ГЛАВА XXI О китайской империи

   Прежде чем закончить эту книгу, я  отвечу  на  одно  возражение,  которое

могут сделать против всего до сих пор мною сказанного.

   Наши миссионеры рассказывают нам об обширной  китайской  империи,  как  о

превосходном государстве,  совмещающем  в  своем  принципе  страх,  честь  и

добродетель. Выходит, что установленное мною различение принципов трех видов

правления неосновательно.

   Я не знаю, что можно понимать под словом  честь  у  народов,  которых  ко

всякому делу принуждают палочными ударами.

   Сверх того, наши коммерсанты сообщают  нам  некоторые  сведения  об  этой

добродетели, которую так превозносят наши миссионеры.  Послушайте,  что  они

рассказывают о разбойничестве мандаринов.

   Сошлюсь также на свидетельство великого человека, милорда Ансона.

   Да и сами письма Пареннена о суде, учрежденном императором над неугодными

ему  новообращенными  принцами  крови,  обнаруживают  перед  нами   тиранию,

последовательно  действующую  по  заранее   составленному   плану,   и   ряд

оскорблений, нанесенных человеческой природе

   по правилу, т. е. хладнокровно.

   Есть еще у нас письма Мэрана и того же Пареннена о правлении Китая. После

весьма основательных ответов на заданные вопросы все чудеса его исчезли.

   Не  могло  ли  случиться,  что  миссионеры  были  введены  в  заблуждение

видимостью порядка, что они были поражены этим непрерывным, проявлением воли

одного - воли, которая управляет и ими  самими  и  которую  им  так  приятно

встречать при дворах государей Индии? Повидимому, посещая эти дворы с  целью

произвести там большие изменения, они находят,  что  гораздо  легче  уверить

государей, что им все позволено делать, чем  убедить  народы,  что  они  все

должны выносить.

   Наконец, доля истины часто бывает и в заблуждениях. Возможно, что в  силу

особенных и, может быть, единственных в своем роде  обстоятельств  китайское

правление не так испорчено, как оно должно было бы быть. Причины,  зависящие

главным образом от климата, мо

   гли пересилить действие моральных причин в этой стране и произвести в ней

своего рода чудесные явления,

   Климат  Китая  необыкновенно  благоприятствует   росту   народонаселения.

Женщины там так плодовиты, как нигде на земле,  бамая  жестокая  тирания  не

останавливает там процесса  прироста  населения.  Государь  Китая  не  может

сказать. подобно  фараону:  "Будем  притеснять  их  с  благоразумием".  Ему,

скорее, приходится пожелать вместе с Нероном,  чтобы  у  рода  человеческого

была только одна голова. Несмотря на тиранию, население Китая благодаря  его

климату не перестанет размножаться и одолеет тиранию.

   Китай, как и всякая  страна,  где  возделывается  рис,  подвержен  частым

голодовкам. Умирающий от голода народ рассыпается по стране искать  средства

существования; повсюду образуются воровские шайки из трех-четырех  или  пяти

человек. Большую часть их тотчас же  истребляют;  другие  увеличиваются,  но

затем их тоже истребляют. Но при таком множестве областей,  и  притом  столь

отдаленных, может случиться, что какой-нибудь из этих  шаек  посчастливится.

Она удерживается, усиливается, становится армией, идет прямо на сто

   лицу, и вождь ее восходит на престол.

   Такова природа вещей, что дурное  правительство  там  прежде  всех  несет

наказание.   Смуты   возникают   там   внезапно,   когда   народ    лишается

продовольствия. Если в других государствах злоупотребления исправляются  так

медленно, то это потому, что  там  их  последствия  менее  чувствительны,  и

государь не получает о них такого быстрого и решительного  известия,  как  в

Китае.

   Китайский государь не будет, подобно нашим государям, печалиться  о  том,

что если он дурно управляет, то будет менее блажен в той жизни и менее могуч

и богат в этой: он знает, что если его управление дурно,  то  он  лишится  и

престола, и жизни.

   Так  как,  несмотря  на   забрасывание   детей,   население   Китая   все

увеличивается,  то  необходим  неустанный  труд,  чтобы  извлечь  из   земли

пропитание.  Это  требует  усиленного  внимания  со  стороны  правительства.

Собственный интерес побуждает его ежеминутно заботиться о  том,  чтобы  люди

могли работать без опасения лишиться плодов  своего  труда.  Его  управление

должно быть более домашним, чем гражданским.

   Вот причина регламентации, о  которых  столько  говорят.  Царство  закона

хотели  соединить  с  царством  деспотизма,  но  все,  что   соединяется   с

деспотизмом, утрачивает  свою  силу.  Тщетно  этот  деспотизм,  преследуемый

собственными бедствиями, попытался сам надеть на себя цепи:  он  вооружается

этими цепями и становится еще ужаснее.

   Итак, Китай есть государство деспотическое,  принцип  которого  -  страх.

Может быть, при первых династиях, когда государство не было еще так обширно,

оно несколько отклонялось от этого образца, но теперь этого уже нет.

