§ 66. Критика принципа философии природы Декарта

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 

Главный и основной недостаток в воззрении Де­карта на природу не только в том, что он полагал сущ­ность материи исключительно в совершенно простом, отвлеченном определении протяжения, но и в том, что он взял за основу вообще материю, как таковую, в от­влечении от движения как единственно субстанцио­нального в природе, понимал её лишь в определении положительности, а не отрицательности, не признавал недостаточности материи самой по себе, не понял, что материя как простая материя устраняет сама себя. Ведь только движение уничтожает безразличие простой протяженности и внеположности материальных час­тей, выгоняет части из их мертвой безразличности, встряхивает их и, лишая материю определения без­различности, которое делает её простой материей, вы­зывает в ней различия, физические свойства и таким образом делает её в известном смысле нематериальной, одухотворяет её. Поэтому оно первая абстрактная форма жизни или первый абстрактный принцип вся­кого качества и всякой жизни. То, что Декарт не вы­водил движения из самой материи, не признавал его содержащимся в ней самой, но прибегал к могуществу бога и внешним образом вводил его в природу, пред­ставляет главный недостаток его философии природы. Генри Mop (Henry More) 43 в письме к Декарту возра­жает ему, что материя представляет темную жизнь. “Отсюда получился бы взгляд, особенно симпатичный моему духу;

материя все-таки жизнь, хотя и ослабленная, так как она на самом деле кажется мне отдаленным последним отражением божества; она состоит не в простом протяжении и делимости, но в то же время есть известная деятельность, то есть она нахо­дится в движении или в покое, которые оба, как ты сам до­пускаешь, означают все-таки деятельность”. Декарт, как Гоббс, признавал, что материя сама по себе недостаточна для построения природы; и потому они, побуждаемые частью сознанием этого недостатка, частью опытом, привносили движение в материю, свя­зывали его внешним образом с ней; но они не признавали, что эта потребность в движении не только субъ­ективная, но объективная потребность самой материи, что движение безусловно существенно для нее и есть вытекающая из нее необходимость, что, олицетворяя положение дела, она не что иное, как тошнота, подни­мающаяся из её собственного желудка, негодование её кишок на пустоту и тупость её безразличия, которое пробуждает её ото сна абсолютной бездушности к днев­ному свету определенной жизни.

Но как ни недостаточны и абстрактны основные принципы философии природы Декарта и сколько он ни выдвигает поспешных, необоснованных гипотез, как, например, гипотеза вихрей, все же его огромная заслу­га в том, что он обновил философию природы, достиг нового мировоззрения, возникшего из самодеятельного духа, обнимающего всю природу в целом, и дал мощ­ный толчок деятельности человеческого духа также в области специальных предметов естествознания, подал пример к дальнейшим открытиям и поправкам и сам открыл несколько правильных законов. Но ему принад­лежит ещё гораздо большая заслуга в том, что он впер­вые определенно высказал духовный и всеобщий мета­физический или спекулятивный принцип, лежащий в основе эмпирической точки зрения и особенно основан­ного на опыте изучения природы и дающий ему объ­ективное, всеобщее значение. Ибо, как уже выше пока­зано, опыт предполагает как духовное и скрытое усло­вие своего начала тот духовный принцип, который со­ставляет дух его философии, хотя он высказал его в самой абстрактной и ограниченной форме. Поэтому наука о природе, особенно же физика в существенном и общем, то есть в метафизической или натурфилософской части, осталась до новейших времен на точке зрения Декарта, хотя большинство физиков не были картезиан­цами, но больше склонялись к атомизму, который, од­нако, в сущности не отличается от философии природы Декарта, так как он подобно последнему основан на простом механизме и материализме. Ибо общие прин­ципы философии природы Декарта, его воззрение на природу как простую материю, на движение как связанное с материей внешним и непонятным образом, на поры, на индифферентность материи были основаниями также и позднейшей физики. “Все телесные процессы подходят под общее понятие протяжения; рядом с ними есть другие, так называемые духовные, как понимание, желание и так далее, которые мы объеди­няем понятиями “мышление”, “восприятие”, “сознание”. Акты мышления не имеют никакого родства с телесными процессами; понятия мышления (для всех духовных процессов) и протяжения (для всех телесных) совершенно несовместимы”. “Я воспринимаю, что между духом и телом суще­ствует огромное различие. Тело по своей природе делимо, а дух явно неделим. Ибо, наблюдая дух пли меня самого, поскольку я лишь мыслящая сущность, только дух, я не в состоянии различать в себе части, но понимаю себя как вполне единичную и неделимую сущность, различные способ­ности которой — мышление, желание и так далее — не могут быть названы частями, ибо тот же дух, который желает, также мыслит и наоборот”. “Относительно духа нам не только ясно, что он существует без тела, но также что в нем можно отрицать все, составляющее тело”.

