сеньора. Апелляция на неправое решение

   Так  как  решение  дела  поединком  было  по   природе   своей   решением

окончательным, несовместимым с новым приговором и  судебным  преследованием,

то   апелляция   в   смысле,   установленном    римским    и    каноническим

законодательствами, т. е. обращение к суду высшей инстанц

   ии за пересмотром постановления низшей, была во Франции неизвестна.

   Воинственная нация, руководствовавшаяся единственно правилами  чести,  не

знала этих форм судопроизводства; следуя неизменно одному и  тому  же  духу,

она и против судей  принимала  те  самые  меры,  какими  располагала  против

сторон.

   Апелляция у этого народа состояла в вызове на единоборство оружием, чтобы

решить дело кровью, а не  в  приглашении  на  чернильную  брань,  с  которой

познакомились лишь впоследствии.

   Потому-то Людовик Святой говорит в своих  Устано&ле-ниях,  что  апелляция

есть измена и беззаконие, а Бомануар - - что человек,  прежде  чем  обвинять

своего сеньора в каком-либо посягательстве на него, должен был заявить  ему,

что покидает его феод, и уже пот

   ом вызвать его на суд сеньора-сюзерена и предложить ему  поединок.  Таким

же образом и сеньор должен был отказаться от своих  прав  на  вассала,  если

вызывал его на суд графа.

   Апелляция  на  неправое   решение   своего   сеньора   была   равносильна

утверждению, что его решение лживо и злонамеренно; но  обращение  к  нему  с

такими словами  было,  так  сказать,  преступлением  и  изменой  со  стороны

вассала.

   Поэтому вместо апелляции на неправое решение сеньора, который учреждал  и

ведал суд, апеллировали на решение пэров, которые этот суд составляли.  Этим

устранялось обвинение в измене, ибо истец  наносил  оскорбление  лишь  своим

пэрам, которым всегда мог дать у

   довлетворение.

   Обвинение  пэров  в  неправом  решении  подвергало   тяжущегося   немалым

опасностям.  Если  он  ждал  постановления  и  произнесения  приговора,  ему

приходилось выходить на поединок со всеми пэрами, которые обязывались решить

дело по справедливости; если он высказывал

   недовольство  раньше,  чем  все  судьи  произносили  свое   мнение,   ему

приходилось драться  с  теми  из  них,  которые  были  одного  мнения.  Чтоб

избегнуть этой опасности, он обращался к сеньору с просьбой приказать, чтобы

каждый пэр произносил громко свое мнение, и к

   ак только один нз них его  высказывал,  то,  прежде  чем  второй  успевал

сделать то же, тяжущийся объявлял его лжецом, злонамеренным и клеветником. В

таком случае ему приходилось драться только с одним этим судьей.

   Дефонтен предлагал, чтобы прежде  обжалования  неправого  решения  давали

высказать свое мнение  трем  судьям;  но  он  не  говорит,  чтобы  следовало

выходить со всеми тремя на поединок, и еще того менее - о случаях, в которых

приходилось бы драться со всеми, кто о

   бъявлял, что они одного с ними мнения. Различия  эти  происходят  оттого,

что в то  время  не  существовало  обычаев  вполне  тождественных.  Бомануар

говорит о том, что происходило в Клермонском графстве, а Дефонтен -  о  том,

каких порядков держались в Вермандуа

   .

   Когда один из пэров или держателей феодов объявлял,  что  готов  защищать

приговор, судья требовал формального вызова и, кроме того, брал с  жалобщика

обеспечение в том, что он  не  откажется  от  своей  апелляции;  но  с  пэра

обеспечения не бралось, так как он был человеком сеньора и  обязан  был  или

защищать приговор, или уплатить сеньору 60 ливров штрафа.

   Если жалобщик не  мог  доказать  несправедливости  приговора,  то  платил

сеньору 60 ливров штрафа и по стольку же пэру, против которого  апеллировал,

и каждому из пэров, ог-крыто(618) согласившихся с приговором.

   Человек, арестованный по сильному подозрению в преступлении,  за  которое

полагалась смертная казнь, и затем подвергшийся осуждению, не мог обжаловать

неправого решения"

   потому что это делалось бы всегда с целью продлить  жизнь  или  покончить

дело миром.

