§ 34. Отношение Гоббса к религии

“Это ещё проблема, был ли Гоббс атеистом”. Неко­торые “причислили его к толпе атеистов и оставили там”, но Гундлинг 26 снял с него это обвинение. “Гоббс не был другом ни высшего духовенства вообще, ни английского в частности. Его “царство тьмы” (господ­ство духовенства, особенно католического, Leviath., с. 44—47) так же мало говорило в пользу этого духо­венства, как и в пользу папы. Но кто отнимает нечто от того или другого, тот еретик и атеист. Селден дол­жен быть отнесен именно к этому классу, так как ос­паривал их духовную десятину, а Гоббс пошел дальше Селдена: он выплеснул ребенка вместе с водой; у него была своя философия и теология”.

Упрек в атеизме основан был прежде всего на том, что, по воззрению Гоббса, одно материальное, телесное действительно, так что бог, по его мнению, тело. В при­ложении к “Левиафану” сам Гоббс защищался следую­щим образом: “Покажи мне, если можешь, слово “бестелесный” или "нематериальный” в писании. Я же покажу тебе, что вся полнота божества во плоти пре­бывала во Христе. Все мы пребываем и движемся в боге, говорит апостол. Но все мы имеем величину. А может ли то, что имеет величину, находиться в том, что не имеет величины? Бог велик, говорится в писа­нии, но величина не может мыслиться без телесности”. Во-вторых, этот упрек был основан на том, что Гоббс называет свойства бога, как, например, мудрость, непо­стижимыми атрибутами, которые прилагаются к непо­стижимому существу лишь как знаки почести. “Но я не нахожу, — замечает на это Гундлинг, — почему то­го, кто... считает природу бога incomprehensibel непо­стижимой, считают атеистом, тогда как все теологи признают, что ничего нельзя, proprie собственно, ни знать, ни понимать о свойствах бога и всей его сущно­сти, но именно потому, что все в нем бесконечно, о нем говорят лишь en general вообще”. Гундлинг прав. Гоббс не атеист, по крайней мере не более атеист, чем наши современники. В частном и действительном он материалист, атеист, но en general он теист. Бог есть тело, но каково оно? Воздух, свет, вода, солнце, луна, звезда, камень, растительное, животное, человеческое тело? Нет, только тело en general, тело без телесности, тело, о котором мы поэтому вовсе ничего не знаем, ни­чего не мыслим, ничего не можем сказать. “Кто не хо­чет прилагать к богу другого имени, — говорит Гоббс,—кроме соответствующих естествен­ному разуму, тот должен пользоваться лишь отрица­тельными выражениями, как бесконечный, вечный, не­постижимый, или превосходными степенями, как высо­чайший, величайший, или неопределенными именами, как благой, праведный, святой, творец, и притом так, чтобы выразить этим лишь свое поклонение и удивле­ние, а не сказать, что есть бог. Совершенно верно, предикаты бога суть лишь предикаты человеческого духа, человеческого аффекта. Вообще у Гоббса встречаются отдельные удачные замечания о религии и её происхождении, которые он, правда, ограничивает лишь язы­ческими религиями (1847). Есть только одно имя для его сущности: он есть” (“Unicum enim naturae Sual nomen habet: est”). Quid sit — сущность, содержание, положительное — принадлежит атеизму, миру, чувствам; а простое “есть” — теизму, божеству. Таким образом, Гоббс вовсе не отрицает бога; но его теизм по существу, по содержанию, как и вообще теизм на­шего времени, есть атеизм, его бог лишь отрицатель­ная сущность или, вернее, не-сущность.

Если говорить более подробно об отношении Гоббса к христианской религии или вероучению, то надо ещё заметить, что для него так называемая положительная религия лишь дело государства, государство есть цар­ство божье (Leviath., с. 35), глава государства, а так­же глава церкви или религии  — представители и за­местители бога, “воля бога познается лишь через го­сударство”, что поэтому Гоббс, как хороший гражданин, по тем же основаниям, по кото­рым он подчиняет свою волю законам своего государ­ства или страны, подчиняет также свой разум догмам государственной церкви. Что же касается его внутрен­него отношения к таинствам христианской веры, то оно характеризуется достаточно следующим изрече­нием его: “Тайны веры, как целебные, но горькие пилюли, надо глотать целиком; если их разжевать (то есть подвергнуть критике языка), то обычно прихо­дится их выплюнуть”.

“Мирские и духовные дела должны подчиняться одному господину, иначе они подвергаются опасности не только ввиду споров между государством и церковью, между представите­лями светской и духовной власти, из которых одни несут меч правосудия, а Другие щит веры, но, что хуже, опасности борьбы между христианином и человеком, возникающей в груди каждого христианина”.

