Заключение

Борьба, которая заполняла шестидесятые и семидесятые годы, не может быть полностью и непосредственно отождествлена с новым общественным движением. В лучшем случае, она составляла его первое проявление, столь сильно связанное с определенной исторической и идеологической конъюнктурой, что двойной кризис, поразивший рост и гошизм, привел к его упадку. Подобное историческое заключение не ставит под вопрос главное в идеях конца шестидесятых годов. Правда то, что кризис сменил экспансию, место совокупности культурных инноваций и социальной борьбы заняла смесь из форм поведения, продиктованных кризисом и социальной борьбой, но можно продолжать думать, что в каждой из этих следующих друг за другом конъюнктур продолжается долгая работа создания новых общественных движений. Прошлый век знал подобные же перерывы в истории рабочего движения. Первая фаза, на которой преобладали социальный эксперимент и утопия, была сменена другой, с преобладанием вмешательства политических сил и даже с развитием государственного социализма. Лишь вслед за этим утвердилось в своей социальной реальности рабочее движение. Так и сегодня, после спада борьбы и дезорганизации конфликтов, кажется, должно начаться в [:172] недалеком будущем в силу трех благоприятных факторов созревание общественного движения. Прежде всего, речь — об усилении конфликтов между движениями, борющимися за свои права, и политической системой. Легко принятые в ходе прошлых десятилетий социальные и культурные реформы имеют все шансы столкнуться с усилившимся сопротивлением от имени молчаливого большинства. Соединенные Штаты, Великобритания, затем Германия дали примеры этого консервативного ужесточения. Невозможно думать, что в переживаемой ситуации наши общества могут остаться терпимыми перед лицом усиливающихся требований и протестов. Во-вторых, речь может идти о созревании правящего класса и в особенности о его утверждении перед лицом государства. В период исторической мутации роль государства неизбежно будет преобладающей. Это происходит в начале всех исторических этапов, а значит, и в начале постиндустриализации. Но чем более устанавливается новый тип общества, тем более его внутренние социальные отношения, в особенности характеризующие его классовые отношения, имеют тенденцию усиливаться. Наконец, интеллектуалы начинают скорее анализировать настоящее, чем вновь и вновь интерпретировать прошлое.

В целом, формирование постиндустриального общества достаточно продвинулось для того, чтобы восприятие и изучение новых действующих лиц и их конфликтов способствовало в свою очередь развитию общества нового типа. Поистине, над большей частью социологии довлеет унаследованная от XIX века идея, что общество является системой, механической или органической, имеющей собственные законы, так что роль социологического анализа включала бы уничтожение иллюзии о действующем лице. Такой подход априори исключает существование общественных движений. Но становится все более необходимым защищать другую социологию, придающую, наоборот, центральную роль идее общественного движения и созидающую новую профессиональную практику, стремящуюся понять действующее лицо вместе с его самосознанием. Такая социология, для которой люди сами делают свою историю, зная, что они ее делают, будучи в то же время замкнуты в круг идеологий. Необходимо, чтобы развились новые способы исследований, которые позволили бы взглянуть в лицо социальному действию, изучить действующих лиц не только по их поступкам, но и соответственно их пониманию этих поступков, выделить помимо поведений ответа на существующий социальный порядок поведения, посредством которых созидается, преодолевая конфликты, общество. [:173] Создание новых общественных движений и трансформация социологического анализа неотделимы друг от друга.

Общественные движения, революция и демократия

Борьба, которая заполняла шестидесятые и семидесятые годы, не может быть полностью и непосредственно отождествлена с новым общественным движением. В лучшем случае, она составляла его первое проявление, столь сильно связанное с определенной исторической и идеологической конъюнктурой, что двойной кризис, поразивший рост и гошизм, привел к его упадку. Подобное историческое заключение не ставит под вопрос главное в идеях конца шестидесятых годов. Правда то, что кризис сменил экспансию, место совокупности культурных инноваций и социальной борьбы заняла смесь из форм поведения, продиктованных кризисом и социальной борьбой, но можно продолжать думать, что в каждой из этих следующих друг за другом конъюнктур продолжается долгая работа создания новых общественных движений. Прошлый век знал подобные же перерывы в истории рабочего движения. Первая фаза, на которой преобладали социальный эксперимент и утопия, была сменена другой, с преобладанием вмешательства политических сил и даже с развитием государственного социализма. Лишь вслед за этим утвердилось в своей социальной реальности рабочее движение. Так и сегодня, после спада борьбы и дезорганизации конфликтов, кажется, должно начаться в [:172] недалеком будущем в силу трех благоприятных факторов созревание общественного движения. Прежде всего, речь — об усилении конфликтов между движениями, борющимися за свои права, и политической системой. Легко принятые в ходе прошлых десятилетий социальные и культурные реформы имеют все шансы столкнуться с усилившимся сопротивлением от имени молчаливого большинства. Соединенные Штаты, Великобритания, затем Германия дали примеры этого консервативного ужесточения. Невозможно думать, что в переживаемой ситуации наши общества могут остаться терпимыми перед лицом усиливающихся требований и протестов. Во-вторых, речь может идти о созревании правящего класса и в особенности о его утверждении перед лицом государства. В период исторической мутации роль государства неизбежно будет преобладающей. Это происходит в начале всех исторических этапов, а значит, и в начале постиндустриализации. Но чем более устанавливается новый тип общества, тем более его внутренние социальные отношения, в особенности характеризующие его классовые отношения, имеют тенденцию усиливаться. Наконец, интеллектуалы начинают скорее анализировать настоящее, чем вновь и вновь интерпретировать прошлое.

В целом, формирование постиндустриального общества достаточно продвинулось для того, чтобы восприятие и изучение новых действующих лиц и их конфликтов способствовало в свою очередь развитию общества нового типа. Поистине, над большей частью социологии довлеет унаследованная от XIX века идея, что общество является системой, механической или органической, имеющей собственные законы, так что роль социологического анализа включала бы уничтожение иллюзии о действующем лице. Такой подход априори исключает существование общественных движений. Но становится все более необходимым защищать другую социологию, придающую, наоборот, центральную роль идее общественного движения и созидающую новую профессиональную практику, стремящуюся понять действующее лицо вместе с его самосознанием. Такая социология, для которой люди сами делают свою историю, зная, что они ее делают, будучи в то же время замкнуты в круг идеологий. Необходимо, чтобы развились новые способы исследований, которые позволили бы взглянуть в лицо социальному действию, изучить действующих лиц не только по их поступкам, но и соответственно их пониманию этих поступков, выделить помимо поведений ответа на существующий социальный порядок поведения, посредством которых созидается, преодолевая конфликты, общество. [:173] Создание новых общественных движений и трансформация социологического анализа неотделимы друг от друга.

Общественные движения, революция и демократия