Маскулинность в политическом дискурсе современного российского общества

Политическая сфера является пространством, где конструируются и поддерживаются социально одобряемые стандарты маскулинности, которые, в свою очередь, являются механизмом воздействия на политическое поведение избирателей и представляют собой значимый фактор избирательных технологий.

Среди важнейших механизмов эксплуатации стереотипа маскулинности в политическом дискурсе — воздействие на гендерную идентичность человека с целью добиться желаемого типа политического поведения («Если вы мужчины, голосуйте за…») и дискурсивная маскулинизация и феминизация политических институтов, политических лидеров: как явная («настоящий мужик»), так и латентная (атрибутированиеувлечения политика «мужественным» видом спорта, «мужественного» хобби, популярности у женщин и т.д.).

Мы выделяем несколько функций маскулинизации в политической риторике. Во-первых, гендер способен быть механизмом включения / исключения, отделяющим «своих» от «чужих», определяя при этом первых как норму, а вторых — как девиацию. Мужественность атрибутируется, как правило, «своим»; «чужим», политическим соперникам, нередко отказывают в обладании «мужскими», «нормальными», качествами, что служит эффективным методом делегитимации их позиции в политической борьбе. Во-вторых, маркировка «своих» и «чужих» как маскулинных или фемининных используется для оценки обоснованности их претензий на власть. Мужественность априорно отождествляется с властью и управлением; в свою очередь, власть и ее атрибуты (сила, разум, воля, ответственность, активность) соотносятся с мужским началом и входят, как правило, в канон доминирующей маскулинности. В-третьих, важной причиной маскулинизации «своих» является корреляция маскулинности с публичной сферой.

Одновременно с политиками создаются и продвигаются новые модели маскулинности / фемининности, которые коррелируют с различными нормами и ценностями, различными типами политической ориентации, различными гендерными и политическими системами.

Л.Э. Семенова (Нижний Новгород)

Воспитание мужчины как будущего родителя: состояние проблемы в современной России

Знакомясь с публикациями отечественных авторов по тематике социальных наук, невольно обращаешь внимание на отсутствие них анализа вопросов, связанных с воспитанием мужчины как будущего родителя. Ученые выражают озабоченность девальвацией в современном российском обществе материнства, умалчивая при этом о проблеме родителей-мужчин. Результат такого молчания — факт массовой безотцовщины.

В общественном сознании россиян образ женщины однозначно ассоциируется с материнством, тогда как аналогичные ассоциации мужчины с родителем, как правило, отсутствуют. Кроме того, согласно ряду исследований (О.А. Гаврилица, 1998), у женщин, сочетающих обязанности материнства с выполнением профессиональных функций, нередко возникает чувство вины как следствие ощущения собственной несостоятельности в реализации своего «истинного предназначения». Однако у мужчин ничего подобного не наблюдается, поскольку общество определяет для них иное пространство приложения сил и возможностей. Тем самым мужчины оказываются вытесненными на периферию семейной жизни и процесса воспитания подрастающего поколения, хотя большинство из них в реальности являются отцами.

Психологические, философские, культурологические и др. исследования убедительно доказывают тот факт, что институт родительства — это продукт социального конструирования, отражающий специфику нормативных представлений о ролевых моделях поведения и функциях мужчин и женщин (И.С.Кон, 1988; М.Мид, 1988). В традиционном патриархатном обществе (к нему безусловно относится и Россия) воспитание мальчика ориентировано на некий мужской идеал, включающий в себя ряд характеристик, среди которых: не унижаться, занимаясь «женскими» делами, в том числе и уходом за детьми (последнее маркируется как женская обязанность); превосходство над другими; отказ от проявления переживаний, сочувствия и эмоциональной поддержки; демонстрация силы, а при необходимости и насилия; зарабатывание денег. Этот идеал бесконечно тиражируется массовой культурой, и в нем абсолютно нет места мужчине — воспитателю детей. Именно поэтому мужчина, посвятивший себя педагогической деятельности, расценивается как «неправильный», немаскулинный, становится маргиналом, а освоение мужчиной функции родителя осуществляется по весьма узкому сценарию: отец — карающая рука, кормилец семьи, удаленный от своих детей.

Существующая на сегодняшний день воспитательная практика мальчиков и девочек позволяет говорить об однозначной ориентации первых на инструментальные роли, тогда как в отношении вторых уже можно заметить некоторые попытки отказа от традиционной модели. За современными женщинами признается возможность выполнения ими «мужских» ролей, правда при условии одновременного выполнения экспрессивных «женских». Иными словами, традиционные функции отцовства (материальное обеспечение семьи) в настоящее время все чаще являются взаимозаменяемыми, а функции материнства (эмоциональная поддержка детей, забота об их психологическом благополучии) — нет.

Предпринятый нами анализ литературных произведений для детей, официально признанных «золотой библиотекой детства», издаваемых в нашей стране на протяжении всего ХХ века тиражами от 10000 и более экземпляров убедительно показал практически полное отсутствие на их страницах мужчины-отца. Как поется в одной детской песенке, «много песен за это время спели маме своей родной, а про папу до этой песни, песни не было ни одной». И хотя дальше в песне поется о том, что может папа, к сожалению, в действительности многие дети совершенно не знают, что же именно могут их папы.

На наш взгляд, активная социальная политика в отношении признания значимости реализации мужчины как родителя, в том числе обсуждение этой проблемы в научной литературе, позволит мужчинам осознать свои отцовские обязанности в более широком ракурсе, что в свою очередь может стать одним из шагов на пути искоренения «дискриминации» мужчины как родителя и воспитателя.