Главный и основной недостаток в воззрении Де­карта на природу не только в том, что он полагал сущ­ность материи исключительно в совершенно простом, отвлеченном определении протяжения, но и в том, что он взял за основу вообще материю, как таковую, в от­влечении от движения как единственно субстанцио­нального в природе, понимал её лишь в определении положительности, а не отрицательности, не признавал недостаточности материи самой по себе, не понял, что материя как простая материя устраняет сама себя. Ведь только движение уничтожает безразличие простой протяженности и внеположности материальных час­тей, выгоняет части из их мертвой безразличности, встряхивает их и, лишая материю определения без­различности, которое делает её простой материей, вы­зывает в ней различия, физические свойства и таким образом делает её в известном смысле нематериальной, одухотворяет её. Поэтому оно первая абстрактная форма жизни или первый абстрактный принцип вся­кого качества и всякой жизни. То, что Декарт не вы­водил движения из самой материи, не признавал его содержащимся в ней самой, но прибегал к могуществу бога и внешним образом вводил его в природу, пред­ставляет главный недостаток его философии природы. Генри Mop (Henry More) 43 в письме к Декарту возра­жает ему, что материя представляет темную жизнь. “Отсюда получился бы взгляд, особенно симпатичный моему духу;

материя все-таки жизнь, хотя и ослабленная, так как она на самом деле кажется мне отдаленным последним отражением божества; она состоит не в простом протяжении и делимости, но в то же время есть известная деятельность, то есть она нахо­дится в движении или в покое, которые оба, как ты сам до­пускаешь, означают все-таки деятельность”. Декарт, как Гоббс, признавал, что материя сама по себе недостаточна для построения природы; и потому они, побуждаемые частью сознанием этого недостатка, частью опытом, привносили движение в материю, свя­зывали его внешним образом с ней; но они не признавали, что эта потребность в движении не только субъ­ективная, но объективная потребность самой материи, что движение безусловно существенно для нее и есть вытекающая из нее необходимость, что, олицетворяя положение дела, она не что иное, как тошнота, подни­мающаяся из её собственного желудка, негодование её кишок на пустоту и тупость её безразличия, которое пробуждает её ото сна абсолютной бездушности к днев­ному свету определенной жизни.

Но как ни недостаточны и абстрактны основные принципы философии природы Декарта и сколько он ни выдвигает поспешных, необоснованных гипотез, как, например, гипотеза вихрей, все же его огромная заслу­га в том, что он обновил философию природы, достиг нового мировоззрения, возникшего из самодеятельного духа, обнимающего всю природу в целом, и дал мощ­ный толчок деятельности человеческого духа также в области специальных предметов естествознания, подал пример к дальнейшим открытиям и поправкам и сам открыл несколько правильных законов. Но ему принад­лежит ещё гораздо большая заслуга в том, что он впер­вые определенно высказал духовный и всеобщий мета­физический или спекулятивный принцип, лежащий в основе эмпирической точки зрения и особенно основан­ного на опыте изучения природы и дающий ему объ­ективное, всеобщее значение. Ибо, как уже выше пока­зано, опыт предполагает как духовное и скрытое усло­вие своего начала тот духовный принцип, который со­ставляет дух его философии, хотя он высказал его в самой абстрактной и ограниченной форме. Поэтому наука о природе, особенно же физика в существенном и общем, то есть в метафизической или натурфилософской части, осталась до новейших времен на точке зрения Декарта, хотя большинство физиков не были картезиан­цами, но больше склонялись к атомизму, который, од­нако, в сущности не отличается от философии природы Декарта, так как он подобно последнему основан на простом механизме и материализме. Ибо общие прин­ципы философии природы Декарта, его воззрение на природу как простую материю, на движение как связанное с материей внешним и непонятным образом, на поры, на индифферентность материи были основаниями также и позднейшей физики. “Все телесные процессы подходят под общее понятие протяжения; рядом с ними есть другие, так называемые духовные, как понимание, желание и так далее, которые мы объеди­няем понятиями “мышление”, “восприятие”, “сознание”. Акты мышления не имеют никакого родства с телесными процессами; понятия мышления (для всех духовных процессов) и протяжения (для всех телесных) совершенно несовместимы”. “Я воспринимаю, что между духом и телом суще­ствует огромное различие. Тело по своей природе делимо, а дух явно неделим. Ибо, наблюдая дух пли меня самого, поскольку я лишь мыслящая сущность, только дух, я не в состоянии различать в себе части, но понимаю себя как вполне единичную и неделимую сущность, различные способ­ности которой — мышление, желание и так далее — не могут быть названы частями, ибо тот же дух, который желает, также мыслит и наоборот”. “Относительно духа нам не только ясно, что он существует без тела, но также что в нем можно отрицать все, составляющее тело”.