7. Возвышенное у Канта

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 

[294] Более точно различия и сходства между Прекрасным и Возвышенным определяет Кант в Критике способности суждения (1790). Для Канта характеристики Прекрасного: незаинтересованное удовольствие, целесообразность без цели, универсальность без понятия и правильность без закона. Он хочет сказать, что прекрасной вещью наслаждаются, не испытывая при этом желания ею обладать; ее воспринимают так, словно она наилучшим образом организована для определенной цели, между тем как единственное назначение этой формы — поддержание самое себя; ею наслаждаются так, словно она в совершенстве воплощает правило, между тем как она является правилом сама для себя. В этом смысле цветок — типичный пример прекрасной вещи; в этой связи ясно становится также, почему Красота характеризуется универсальностью без понятия: ведь сказать, что все цветы прекрасны, не значит вынести суждение вкуса; для этого необходимо утверждение, что прекрасен данный конкретный цветок, причем то, что побуждает нас сказать, что этот цветок прекрасен, зависит не от рассуждения на основе принципов, но исключительно от нашего ощущения. Так что в этом опыте еще присутствует «свободная игра» воображения и интеллекта.

Опыт Возвышенного иной. Кант выделяет две разновидности Возвышенного — математическое и динамическое. Типичный пример математически Возвышенного — вид звездного неба. Здесь возникает впечатление, что то, что мы видим, выходит далеко за пределы нашего чувственного восприятия, и мы склонны вообразить больше, чем доступно нашему взору. Мы склонны к этому потому, что наш разум (способность постичь идеи Бога, мира или свободы — того, что не может охватить наш интеллект) велит нам постулировать бесконечное, которое не только чувствам нашим не под силу ощутить, но и воображению не удается объять в едином интуитивном образе. Отпадает возможность «свободной игры» воображения и интеллекта и возникает беспокойное, негативное удовольствие, позволяющее нам ощутить величие нашей субъективности, способной желать того, что нам недоступно. Типичный пример динамически Возвышенного — зрелище бури. Наша душа содрогается под впечатлением не бесконечного простора, но бесконечного могущества: здесь также подвергается унижению наша чувственная природа, отчего человеку снова становится не по себе, но этот дискомфорт компенсируется ощущением величия нашего духа, над которым не властны силы природы.

[296] Эти идеи, подхваченные в дальнейшем различными авторами и звучавшие в разных тональностях на протяжении всего XIX в., питали романтическую чувствительность. Для Шиллера Возвышенное — такой предмет, перед изображением которого наша физическая природа осознает собственную ограниченность, в то время как наша разумная природа ощущает свое превосходство и свою независимость от каких бы то ни было границ (О Возвышенном). Для Гегеля это попытка выразить бесконечность при невозможности найти в царстве явлений объект, соотносимый с этим представлением (Лекции по эстетике, II, 2). Было, однако, сказано, что Возвышенное внедряется в XVIII в. как оригинальное и беспрецедентное понятие, имеющее отношение к опыту восприятия природы, а не искусства. И хотя более поздние авторы применяли — и применяют — понятие Возвышенного к искусству, романтическое восприятие сталкивается с проблемой: как передать в художественной форме ощущение Возвышенного, возникающее при лицезрении природных явлений? Художники будут искать различные подходы, изображая на холсте, воспроизводя в рассказе (или же выражая языком музыки) бури, бескрайние просторы, неприступные ледники или неистовые страсти.

Есть, однако, картины, например некоторые работы Фридриха, где присутствуют люди, созерцающие Возвышенное. Человек изображается со спины, так чтобы мы смотрели не на него, но через него, ставя себя на его место, видя то, что видит он, и чувствуя себя, как и он, ничтожной частицей великого зрелища, явленного природой.. Во всех этих случаях живопись не столько изображает природу в момент ее Возвышенного проявления, сколько пытается передать (при нашем содействии) наш опыт чувства Возвышенного.