   Если кто-либо утверждал, что приговор суда был лживым н злонамеренным,  и

не вызывался доказать это, т. е. выйти па поединок, то за произнесение  этих

непристойных слов его приговаривали к уплате штрафа в 10  солидов,  если  он

был дворянин, и в 5 солидов, ес

   ли он был простолюдин.

   Судей или пэров, побежденных на поединке, не подвергали смертной казни  и

не отсекали им членов; жалобщик  же  наказывался  смертью,  если  дело  было

уголовного характера.

   Этот способ обвинения феодалов в неправом решении имел целью устранить от

обвинения самого  сеньора.  Когда  сеньор  не  имел  пэров  или  имел  их  в

недостаточном числе, он мог на свой сч„т пригласить пэров  сеньора-сюзерена.

Но эти пэры не были обязаны чинить су

   д, они могли объявить, что прибыли только для подачи совета. Если в  этом

особом случае сеньор сам чинил суд и произносил решение, то он же должен был

и принимать вызов по обвинению в неправом суде.

   Если сеньор был так беден, что не мог  пригласить  пэроп(619)  от  своего

сюзерена, или пренебрегал этим правом, или же сюзерен ему их  не  давал,  то

так как он не мог судить один н никто не обязан был  являться  перед  судом,

который не мог выносить решений, дел

   а поступали в суд сюзерена.

   Я полагаю, что это было одной из главных причин отделения суда от  феода,

откуда образовалось впоследствии  правило  французских  юристов:  одно  дело

феод, другое - суд. Так как было бесчисленное множество  феодалов,  которые,

не имея подвластных им людей, не

   могли отправлять суда, то все дела поступали в  суд  их  сюзерена.  Таким

образом, они потеряли право суда, потому что не  имели  ни  возможности,  ни

желания пользоваться им.

   Все   судьи,   участвовавшие   в   вынесении   приговора,   должны   были

присутствовать и при его объявлении, чтобы в случае  если  тяжущийся,  желая

обжаловать решение, обратился к ним с вопросом: согласны ли они с вынесенным

решением, они могли ответить утвердительно, "ибо,  -  говорит  Дефон-тен,  -

таково требование вежливости и законности, не допускающих  ни  уклонения  от

ответа, ни отсрочки". Я полагаю, что по этим же побуждениям  возник  до  сих

пор сохранившийся в Англии обычай, требующий единогласного мнения присяжны

   х для вынесения смертного приговора.

   Приходилось, следовательно, объявить свое согласие с мнением большинства.

Если  же  происходило  разделение  голосов,  приговор  выносился  в   случае

преступления в пользу обвиняемого, в  случае  преследования  за  долги  -  в

пользу должника, и делах о наследстве - з пользу ответчика.

   Пэр, говорит Дефонтен, не имел права отказываться судить, если  их  будет

всего четверо или пока они не будут все налицо, или пока не присоединятся  к

ним мудрейшие из них. Это было бы то же, как если  бы  он  сказал  во  время

битвы, что не станет помогать свое

   му сеньору, потому что тот имеет при себе  лишь  часть  своих  людей-  Но

сеньор, конечно, должен был поддержать честь своего суда и привлекать в него

самых доблестных и разумных из своих  людей.  Я  привожу  это  место,  чтобы

показать, что обязанностью вассала бы

   ло драться и судить, причем обязанность эта была такого рода, что  судить

значило драться.

   Сеньор, который судился в собственном суде со своим вассалом  и  проиграл

дело, мог обжаловать неправое решение одного из своих людей. Но  ввиду  того

почтения, которым  вассал  обязан  был  сеньору  в  силу  данной  присяги  в

верносги, и благосклонного отношения, к

   оторым сеньор обязан был своему вассалу в  силу  принятия  этой  присяги,

допускалось следующее различие: сеньор или говорил вообще, что приговор  был

лживым и несправедливым, или же обвинял  непосредственно  своего  вассала  в

преступном нарушении долга. В перво

   м случае он оскорблял собственный суд и в некотором роде самого  себя,  а

потому и не мог требовать поединка; во втором - он мог его требовать, потому

что посягал на  честь  своего  вассала,  причем  в  интересах  общественного

спокойствия; тот из них, который

   был побежден, лишался жизни и имущества,

   Это различие, необходимое в настоящем особом случае, было  распространено

и на другие случаи.  Бомануар  говорит.  что  если  жалующийся  на  неправое

решение обращался к одному из держателей феодов с  личным  обвинением,  дело

разрешалось поединком; но если он отв

   ергал только приговор, то спор решался  поединком  или  судом  по  выбору

пэра, к которому обращена была апелляция. Но  так  как  в  эпоху  Бома-нуара

господствовало стремление к ограничению судебного поединка и в то  же  время

предоставленная пэру свобода отстаиват

   ь  или  не  отстаивать  приговор  поединком  противоречила  установленным

понятиям о чести и об обязанностях вассала защищать  суд  сеньора,  то  я  и

полагаю,  что  приведенное  у   Бомануара   различие   было   новой   формой

судопроизводства у французов.

