5. ФИЛОСОФ КАК ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ВОЗМОЖНОСТЕЙ ЖИЗНИ

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 

(…) Иногда жизнь так складывается, что трудности достигают невероятных размеров:

такова жизнь мыслителей; и когда об этом рассказывается, нужно слушать со вниманием,

так как здесь можно узнать кое-что о возможностях жизни; слушая подобные рассказы.

Испытываешь счастье и чувствуешь себя сильней, проливается свет даже на жизнь

потомков. Все здесь так полно изобретательности, осмысленности, отваги, отчаяния, все

так преисполнено глубокой надежды, словно речь идет о путешествиях величайших

кругосветных мореплавателей; и действительно тут нечто сходное: тоже плавание по

отдаленнейшим и опаснейшим областям жизни. Поразительно в подобной жизни то, что

два враждебных, направленных в различные стороны, стремления как бы вынуждены

здесь тащиться под одним и тем же ярмом; тот, кто хочет признать это, должен снова

всегда покидать ту почву, на которой живет человек, и устремляться в неизвестное; а тот,

кто стремиться к жизни, всегда вновь должен нащупывать себе почву, на которой он мог

бы стоять.(…)

Поэтому, я всегда охотно снова останавливаюсь умственным взором перед этим

рядом мыслителей, из которых каждый, непонятным и удивительным для нас образом,

все же нашел свою возможность жить: это мыслители, жившие в самое могучее и

плодотворнейшее время греческой истории, в столетие до персидских войн и во время

их: ибо они даже открыли прекрасные возможности жизни; и мне кажется, что

позднейшие греки забыли самое лучшее из всего этого; да и какой народ до сих пор мог

бы про себя сказать, что он снова открыл это?(…)

(…) В нашем положении и при наших переживаниях нам трудно понять те задачи,

которые намечал себе философ, вращаясь в центре настоящей единообразной культуры,

так как такой культуры у нас нет. Только одна культура, греческая, может дать ответ

на вопрос об этих задачах; только она, как я уже говорил, может оправдать философию

вообще, ибо только она знает и может доказать, почему и как философ становится не

случайным, бродящим то здесь, то там, странником. Железная необходимость

приковывает философа к культуре; но как быть, если этой культуры нет? Тогда философ

является неожиданной и поэтому внушающей ужас кометой, между тем как при

благоприятном случае он сияет в солнечной системе, как ее лучшее созвездие. Только у

греков философ не является кометой, так как право его существования у них не подлежит

никакому сомнению.

«Философия и век греческой трагедии».Пер., просмотренный Л.П. Никифоровым*

(…) Иногда жизнь так складывается, что трудности достигают невероятных размеров:

такова жизнь мыслителей; и когда об этом рассказывается, нужно слушать со вниманием,

так как здесь можно узнать кое-что о возможностях жизни; слушая подобные рассказы.

Испытываешь счастье и чувствуешь себя сильней, проливается свет даже на жизнь

потомков. Все здесь так полно изобретательности, осмысленности, отваги, отчаяния, все

так преисполнено глубокой надежды, словно речь идет о путешествиях величайших

кругосветных мореплавателей; и действительно тут нечто сходное: тоже плавание по

отдаленнейшим и опаснейшим областям жизни. Поразительно в подобной жизни то, что

два враждебных, направленных в различные стороны, стремления как бы вынуждены

здесь тащиться под одним и тем же ярмом; тот, кто хочет признать это, должен снова

всегда покидать ту почву, на которой живет человек, и устремляться в неизвестное; а тот,

кто стремиться к жизни, всегда вновь должен нащупывать себе почву, на которой он мог

бы стоять.(…)

Поэтому, я всегда охотно снова останавливаюсь умственным взором перед этим

рядом мыслителей, из которых каждый, непонятным и удивительным для нас образом,

все же нашел свою возможность жить: это мыслители, жившие в самое могучее и

плодотворнейшее время греческой истории, в столетие до персидских войн и во время

их: ибо они даже открыли прекрасные возможности жизни; и мне кажется, что

позднейшие греки забыли самое лучшее из всего этого; да и какой народ до сих пор мог

бы про себя сказать, что он снова открыл это?(…)

(…) В нашем положении и при наших переживаниях нам трудно понять те задачи,

которые намечал себе философ, вращаясь в центре настоящей единообразной культуры,

так как такой культуры у нас нет. Только одна культура, греческая, может дать ответ

на вопрос об этих задачах; только она, как я уже говорил, может оправдать философию

вообще, ибо только она знает и может доказать, почему и как философ становится не

случайным, бродящим то здесь, то там, странником. Железная необходимость

приковывает философа к культуре; но как быть, если этой культуры нет? Тогда философ

является неожиданной и поэтому внушающей ужас кометой, между тем как при

благоприятном случае он сияет в солнечной системе, как ее лучшее созвездие. Только у

греков философ не является кометой, так как право его существования у них не подлежит

никакому сомнению.

«Философия и век греческой трагедии».Пер., просмотренный Л.П. Никифоровым*