§ 64. Переход к философии природы

Для духа, который выделяет тело как не принад­лежащее ему и в этом отделении и различении познает себя духом, природа является самым интересным объ­ектом его познания, ибо именно в этом различении он фиксирует её; как существенный объект, она привле­кает к себе все его внимание, возбуждает в нем страст­ное влечение изучить её. Именно потому, что он вос­принимает природу лишь как противоположность себе, а себя как противоположность ей, созерцание и иссле­дование природы составляет интерес самой его сущно­сти. Но Декарт так же, как Бэкон и Гоббс, имеет в виду прак­тический интерес, именно содействие благу человечества через познание природы, устранение страданий человечества не сверхъестественными милостями, но естественными средствами. Он говорит: “Слушайте вы, попечители душ! Наш дух нахо­дится в такой зависимости от темперамента и органических расположении, что я должен думать, что если есть какие-либо средства сделать людей умнее, то их надо искать в области медицины”. Затем он прибавляет, что избавление от несчетных телесных и духовных страданий зависит от познания при­роды.

Поэтому Декарт не может достаточно быстро прийти к философии природы, только в ней он чувст­вует себя хорошо, она представляет его существенный интерес. Но с этой точки зрения природа, определяе­мая как другое, как противоположность духа, представ­ляет для духа объект лишь в качестве материи. Суб­станциальность, действительность или реальность для этого духа имеет лишь достоверное; оно для него ис­тинное, то есть то, что он ясно и отчетливо познает или представляет. Не та природа, которая воспринимается посредством обоняния, вкуса, осязания и зрения— словом, не определяемая чувствами, является для него субстанциальной природой, ибо чувство темно, неясно, недостоверно; но только представляемая ясно и отчет­ливо, достоверная, очевидная природа является для него действительной природой. Но эта абстрактная, от­деленная от чувственных качеств, предметная лишь для духа и для него очевидная природа есть именно материя или природа как материя, а именно такая, су­щественным определением которой служит протяже­ние. Правда, материя прямо противоположна духу, так как она делает недуховное недуховным, тело тем, что оно есть; существенным определением его служит только протяжение. Однако именно этот способ созер­цания природы как простой материи, а самой материи как чистого протяжения есть то созерцание, которое тождественно с самодостоверным духом или по край­ней мере меньше всего чуждо ему, ближе всего к нему, не удаляет его от себя, то созерцание, в котором дух остается при себе и в себе самом, в сознании и уверен­ности в себе, в отделённости и отвлечении от чувствен­ного. Сравните с этим приведенное выше место у Бэкона Веруламского о количестве. Ибо материя как простое протяжение сама отделена от чувственных определений, она лишь пред­мет духа, она ясное и отчетливое понятие и, как тако­вое, утверждение духа, выражение его самодостовер­ности. Правда, созерцание материи есть уступка духа, но не отчуждение, оно не отделяет духа от себя са­мого, оно не низвергает его с ясного неба его самодостоверности во мрак чувственных представлений. Но это созерцание природы, достоверное и очевидное, не отчуждающее духа от себя, не похищающее его из свя­тилища самодостоверности, не отвлекающее от своей отдельности от чувственного, есть именно чисто мате­матическое или количественное созерцание её, ибо в последнем природа реальна лишь как материя, про­тяжение, объект, а не иначе. “Их (то есть чисел фигур — словом, математических пред­метов) истинность так прозрачна и гомогенна моей природе”.

Декарт говорит сам, что в своей философии при­роды он не берет за основу другой материи, кроме составляющей предмет геометрии, и не применяет в физике иных принципов, кроме математических. “Я от­крыто высказываю, что понятие материи в приложении к телесным вещам для меня не означает ничего иного, как то произвольно делимое, подвижное, изменяющее форму, что математики называют величиной и обозна­чают как предмет своей науки, причем они имеют в виду только эти части, формы и движения”. О том, что эта материя, хотя она представляет отвлечение, обладает реальностью, не яв­ляется вымыслом духа, Декарт говорит: “Тела воспринимаются, собственно, не чувствами или воображением, но только интеллек­том (Intelligenz), рассудком, то есть истинно существую­щее в них, истинно объективное есть только то, что постигается рассудком, что является его объектом и поскольку оно таковым является”. “Для меня оказы­вается, что сам телесный мир не воспринимается не чувствами и не деятельностью представления, а только разумом, не зрением и осязанием, а только мышле­нием”.