   Я  не  говорю,  что  все  обжалования  неправого   решения   оканчивались

поединком. С этой формой апелляции произошло то же, что и со всеми  другими.

Я уже указывал в главе XXV на исключения, когда суд сюзерена решал, быть или

не быть поединку.

   Постановления королевского суда не подлежали обжалованию; король не  имел

себе равного, и никто не мог обращаться к нему с  вызовом;  не  было  никого

выше его, и никто не мог обжаловать его решения.

   Этот основной закон, необходимый как закон политический, ограничивал  так

же, как гражданский закон, злоупотребления  судебной  практики  тех  времен.

Когда сеньор опасался апелляции на решение своего суда или узнавал,  что  ее

готовятся предъявить, то, если эт

   о было против интересов правосудия, он мог  просить  о  присылке  к  нему

людей из королевского суда, приговор которых  не  подлежал  апелляции.  Так,

Дефон-тен  говорит,  что  король  Филипп  послал  весь  свой  совет  в   суд

корбийского аббата для решения одного дела.

   Если сеньор не мог иметь королевских судей, он еще мог перенести свой суд

в суд короля, если только он зависел  непосредственно  от  короля;  если  же

между ними находились еще посредствующие  сеньоры,  он  обращался  к  своему

сеньору-сюзерену и, переходя от сень

   ора к сеньору, достигал короля.

   Итак, хотя в те времена не существовало ни на практике, ни  даже  в  идее

апелляции в современном  смысле,  можно  было  тем  не  менее  обращаться  к

правосудию короля, ибо король всегда был источником,  из  которого  исходили

все реки, и океаном, в который они возвр

   ащались.

   Так  как  решение  дела  поединком  было  по   природе   своей   решением

окончательным, несовместимым с новым приговором и  судебным  преследованием,

то   апелляция   в   смысле,   установленном    римским    и    каноническим

законодательствами, т. е. обращение к суду высшей инстанц

   ии за пересмотром постановления низшей, была во Франции неизвестна.

   Воинственная нация, руководствовавшаяся единственно правилами  чести,  не

знала этих форм судопроизводства; следуя неизменно одному и  тому  же  духу,

она и против судей  принимала  те  самые  меры,  какими  располагала  против

сторон.

   Апелляция у этого народа состояла в вызове на единоборство оружием, чтобы

решить дело кровью, а не  в  приглашении  на  чернильную  брань,  с  которой

познакомились лишь впоследствии.

   Потому-то Людовик Святой говорит в своих  Устано&ле-ниях,  что  апелляция

есть измена и беззаконие, а Бомануар - - что человек,  прежде  чем  обвинять

своего сеньора в каком-либо посягательстве на него, должен был заявить  ему,

что покидает его феод, и уже пот

   ом вызвать его на суд сеньора-сюзерена и предложить ему  поединок.  Таким

же образом и сеньор должен был отказаться от своих  прав  на  вассала,  если

вызывал его на суд графа.

   Апелляция  на  неправое   решение   своего   сеньора   была   равносильна

утверждению, что его решение лживо и злонамеренно; но  обращение  к  нему  с

такими словами  было,  так  сказать,  преступлением  и  изменой  со  стороны

вассала.

   Поэтому вместо апелляции на неправое решение сеньора, который учреждал  и

ведал суд, апеллировали на решение пэров, которые этот суд составляли.  Этим

устранялось обвинение в измене, ибо истец  наносил  оскорбление  лишь  своим

пэрам, которым всегда мог дать у

   довлетворение.