“Это ещё проблема, был ли Гоббс атеистом”. Неко­торые “причислили его к толпе атеистов и оставили там”, но Гундлинг 26 снял с него это обвинение. “Гоббс не был другом ни высшего духовенства вообще, ни английского в частности. Его “царство тьмы” (господ­ство духовенства, особенно католического, Leviath., с. 44—47) так же мало говорило в пользу этого духо­венства, как и в пользу папы. Но кто отнимает нечто от того или другого, тот еретик и атеист. Селден дол­жен быть отнесен именно к этому классу, так как ос­паривал их духовную десятину, а Гоббс пошел дальше Селдена: он выплеснул ребенка вместе с водой; у него была своя философия и теология”.

Упрек в атеизме основан был прежде всего на том, что, по воззрению Гоббса, одно материальное, телесное действительно, так что бог, по его мнению, тело. В при­ложении к “Левиафану” сам Гоббс защищался следую­щим образом: “Покажи мне, если можешь, слово “бестелесный” или "нематериальный” в писании. Я же покажу тебе, что вся полнота божества во плоти пре­бывала во Христе. Все мы пребываем и движемся в боге, говорит апостол. Но все мы имеем величину. А может ли то, что имеет величину, находиться в том, что не имеет величины? Бог велик, говорится в писа­нии, но величина не может мыслиться без телесности”. Во-вторых, этот упрек был основан на том, что Гоббс называет свойства бога, как, например, мудрость, непо­стижимыми атрибутами, которые прилагаются к непо­стижимому существу лишь как знаки почести. “Но я не нахожу, — замечает на это Гундлинг, — почему то­го, кто... считает природу бога incomprehensibel непо­стижимой, считают атеистом, тогда как все теологи признают, что ничего нельзя, proprie собственно, ни знать, ни понимать о свойствах бога и всей его сущно­сти, но именно потому, что все в нем бесконечно, о нем говорят лишь en general вообще”. Гундлинг прав. Гоббс не атеист, по крайней мере не более атеист, чем наши современники. В частном и действительном он материалист, атеист, но en general он теист. Бог есть тело, но каково оно? Воздух, свет, вода, солнце, луна, звезда, камень, растительное, животное, человеческое тело? Нет, только тело en general, тело без телесности, тело, о котором мы поэтому вовсе ничего не знаем, ни­чего не мыслим, ничего не можем сказать. “Кто не хо­чет прилагать к богу другого имени, — говорит Гоббс,—кроме соответствующих естествен­ному разуму, тот должен пользоваться лишь отрица­тельными выражениями, как бесконечный, вечный, не­постижимый, или превосходными степенями, как высо­чайший, величайший, или неопределенными именами, как благой, праведный, святой, творец, и притом так, чтобы выразить этим лишь свое поклонение и удивле­ние, а не сказать, что есть бог. Совершенно верно, предикаты бога суть лишь предикаты человеческого духа, человеческого аффекта. Вообще у Гоббса встречаются отдельные удачные замечания о религии и её происхождении, которые он, правда, ограничивает лишь язы­ческими религиями (1847). Есть только одно имя для его сущности: он есть” (“Unicum enim naturae Sual nomen habet: est”). Quid sit — сущность, содержание, положительное — принадлежит атеизму, миру, чувствам; а простое “есть” — теизму, божеству. Таким образом, Гоббс вовсе не отрицает бога; но его теизм по существу, по содержанию, как и вообще теизм на­шего времени, есть атеизм, его бог лишь отрицатель­ная сущность или, вернее, не-сущность.

Если говорить более подробно об отношении Гоббса к христианской религии или вероучению, то надо ещё заметить, что для него так называемая положительная религия лишь дело государства, государство есть цар­ство божье (Leviath., с. 35), глава государства, а так­же глава церкви или религии  — представители и за­местители бога, “воля бога познается лишь через го­сударство”, что поэтому Гоббс, как хороший гражданин, по тем же основаниям, по кото­рым он подчиняет свою волю законам своего государ­ства или страны, подчиняет также свой разум догмам государственной церкви. Что же касается его внутрен­него отношения к таинствам христианской веры, то оно характеризуется достаточно следующим изрече­нием его: “Тайны веры, как целебные, но горькие пилюли, надо глотать целиком; если их разжевать (то есть подвергнуть критике языка), то обычно прихо­дится их выплюнуть”.

“Мирские и духовные дела должны подчиняться одному господину, иначе они подвергаются опасности не только ввиду споров между государством и церковью, между представите­лями светской и духовной власти, из которых одни несут меч правосудия, а Другие щит веры, но, что хуже, опасности борьбы между христианином и человеком, возникающей в груди каждого христианина”.