вопреки доводам разума и формальной логики.
Подобные возможности на порядок увеличивают мощь и конкурентоспособность глобальных монополий (правда, снижение эффективности управления ими в соответствии с закономерностями, выявленными в главе 4, отчасти компенсирует это увеличение).
Таким образом, новый аспект влияния технологий на процессы монополизации связан с принципиальным изменением характера производимого товара. Значение имеет даже не его универсальная важность- определенного (и, как правило, относительно устойчивого) состояния живого человеческого сознания (как индивидуального, так и массового), но все большая уникальность и неповторимость методов его производства. Эта уникальность и неповторимость создает е технологические предпосылки для монополизации - особенно с учетом «обработки» интеллектуального, то есть человеческого, исключительно разнообразного сырья, требующего поэтому все более сложных и индивидуализированных методов воздействия.
Существенно и то, что на современных глобальных, в том числе финансовых рынках скорость движения капитала равна скорости движения информации и намного превосходит скорость ее осмысления. Поэтому в краткосрочном плане движение капитала все больше зависит от психологических факторов - настроений, ожиданий и инстинктивных, подсознательных реакций участников рынка, а не объективных экономических процессов.
А так как объемы перемещающихся по миру «горячих» денег до сих пор превышают 1 трлн.долл., и эта «ударная волна», как показали 1997-1998 годы, способна превратить в руины почти любую экономику, настроения и ожидания нескольких сотен операторов, работающих на нескольких мировых биржах, становятся более важным фактором развития, чем труд и ожидания миллиардов остальных людей, живущих в неразвитых странах.
Таким образом, как уже было показано выше (см. параграф …), воздействие на сознание нескольких сотен специалистов, определяющих принятие ключевых решений в области финансов, является ключом к господству как минимум на мировых финансовых рынках. Понятно, что это создает серьезнейшие объективные предпосылки для монополизации глобальных финансовых рынков со стороны владельцев наиболее эффективных технологий high-hume.
В силу описанных причин процесс возникновения глобальных монополий опережает развитие «обычных» ТНК. Глубина и жесткость этого монополизма также превышает все, что мы видели и к чему привыкли за последние десятилетия. Новый глобальный монополизм, преимущественно финансово-информационный, развивается сейчас в двух основных направлениях:
формирование глобальных монополий на глобальных рынках финансовых и информационных инструментов;
формирование единой глобальной монополии в результате интеграции указанных рынков.