   Обвинение  пэров  в  неправом  решении  подвергало   тяжущегося   немалым

опасностям.  Если  он  ждал  постановления  и  произнесения  приговора,  ему

приходилось выходить на поединок со всеми пэрами, которые обязывались решить

дело по справедливости; если он высказывал

   недовольство  раньше,  чем  все  судьи  произносили  свое   мнение,   ему

приходилось драться  с  теми  из  них,  которые  были  одного  мнения.  Чтоб

избегнуть этой опасности, он обращался к сеньору с просьбой приказать, чтобы

каждый пэр произносил громко свое мнение, и к

   ак только один нз них его  высказывал,  то,  прежде  чем  второй  успевал

сделать то же, тяжущийся объявлял его лжецом, злонамеренным и клеветником. В

таком случае ему приходилось драться только с одним этим судьей.

   Дефонтен предлагал, чтобы прежде  обжалования  неправого  решения  давали

высказать свое мнение  трем  судьям;  но  он  не  говорит,  чтобы  следовало

выходить со всеми тремя на поединок, и еще того менее - о случаях, в которых

приходилось бы драться со всеми, кто о

   бъявлял, что они одного с ними мнения. Различия  эти  происходят  оттого,

что в то  время  не  существовало  обычаев  вполне  тождественных.  Бомануар

говорит о том, что происходило в Клермонском графстве, а Дефонтен -  о  том,

каких порядков держались в Вермандуа

   .

   Когда один из пэров или держателей феодов объявлял,  что  готов  защищать

приговор, судья требовал формального вызова и, кроме того, брал с  жалобщика

обеспечение в том, что он  не  откажется  от  своей  апелляции;  но  с  пэра

обеспечения не бралось, так как он был человеком сеньора и  обязан  был  или

защищать приговор, или уплатить сеньору 60 ливров штрафа.

   Если жалобщик не  мог  доказать  несправедливости  приговора,  то  платил

сеньору 60 ливров штрафа и по стольку же пэру, против которого  апеллировал,

и каждому из пэров, ог-крыто(618) согласившихся с приговором.

   Человек, арестованный по сильному подозрению в преступлении,  за  которое

полагалась смертная казнь, и затем подвергшийся осуждению, не мог обжаловать

неправого решения"

   потому что это делалось бы всегда с целью продлить  жизнь  или  покончить

дело миром.

   Если кто-либо утверждал, что приговор суда был лживым н злонамеренным,  и

не вызывался доказать это, т. е. выйти па поединок, то за произнесение  этих

непристойных слов его приговаривали к уплате штрафа в 10  солидов,  если  он

был дворянин, и в 5 солидов, ес

   ли он был простолюдин.

   Судей или пэров, побежденных на поединке, не подвергали смертной казни  и

не отсекали им членов; жалобщик  же  наказывался  смертью,  если  дело  было

уголовного характера.

   Этот способ обвинения феодалов в неправом решении имел целью устранить от

обвинения самого  сеньора.  Когда  сеньор  не  имел  пэров  или  имел  их  в

недостаточном числе, он мог на свой сч„т пригласить пэров  сеньора-сюзерена.

Но эти пэры не были обязаны чинить су

   д, они могли объявить, что прибыли только для подачи совета. Если в  этом

особом случае сеньор сам чинил суд и произносил решение, то он же должен был

и принимать вызов по обвинению в неправом суде.

   Если сеньор был так беден, что не мог  пригласить  пэроп(619)  от  своего

сюзерена, или пренебрегал этим правом, или же сюзерен ему их  не  давал,  то

так как он не мог судить один н никто не обязан был  являться  перед  судом,

который не мог выносить решений, дел

   а поступали в суд сюзерена.

   Я полагаю, что это было одной из главных причин отделения суда от  феода,

откуда образовалось впоследствии  правило  французских  юристов:  одно  дело

феод, другое - суд. Так как было бесчисленное множество  феодалов,  которые,

не имея подвластных им людей, не

   могли отправлять суда, то все дела поступали в  суд  их  сюзерена.  Таким

образом, они потеряли право суда, потому что не  имели  ни  возможности,  ни

желания пользоваться им.

   Все   судьи,   участвовавшие   в   вынесении   приговора,   должны   были

присутствовать и при его объявлении, чтобы в случае  если  тяжущийся,  желая

обжаловать решение, обратился к ним с вопросом: согласны ли они с вынесенным

решением, они могли ответить утвердительно, "ибо,  -  говорит  Дефон-тен,  -

таково требование вежливости и законности, не допускающих  ни  уклонения  от

ответа, ни отсрочки". Я полагаю, что по этим же побуждениям  возник  до  сих

пор сохранившийся в Англии обычай, требующий единогласного мнения присяжны

   х для вынесения смертного приговора.