Для духа, который выделяет тело как не принад­лежащее ему и в этом отделении и различении познает себя духом, природа является самым интересным объ­ектом его познания, ибо именно в этом различении он фиксирует её; как существенный объект, она привле­кает к себе все его внимание, возбуждает в нем страст­ное влечение изучить её. Именно потому, что он вос­принимает природу лишь как противоположность себе, а себя как противоположность ей, созерцание и иссле­дование природы составляет интерес самой его сущно­сти. Но Декарт так же, как Бэкон и Гоббс, имеет в виду прак­тический интерес, именно содействие благу человечества через познание природы, устранение страданий человечества не сверхъестественными милостями, но естественными средствами. Он говорит: “Слушайте вы, попечители душ! Наш дух нахо­дится в такой зависимости от темперамента и органических расположении, что я должен думать, что если есть какие-либо средства сделать людей умнее, то их надо искать в области медицины”. Затем он прибавляет, что избавление от несчетных телесных и духовных страданий зависит от познания при­роды.

Поэтому Декарт не может достаточно быстро прийти к философии природы, только в ней он чувст­вует себя хорошо, она представляет его существенный интерес. Но с этой точки зрения природа, определяе­мая как другое, как противоположность духа, представ­ляет для духа объект лишь в качестве материи. Суб­станциальность, действительность или реальность для этого духа имеет лишь достоверное; оно для него ис­тинное, то есть то, что он ясно и отчетливо познает или представляет. Не та природа, которая воспринимается посредством обоняния, вкуса, осязания и зрения— словом, не определяемая чувствами, является для него субстанциальной природой, ибо чувство темно, неясно, недостоверно; но только представляемая ясно и отчет­ливо, достоверная, очевидная природа является для него действительной природой. Но эта абстрактная, от­деленная от чувственных качеств, предметная лишь для духа и для него очевидная природа есть именно материя или природа как материя, а именно такая, су­щественным определением которой служит протяже­ние. Правда, материя прямо противоположна духу, так как она делает недуховное недуховным, тело тем, что оно есть; существенным определением его служит только протяжение. Однако именно этот способ созер­цания природы как простой материи, а самой материи как чистого протяжения есть то созерцание, которое тождественно с самодостоверным духом или по край­ней мере меньше всего чуждо ему, ближе всего к нему, не удаляет его от себя, то созерцание, в котором дух остается при себе и в себе самом, в сознании и уверен­ности в себе, в отделённости и отвлечении от чувствен­ного. Сравните с этим приведенное выше место у Бэкона Веруламского о количестве. Ибо материя как простое протяжение сама отделена от чувственных определений, она лишь пред­мет духа, она ясное и отчетливое понятие и, как тако­вое, утверждение духа, выражение его самодостовер­ности. Правда, созерцание материи есть уступка духа, но не отчуждение, оно не отделяет духа от себя са­мого, оно не низвергает его с ясного неба его самодостоверности во мрак чувственных представлений. Но это созерцание природы, достоверное и очевидное, не отчуждающее духа от себя, не похищающее его из свя­тилища самодостоверности, не отвлекающее от своей отдельности от чувственного, есть именно чисто мате­матическое или количественное созерцание её, ибо в последнем природа реальна лишь как материя, про­тяжение, объект, а не иначе. “Их (то есть чисел фигур — словом, математических пред­метов) истинность так прозрачна и гомогенна моей природе”.

Декарт говорит сам, что в своей философии при­роды он не берет за основу другой материи, кроме составляющей предмет геометрии, и не применяет в физике иных принципов, кроме математических. “Я от­крыто высказываю, что понятие материи в приложении к телесным вещам для меня не означает ничего иного, как то произвольно делимое, подвижное, изменяющее форму, что математики называют величиной и обозна­чают как предмет своей науки, причем они имеют в виду только эти части, формы и движения”. О том, что эта материя, хотя она представляет отвлечение, обладает реальностью, не яв­ляется вымыслом духа, Декарт говорит: “Тела воспринимаются, собственно, не чувствами или воображением, но только интеллек­том (Intelligenz), рассудком, то есть истинно существую­щее в них, истинно объективное есть только то, что постигается рассудком, что является его объектом и поскольку оно таковым является”. “Для меня оказы­вается, что сам телесный мир не воспринимается не чувствами и не деятельностью представления, а только разумом, не зрением и осязанием, а только мышле­нием”.