Коллективное поведение

Большое число конфликтов может быть проанализировано наилучшим образом в виде результатов разложения и усилия по реконструкции находящейся под угрозой социальной системы. Например, иммигранты создают гомогенную общность, но она мало-помалу дифференцируется, одни богатеют, другие беднеют, некоторые женятся за пределами группы: общность оказывается под угрозой. Тогда появляется мессия или пророк, стремящийся восстановить прежние нравы, гомогенность и интеграцию общности. Такое измерение занимает важное место кроме уже упомянутых мессианских или фундаменталистских движений в так называемых реформистских движениях и даже в революциях, какой была революция в Англии XVII века. Точно так же, большая часть профсоюзной деятельности состоит в защите квалификаций и вознаграждений от последствий технических, рыночных изменений или от решений, принятых на предприятии. Эти примеры показывают, что область такого рода поведений не перестает сужаться в обществах, подверженных быстрым изменениям, с богатым разнообразием форм, где степень однородности и интеграции более слаба, чем в так называемых традиционных обществах. Коллективные действия в индустриальных обществах чаще определяются стремлением господствовать над изменениями, направлять будущее, чем волей к сохранению прошлого или возврата к нему.

Между тем, эти формы реформаторского и объединяющего поведения с какого-то времени обретают, кажется, некоторую значимость в силу того факта, что «современные» ценности — изменение, рост, развитие — долго считавшиеся неприкосновенными, как и прогресс, как естественное движение истории, оказываются поставлены под вопрос. Особенно это относится к зависимым или колонизованным странам, где идущие из-за пределов страны модернизация и индустриализация перевернули традиционную социальную и культурную организацию. Подобные движения, уже наблюдавшиеся в Азии, Латинской Америке или в Африке во время большого периода колониальной экспансии в XIX веке, недавно значительно развились вновь. Свидетельство этому успех хомейнизма в Иране. Также в коммунистическом мире вновь возрождаются формы национального [:84] сознания, тогда как в «первом мире», то есть в западных индустриальных странах, распространяются идеи общности и идентичности, которые ведут за собой действия, во многом соответствующие тому, что я назвал коллективным поведением.

Смысл коллективного поведения неизбежно очень далек от сознания действующих лиц, потому что он определяется в зависимости от функционирования социальной системы, а не от представлений и проектов действующих лиц (в той же степени, что и самоубийство в анализе Дюркгейма). Вот почему формы коллективного поведения в существенной части гетерономны, зависят от внешних экономических или политических принуждений или приводятся в движение руководителем, стоящим во главе секты или фундаменталистского движения и идентифицируемым с порядком, нуждающимся в восстановлении.

Большое число конфликтов может быть проанализировано наилучшим образом в виде результатов разложения и усилия по реконструкции находящейся под угрозой социальной системы. Например, иммигранты создают гомогенную общность, но она мало-помалу дифференцируется, одни богатеют, другие беднеют, некоторые женятся за пределами группы: общность оказывается под угрозой. Тогда появляется мессия или пророк, стремящийся восстановить прежние нравы, гомогенность и интеграцию общности. Такое измерение занимает важное место кроме уже упомянутых мессианских или фундаменталистских движений в так называемых реформистских движениях и даже в революциях, какой была революция в Англии XVII века. Точно так же, большая часть профсоюзной деятельности состоит в защите квалификаций и вознаграждений от последствий технических, рыночных изменений или от решений, принятых на предприятии. Эти примеры показывают, что область такого рода поведений не перестает сужаться в обществах, подверженных быстрым изменениям, с богатым разнообразием форм, где степень однородности и интеграции более слаба, чем в так называемых традиционных обществах. Коллективные действия в индустриальных обществах чаще определяются стремлением господствовать над изменениями, направлять будущее, чем волей к сохранению прошлого или возврата к нему.

Между тем, эти формы реформаторского и объединяющего поведения с какого-то времени обретают, кажется, некоторую значимость в силу того факта, что «современные» ценности — изменение, рост, развитие — долго считавшиеся неприкосновенными, как и прогресс, как естественное движение истории, оказываются поставлены под вопрос. Особенно это относится к зависимым или колонизованным странам, где идущие из-за пределов страны модернизация и индустриализация перевернули традиционную социальную и культурную организацию. Подобные движения, уже наблюдавшиеся в Азии, Латинской Америке или в Африке во время большого периода колониальной экспансии в XIX веке, недавно значительно развились вновь. Свидетельство этому успех хомейнизма в Иране. Также в коммунистическом мире вновь возрождаются формы национального [:84] сознания, тогда как в «первом мире», то есть в западных индустриальных странах, распространяются идеи общности и идентичности, которые ведут за собой действия, во многом соответствующие тому, что я назвал коллективным поведением.

Смысл коллективного поведения неизбежно очень далек от сознания действующих лиц, потому что он определяется в зависимости от функционирования социальной системы, а не от представлений и проектов действующих лиц (в той же степени, что и самоубийство в анализе Дюркгейма). Вот почему формы коллективного поведения в существенной части гетерономны, зависят от внешних экономических или политических принуждений или приводятся в движение руководителем, стоящим во главе секты или фундаменталистского движения и идентифицируемым с порядком, нуждающимся в восстановлении.