2. Современная переоценка материи
К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 1617 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
[402] Переоценка материи в современной эстетике была реакцией на это убеждение. Творческий акт, совершающийся где-то в недрах Духа и не имеющий ничего общего с вызовом конкретной физической реальности,— это что-то чересчур бледное и призрачное: Красота, истина, вымысел, творчество принадлежат не только вознесенной до небес духовности, они связаны с миром вещей, которые можно пощупать, понюхать, которые стукаются, когда падают, стремятся книзу, послушные непреложному закону тяготения, подвержены износу, изменениям, порче или развитию.
А пока эстетическая мысль в корне переоценивает значение работы «над» материей, «с» материей и «в» материи, художники XX в. уделяют ей исключительное внимание, возрастающее по мере того, как отказ от фигуративных моделей толкает их на новые изыскания в царстве возможных форм. Итак, для большей части современного искусства материя становится не только плотью произведения, но и его целью, объектом эстетического дискурса. В «информальной» живописи торжествуют пятна, трещины, комья, слои, капли... Иной раз художник предоставляет полную свободу самим материалам, краскам, [405] произвольно брызнувшим на холст, мешковине или металлу, со всей непосредственностью демонстрирующим зрителям непредусмотренную, случайную рваную дырку. Стало казаться, что произведение искусства подчас вообще отказывается от всякой формы, что картина или скульптура норовят стать почти естественным фактом, данью случаю, как те узоры, что рисует на песке морская волна или выбивают капли дождя на размокшей земле. Сами названия некоторых творений информальных художников указывают на то, что перед нами сырая, необработанная материя, предшествующая любому художественному замыслу: макадам, асфальт, брусчатка, щебень, плесень, следы, грунт, текстура, аллювий, шлак, ржавчина, срез, стружка... Однако следует помнить, что художник не просто призывает нас (например, в письменном обращении) пойти присмотреться самостоятельно к брусчатке или ржавчине, дегтю или мешковине, завалявшейся на чердаке, — он использует этот материал для создания произведения, а значит, придает бесформенному форму и оставляет печать своего стиля. И только после знакомства с произведением информального искусства нас может потянуть разглядывать куда более чутким глазом действительно случайные пятна, естественные узоры на щебне, складки потраченной молью или полуистлевшей ткани. Вот тогда-то это исследование материи и проделанная над нею работа подводят нас к выявлению скрытой в ней Красоты.
[402] Переоценка материи в современной эстетике была реакцией на это убеждение. Творческий акт, совершающийся где-то в недрах Духа и не имеющий ничего общего с вызовом конкретной физической реальности,— это что-то чересчур бледное и призрачное: Красота, истина, вымысел, творчество принадлежат не только вознесенной до небес духовности, они связаны с миром вещей, которые можно пощупать, понюхать, которые стукаются, когда падают, стремятся книзу, послушные непреложному закону тяготения, подвержены износу, изменениям, порче или развитию.
А пока эстетическая мысль в корне переоценивает значение работы «над» материей, «с» материей и «в» материи, художники XX в. уделяют ей исключительное внимание, возрастающее по мере того, как отказ от фигуративных моделей толкает их на новые изыскания в царстве возможных форм. Итак, для большей части современного искусства материя становится не только плотью произведения, но и его целью, объектом эстетического дискурса. В «информальной» живописи торжествуют пятна, трещины, комья, слои, капли... Иной раз художник предоставляет полную свободу самим материалам, краскам, [405] произвольно брызнувшим на холст, мешковине или металлу, со всей непосредственностью демонстрирующим зрителям непредусмотренную, случайную рваную дырку. Стало казаться, что произведение искусства подчас вообще отказывается от всякой формы, что картина или скульптура норовят стать почти естественным фактом, данью случаю, как те узоры, что рисует на песке морская волна или выбивают капли дождя на размокшей земле. Сами названия некоторых творений информальных художников указывают на то, что перед нами сырая, необработанная материя, предшествующая любому художественному замыслу: макадам, асфальт, брусчатка, щебень, плесень, следы, грунт, текстура, аллювий, шлак, ржавчина, срез, стружка... Однако следует помнить, что художник не просто призывает нас (например, в письменном обращении) пойти присмотреться самостоятельно к брусчатке или ржавчине, дегтю или мешковине, завалявшейся на чердаке, — он использует этот материал для создания произведения, а значит, придает бесформенному форму и оставляет печать своего стиля. И только после знакомства с произведением информального искусства нас может потянуть разглядывать куда более чутким глазом действительно случайные пятна, естественные узоры на щебне, складки потраченной молью или полуистлевшей ткани. Вот тогда-то это исследование материи и проделанная над нею работа подводят нас к выявлению скрытой в ней Красоты.