   Прежде чем закончить эту книгу, я  отвечу  на  одно  возражение,  которое

могут сделать против всего до сих пор мною сказанного.

   Наши миссионеры рассказывают нам об обширной  китайской  империи,  как  о

превосходном государстве,  совмещающем  в  своем  принципе  страх,  честь  и

добродетель. Выходит, что установленное мною различение принципов трех видов

правления неосновательно.

   Я не знаю, что можно понимать под словом  честь  у  народов,  которых  ко

всякому делу принуждают палочными ударами.

   Сверх того, наши коммерсанты сообщают  нам  некоторые  сведения  об  этой

добродетели, которую так превозносят наши миссионеры.  Послушайте,  что  они

рассказывают о разбойничестве мандаринов.

   Сошлюсь также на свидетельство великого человека, милорда Ансона.

   Да и сами письма Пареннена о суде, учрежденном императором над неугодными

ему  новообращенными  принцами  крови,  обнаруживают  перед  нами   тиранию,

последовательно  действующую  по  заранее   составленному   плану,   и   ряд

оскорблений, нанесенных человеческой природе

   по правилу, т. е. хладнокровно.

   Есть еще у нас письма Мэрана и того же Пареннена о правлении Китая. После

весьма основательных ответов на заданные вопросы все чудеса его исчезли.

   Не  могло  ли  случиться,  что  миссионеры  были  введены  в  заблуждение

видимостью порядка, что они были поражены этим непрерывным, проявлением воли

одного - воли, которая управляет и ими  самими  и  которую  им  так  приятно

встречать при дворах государей Индии? Повидимому, посещая эти дворы с  целью

произвести там большие изменения, они находят,  что  гораздо  легче  уверить

государей, что им все позволено делать, чем  убедить  народы,  что  они  все

должны выносить.

   Наконец, доля истины часто бывает и в заблуждениях. Возможно, что в  силу

особенных и, может быть, единственных в своем роде  обстоятельств  китайское

правление не так испорчено, как оно должно было бы быть. Причины,  зависящие

главным образом от климата, мо

   гли пересилить действие моральных причин в этой стране и произвести в ней

своего рода чудесные явления,

   Климат  Китая  необыкновенно  благоприятствует   росту   народонаселения.

Женщины там так плодовиты, как нигде на земле,  бамая  жестокая  тирания  не

останавливает там процесса  прироста  населения.  Государь  Китая  не  может

сказать. подобно  фараону:  "Будем  притеснять  их  с  благоразумием".  Ему,

скорее, приходится пожелать вместе с Нероном,  чтобы  у  рода  человеческого

была только одна голова. Несмотря на тиранию, население Китая благодаря  его

климату не перестанет размножаться и одолеет тиранию.

   Китай, как и всякая  страна,  где  возделывается  рис,  подвержен  частым

голодовкам. Умирающий от голода народ рассыпается по стране искать  средства

существования; повсюду образуются воровские шайки из трех-четырех  или  пяти

человек. Большую часть их тотчас же  истребляют;  другие  увеличиваются,  но

затем их тоже истребляют. Но при таком множестве областей,  и  притом  столь

отдаленных, может случиться, что какой-нибудь из этих  шаек  посчастливится.

Она удерживается, усиливается, становится армией, идет прямо на сто

   лицу, и вождь ее восходит на престол.

   Такова природа вещей, что дурное  правительство  там  прежде  всех  несет

наказание.   Смуты   возникают   там   внезапно,   когда   народ    лишается

продовольствия. Если в других государствах злоупотребления исправляются  так

медленно, то это потому, что  там  их  последствия  менее  чувствительны,  и

государь не получает о них такого быстрого и решительного  известия,  как  в

Китае.

   Китайский государь не будет, подобно нашим государям, печалиться  о  том,

что если он дурно управляет, то будет менее блажен в той жизни и менее могуч

и богат в этой: он знает, что если его управление дурно,  то  он  лишится  и

престола, и жизни.

   Так  как,  несмотря  на   забрасывание   детей,   население   Китая   все

увеличивается,  то  необходим  неустанный  труд,  чтобы  извлечь  из   земли

пропитание.  Это  требует  усиленного  внимания  со  стороны  правительства.

Собственный интерес побуждает его ежеминутно заботиться о  том,  чтобы  люди

могли работать без опасения лишиться плодов  своего  труда.  Его  управление

должно быть более домашним, чем гражданским.

   Вот причина регламентации, о  которых  столько  говорят.  Царство  закона

хотели  соединить  с  царством  деспотизма,  но  все,  что   соединяется   с

деспотизмом, утрачивает  свою  силу.  Тщетно  этот  деспотизм,  преследуемый

собственными бедствиями, попытался сам надеть на себя цепи:  он  вооружается

этими цепями и становится еще ужаснее.

   Итак, Китай есть государство деспотическое,  принцип  которого  -  страх.

Может быть, при первых династиях, когда государство не было еще так обширно,

оно несколько отклонялось от этого образца, но теперь этого уже нет.