[294] Более точно различия и сходства между Прекрасным и Возвышенным определяет Кант в Критике способности суждения (1790). Для Канта характеристики Прекрасного: незаинтересованное удовольствие, целесообразность без цели, универсальность без понятия и правильность без закона. Он хочет сказать, что прекрасной вещью наслаждаются, не испытывая при этом желания ею обладать; ее воспринимают так, словно она наилучшим образом организована для определенной цели, между тем как единственное назначение этой формы — поддержание самое себя; ею наслаждаются так, словно она в совершенстве воплощает правило, между тем как она является правилом сама для себя. В этом смысле цветок — типичный пример прекрасной вещи; в этой связи ясно становится также, почему Красота характеризуется универсальностью без понятия: ведь сказать, что все цветы прекрасны, не значит вынести суждение вкуса; для этого необходимо утверждение, что прекрасен данный конкретный цветок, причем то, что побуждает нас сказать, что этот цветок прекрасен, зависит не от рассуждения на основе принципов, но исключительно от нашего ощущения. Так что в этом опыте еще присутствует «свободная игра» воображения и интеллекта.

Опыт Возвышенного иной. Кант выделяет две разновидности Возвышенного — математическое и динамическое. Типичный пример математически Возвышенного — вид звездного неба. Здесь возникает впечатление, что то, что мы видим, выходит далеко за пределы нашего чувственного восприятия, и мы склонны вообразить больше, чем доступно нашему взору. Мы склонны к этому потому, что наш разум (способность постичь идеи Бога, мира или свободы — того, что не может охватить наш интеллект) велит нам постулировать бесконечное, которое не только чувствам нашим не под силу ощутить, но и воображению не удается объять в едином интуитивном образе. Отпадает возможность «свободной игры» воображения и интеллекта и возникает беспокойное, негативное удовольствие, позволяющее нам ощутить величие нашей субъективности, способной желать того, что нам недоступно. Типичный пример динамически Возвышенного — зрелище бури. Наша душа содрогается под впечатлением не бесконечного простора, но бесконечного могущества: здесь также подвергается унижению наша чувственная природа, отчего человеку снова становится не по себе, но этот дискомфорт компенсируется ощущением величия нашего духа, над которым не властны силы природы.

[296] Эти идеи, подхваченные в дальнейшем различными авторами и звучавшие в разных тональностях на протяжении всего XIX в., питали романтическую чувствительность. Для Шиллера Возвышенное — такой предмет, перед изображением которого наша физическая природа осознает собственную ограниченность, в то время как наша разумная природа ощущает свое превосходство и свою независимость от каких бы то ни было границ (О Возвышенном). Для Гегеля это попытка выразить бесконечность при невозможности найти в царстве явлений объект, соотносимый с этим представлением (Лекции по эстетике, II, 2). Было, однако, сказано, что Возвышенное внедряется в XVIII в. как оригинальное и беспрецедентное понятие, имеющее отношение к опыту восприятия природы, а не искусства. И хотя более поздние авторы применяли — и применяют — понятие Возвышенного к искусству, романтическое восприятие сталкивается с проблемой: как передать в художественной форме ощущение Возвышенного, возникающее при лицезрении природных явлений? Художники будут искать различные подходы, изображая на холсте, воспроизводя в рассказе (или же выражая языком музыки) бури, бескрайние просторы, неприступные ледники или неистовые страсти.

Есть, однако, картины, например некоторые работы Фридриха, где присутствуют люди, созерцающие Возвышенное. Человек изображается со спины, так чтобы мы смотрели не на него, но через него, ставя себя на его место, видя то, что видит он, и чувствуя себя, как и он, ничтожной частицей великого зрелища, явленного природой.. Во всех этих случаях живопись не столько изображает природу в момент ее Возвышенного проявления, сколько пытается передать (при нашем содействии) наш опыт чувства Возвышенного.