1. Дельфийские боги
К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 1617 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
[53] Согласно мифологии, Зевс наделил каждое существо соответствующей мерой и разумными пределами: господство над миром совпадает, таким образом, с четко определенной и измеримой гармонией, которая нашла выражение в четырех изречениях, высеченных на стенах Дельфийского храма: «Самое правильное есть самое красивое», «Соблюдай предел», «Ненавидь hybris (дерзость)», «Ничего лишнего». На этих правилах основано чувство Красоты у греков, в полном соответствии с видением мира, где порядок и гармония воспринимаются как нечто, определяющее границы «зияющего Хаоса», из чрева которого, согласно Гесиоду, возникло мироздание. Такому видению мира покровительствует Аполлон, чье изображение в окружении Муз мы находим на западном фронтоне Дельфийского храма.
[55] Но на противоположном, восточном, фронтоне того же храма (восходящего к IV в. до н. э.) изображен Дионис, бог хаоса и безудержного нарушения всяческих правил. Такое сосуществование двух божеств-антиподов не случайно, хотя объяснение ему было дано лишь в новейшую эпоху, у Ницше. В общих чертах оно отражает постоянно существующую и периодически реализующуюся возможность вторжения хаоса в прекрасную гармонию. В более узком смысле здесь отражаются некоторые существенные антитезы, не объясненные в рамках греческой концепции Красоты, которая оказывается намного сложнее и проблематичнее упрощенных трактовок, предлагаемых классической традицией. Во-первых, это антитеза Красоты и чувственного восприятия. Если допустить, что Красота воспринимается органами чувств — хотя и не полностью, поскольку не все в ней облечено в чувственные формы, — [56] возникает опасный зазор между Видимостью и Красотой. Художники будут стремиться минимизировать этот зазор, однако такой философ, как Гераклит, растянет его до предела, заявив, что гармоничная Красота мира проявляется как случайный беспорядок. Во-вторых, это антитеза звука и зрительного образа, двух чувственно воспринимаемых форм, находившихся в особой чести у греков (вероятно, потому, что, в отличие от обоняния и вкуса, их можно свести к мере и числу). Хотя способность выражать душу признается только за музыкой, определение «красивый», «прекрасный» (Kalori), то есть «то, что нравится и привлекает», оказывается приложимо исключительно к зримым формам. Беспорядок и музыка составляют, таким образом, «теневую сторону» аполлонической Красоты, зримой и гармоничной, и, следовательно, принадлежат к сфере влияния Диониса. Различие это нетрудно понять, если учесть, что статуя должна была воплощать «идею» (а следовательно, предполагала умиротворенное созерцание), музыка же воспринималась как нечто будоражащее страсти.
[53] Согласно мифологии, Зевс наделил каждое существо соответствующей мерой и разумными пределами: господство над миром совпадает, таким образом, с четко определенной и измеримой гармонией, которая нашла выражение в четырех изречениях, высеченных на стенах Дельфийского храма: «Самое правильное есть самое красивое», «Соблюдай предел», «Ненавидь hybris (дерзость)», «Ничего лишнего». На этих правилах основано чувство Красоты у греков, в полном соответствии с видением мира, где порядок и гармония воспринимаются как нечто, определяющее границы «зияющего Хаоса», из чрева которого, согласно Гесиоду, возникло мироздание. Такому видению мира покровительствует Аполлон, чье изображение в окружении Муз мы находим на западном фронтоне Дельфийского храма.
[55] Но на противоположном, восточном, фронтоне того же храма (восходящего к IV в. до н. э.) изображен Дионис, бог хаоса и безудержного нарушения всяческих правил. Такое сосуществование двух божеств-антиподов не случайно, хотя объяснение ему было дано лишь в новейшую эпоху, у Ницше. В общих чертах оно отражает постоянно существующую и периодически реализующуюся возможность вторжения хаоса в прекрасную гармонию. В более узком смысле здесь отражаются некоторые существенные антитезы, не объясненные в рамках греческой концепции Красоты, которая оказывается намного сложнее и проблематичнее упрощенных трактовок, предлагаемых классической традицией. Во-первых, это антитеза Красоты и чувственного восприятия. Если допустить, что Красота воспринимается органами чувств — хотя и не полностью, поскольку не все в ней облечено в чувственные формы, — [56] возникает опасный зазор между Видимостью и Красотой. Художники будут стремиться минимизировать этот зазор, однако такой философ, как Гераклит, растянет его до предела, заявив, что гармоничная Красота мира проявляется как случайный беспорядок. Во-вторых, это антитеза звука и зрительного образа, двух чувственно воспринимаемых форм, находившихся в особой чести у греков (вероятно, потому, что, в отличие от обоняния и вкуса, их можно свести к мере и числу). Хотя способность выражать душу признается только за музыкой, определение «красивый», «прекрасный» (Kalori), то есть «то, что нравится и привлекает», оказывается приложимо исключительно к зримым формам. Беспорядок и музыка составляют, таким образом, «теневую сторону» аполлонической Красоты, зримой и гармоничной, и, следовательно, принадлежат к сфере влияния Диониса. Различие это нетрудно понять, если учесть, что статуя должна была воплощать «идею» (а следовательно, предполагала умиротворенное созерцание), музыка же воспринималась как нечто будоражащее страсти.