Ю.И. Смирнов (Москва)

Политическая сфера является пространством, где конструируются и поддерживаются социально одобряемые стандарты маскулинности, которые, в свою очередь, являются механизмом воздействия на политическое поведение избирателей и представляют собой значимый фактор избирательных технологий.

Среди важнейших механизмов эксплуатации стереотипа маскулинности в политическом дискурсе — воздействие на гендерную идентичность человека с целью добиться желаемого типа политического поведения («Если вы мужчины, голосуйте за…») и дискурсивная маскулинизация и феминизация политических институтов, политических лидеров: как явная («настоящий мужик»), так и латентная (атрибутированиеувлечения политика «мужественным» видом спорта, «мужественного» хобби, популярности у женщин и т.д.).

Мы выделяем несколько функций маскулинизации в политической риторике. Во-первых, гендер способен быть механизмом включения / исключения, отделяющим «своих» от «чужих», определяя при этом первых как норму, а вторых — как девиацию. Мужественность атрибутируется, как правило, «своим»; «чужим», политическим соперникам, нередко отказывают в обладании «мужскими», «нормальными», качествами, что служит эффективным методом делегитимации их позиции в политической борьбе. Во-вторых, маркировка «своих» и «чужих» как маскулинных или фемининных используется для оценки обоснованности их претензий на власть. Мужественность априорно отождествляется с властью и управлением; в свою очередь, власть и ее атрибуты (сила, разум, воля, ответственность, активность) соотносятся с мужским началом и входят, как правило, в канон доминирующей маскулинности. В-третьих, важной причиной маскулинизации «своих» является корреляция маскулинности с публичной сферой.

Одновременно с политиками создаются и продвигаются новые модели маскулинности / фемининности, которые коррелируют с различными нормами и ценностями, различными типами политической ориентации, различными гендерными и политическими системами.

Л.Э. Семенова (Нижний Новгород)

Воспитание мужчины как будущего родителя: состояние проблемы в современной России

Знакомясь с публикациями отечественных авторов по тематике социальных наук, невольно обращаешь внимание на отсутствие них анализа вопросов, связанных с воспитанием мужчины как будущего родителя. Ученые выражают озабоченность девальвацией в современном российском обществе материнства, умалчивая при этом о проблеме родителей-мужчин. Результат такого молчания — факт массовой безотцовщины.

В общественном сознании россиян образ женщины однозначно ассоциируется с материнством, тогда как аналогичные ассоциации мужчины с родителем, как правило, отсутствуют. Кроме того, согласно ряду исследований (О.А. Гаврилица, 1998), у женщин, сочетающих обязанности материнства с выполнением профессиональных функций, нередко возникает чувство вины как следствие ощущения собственной несостоятельности в реализации своего «истинного предназначения». Однако у мужчин ничего подобного не наблюдается, поскольку общество определяет для них иное пространство приложения сил и возможностей. Тем самым мужчины оказываются вытесненными на периферию семейной жизни и процесса воспитания подрастающего поколения, хотя большинство из них в реальности являются отцами.

Психологические, философские, культурологические и др. исследования убедительно доказывают тот факт, что институт родительства — это продукт социального конструирования, отражающий специфику нормативных представлений о ролевых моделях поведения и функциях мужчин и женщин (И.С.Кон, 1988; М.Мид, 1988). В традиционном патриархатном обществе (к нему безусловно относится и Россия) воспитание мальчика ориентировано на некий мужской идеал, включающий в себя ряд характеристик, среди которых: не унижаться, занимаясь «женскими» делами, в том числе и уходом за детьми (последнее маркируется как женская обязанность); превосходство над другими; отказ от проявления переживаний, сочувствия и эмоциональной поддержки; демонстрация силы, а при необходимости и насилия; зарабатывание денег. Этот идеал бесконечно тиражируется массовой культурой, и в нем абсолютно нет места мужчине — воспитателю детей. Именно поэтому мужчина, посвятивший себя педагогической деятельности, расценивается как «неправильный», немаскулинный, становится маргиналом, а освоение мужчиной функции родителя осуществляется по весьма узкому сценарию: отец — карающая рука, кормилец семьи, удаленный от своих детей.

Существующая на сегодняшний день воспитательная практика мальчиков и девочек позволяет говорить об однозначной ориентации первых на инструментальные роли, тогда как в отношении вторых уже можно заметить некоторые попытки отказа от традиционной модели. За современными женщинами признается возможность выполнения ими «мужских» ролей, правда при условии одновременного выполнения экспрессивных «женских». Иными словами, традиционные функции отцовства (материальное обеспечение семьи) в настоящее время все чаще являются взаимозаменяемыми, а функции материнства (эмоциональная поддержка детей, забота об их психологическом благополучии) — нет.

Предпринятый нами анализ литературных произведений для детей, официально признанных «золотой библиотекой детства», издаваемых в нашей стране на протяжении всего ХХ века тиражами от 10000 и более экземпляров убедительно показал практически полное отсутствие на их страницах мужчины-отца. Как поется в одной детской песенке, «много песен за это время спели маме своей родной, а про папу до этой песни, песни не было ни одной». И хотя дальше в песне поется о том, что может папа, к сожалению, в действительности многие дети совершенно не знают, что же именно могут их папы.

На наш взгляд, активная социальная политика в отношении признания значимости реализации мужчины как родителя, в том числе обсуждение этой проблемы в научной литературе, позволит мужчинам осознать свои отцовские обязанности в более широком ракурсе, что в свою очередь может стать одним из шагов на пути искоренения «дискриминации» мужчины как родителя и воспитателя.

Ю.И. Смирнов (Москва)