   Приходилось, следовательно, объявить свое согласие с мнением большинства.

Если  же  происходило  разделение  голосов,  приговор  выносился  в   случае

преступления в пользу обвиняемого, в  случае  преследования  за  долги  -  в

пользу должника, и делах о наследстве - з пользу ответчика.

   Пэр, говорит Дефонтен, не имел права отказываться судить, если  их  будет

всего четверо или пока они не будут все налицо, или пока не присоединятся  к

ним мудрейшие из них. Это было бы то же, как если  бы  он  сказал  во  время

битвы, что не станет помогать свое

   му сеньору, потому что тот имеет при себе  лишь  часть  своих  людей-  Но

сеньор, конечно, должен был поддержать честь своего суда и привлекать в него

самых доблестных и разумных из своих  людей.  Я  привожу  это  место,  чтобы

показать, что обязанностью вассала бы

   ло драться и судить, причем обязанность эта была такого рода, что  судить

значило драться.

   Сеньор, который судился в собственном суде со своим вассалом  и  проиграл

дело, мог обжаловать неправое решение одного из своих людей. Но  ввиду  того

почтения, которым  вассал  обязан  был  сеньору  в  силу  данной  присяги  в

верносги, и благосклонного отношения, к

   оторым сеньор обязан был своему вассалу в  силу  принятия  этой  присяги,

допускалось следующее различие: сеньор или говорил вообще, что приговор  был

лживым и несправедливым, или же обвинял  непосредственно  своего  вассала  в

преступном нарушении долга. В перво

   м случае он оскорблял собственный суд и в некотором роде самого  себя,  а

потому и не мог требовать поединка; во втором - он мог его требовать, потому

что посягал на  честь  своего  вассала,  причем  в  интересах  общественного

спокойствия; тот из них, который

   был побежден, лишался жизни и имущества,

   Это различие, необходимое в настоящем особом случае, было  распространено

и на другие случаи.  Бомануар  говорит.  что  если  жалующийся  на  неправое

решение обращался к одному из держателей феодов с  личным  обвинением,  дело

разрешалось поединком; но если он отв

   ергал только приговор, то спор решался  поединком  или  судом  по  выбору

пэра, к которому обращена была апелляция. Но  так  как  в  эпоху  Бома-нуара

господствовало стремление к ограничению судебного поединка и в то  же  время

предоставленная пэру свобода отстаиват

   ь  или  не  отстаивать  приговор  поединком  противоречила  установленным

понятиям о чести и об обязанностях вассала защищать  суд  сеньора,  то  я  и

полагаю,  что  приведенное  у   Бомануара   различие   было   новой   формой

судопроизводства у французов.

   Я  не  говорю,  что  все  обжалования  неправого   решения   оканчивались

поединком. С этой формой апелляции произошло то же, что и со всеми  другими.

Я уже указывал в главе XXV на исключения, когда суд сюзерена решал, быть или

не быть поединку.

   Постановления королевского суда не подлежали обжалованию; король не  имел

себе равного, и никто не мог обращаться к нему с  вызовом;  не  было  никого

выше его, и никто не мог обжаловать его решения.

   Этот основной закон, необходимый как закон политический, ограничивал  так

же, как гражданский закон, злоупотребления  судебной  практики  тех  времен.

Когда сеньор опасался апелляции на решение своего суда или узнавал,  что  ее

готовятся предъявить, то, если эт

   о было против интересов правосудия, он мог  просить  о  присылке  к  нему

людей из королевского суда, приговор которых  не  подлежал  апелляции.  Так,

Дефон-тен  говорит,  что  король  Филипп  послал  весь  свой  совет  в   суд

корбийского аббата для решения одного дела.

   Если сеньор не мог иметь королевских судей, он еще мог перенести свой суд

в суд короля, если только он зависел  непосредственно  от  короля;  если  же

между ними находились еще посредствующие  сеньоры,  он  обращался  к  своему

сеньору-сюзерену и, переходя от сень

   ора к сеньору, достигал короля.

   Итак, хотя в те времена не существовало ни на практике, ни  даже  в  идее

апелляции в современном  смысле,  можно  было  тем  не  менее  обращаться  к

правосудию короля, ибо король всегда был источником,  из  которого  исходили

все реки, и океаном, в который они возвр

   ащались.