§ 61. Идея бесконечной субстанции

“Идеи, которые я нахожу в себе, по форме, то есть по­скольку они лишь известные виды, определения моего мышления, не отличаются сильно друг от друга, но по содержанию, по объекту, который они представляют, между ними обнаруживается громадное различие. Ибо очевидно, что идеи, представляющие мне субстанции, гораздо возвышеннее и по содержанию или предмету гораздо реальнее и совершеннее, то есть содержат больше объективной реальности, чем идеи, представляющие мне лишь акциденции; затем идея бесконечной суб­станции содержит более объективной реальности, чем идеи конечных субстанций. Но ясно, что действующая или полная причина должна содержать по крайней мере столько же реальности, как её действие. Ибо, если бы действие не получало своей реальности от при­чин, откуда оно могло бы получить её? И как могла бы причина дать действию реальность, которой она сама в себе не содержит? Поэтому нечто не может про­исходить из ничего, и более совершенное из несовер­шенного, то, что имеет более реальности, из того, что содержит менее реальности. Это имеет значение не только относительно действий, имеющих собственную реальность, но и относительно идей, в которых имеет­ся в виду лишь объективная (представляемая) реаль­ность. Чем больше объективной реально­сти содержат идеи, тем совершеннее должна быть их причина. Мы не можем иметь идеи или образа пред­мета, оригинал которого, действительно содержащий в себе все совершенство идеи, не находился бы в нас или вне нас. Причина идеи должна действительно содер­жать в себе реальность, которая в идее лишь объек­тивна. Но среди всех идей, которые я имею, лишь одна так возвышенна и содер­жит в себе такую неизмеримость совершенств, что я уверен, что не могу быть её причиной, так как я вовсе не содержу в себе действительно или в большей степе­ни (eminenter) объективной реальности этой идеи. Именно она есть идея бесконечной субстанции, бога. Поэтому бог — причина этой идеи. Только от него она явилась ко мне, так что бог существует необходимо. Ибо хотя идея субстанции находится во мне потому, что я сам субстанция, но идея бесконечной субстан­ции не может исходить от меня, так как я конечен;

она может быть вызвана во мне лишь действительно бесконечной субстанцией. Как ни старается Декарт доказать, что идея бога не может происходить от человека, все же он ясно обнаруживает её  человеческое происхождение.  Например,  он говорит: “Я понял, что богу не свойственно ни сомнение, ни постоянство, ни печаль и т. п., так как я сам охотно избавился бы от них”. Но разве это не отно­сится также к другим предметам? Разве я не так же охотно избавился бы от зависимости, смертности, конечности? Что же такое бесконечная сущность, как не собственное Я без всяких свойств или пределов, от которых я сам охотно освободился бы? Поэтому Декарт аргументирует очень слабо, когда согла­шается с Гассенди, что человек обладает способностью так усиливать все наши совершенства, что они кажутся сверхчело­веческими, и затем считает эту способность доказательством существования такой сверхчеловеческой сущности. Конечно, для Декарта, с его точки зрения, такое доказательство необ­ходимо, ибо если идея бога, то есть сущности, отвлеченной от всех границ действительности и чувственности, лишь мысль, то и дух без тела лишь мысль, так что все здание Декарта остается без фундамента и реальности. Если бога нет, то с точки зре­ния идеи бога или веры в бога необходимо следует, что все ничто, ибо бог есть, всякая реальность, всякая сущность, объ­единенная в одну сущность—сущность воображения (1847). Я постигаю бесконечное не только через отрицание конечного, как, напри­мер, я постигаю покой через отрицание движения, но через положительную, истинную идею. Ибо я ясно усматриваю, что в бесконечной субстанции содержится больше реальности, чем в конечной, и потому в изве­стной мере понятие бесконечного находится во мне раньше понятия конечного, то есть идея бога имеется во мне прежде идеи самого себя. Ибо как мог бы я по­нять, что я сомневаюсь, что я желаю, то есть что мне че­го-то недостает, что я несовершенен, если бы во мне не было идеи более совершенного существа, из срав­нения которого со мной я познал бы свои недостатки? Поэтому идея бога, бесконечного существа, так как она содержит более объективной реальности, чем какая-либо другая, и в высшей степени ясна и отчетлива, яв­ляется наиболее истинной идеей. Если бы можно было себе представить, что не существует такое существо, какое выражает эта идея, то все-таки нельзя было бы по крайней мере вообразить, что идея о нем не пред­ставляет ничего реального. Но в высшей степени ясна и отчетлива также эта идея, ибо все, в чем я ясно и отчетливо усматриваю, что оно реально и истинно, что оно содержит в себе совершенство, полностью заклю­чается в ней. Но эта идея бога, как сказано, может возникнуть во мне только от самого бога, так что бог существует. Ибо я не почерпнул её из чувств, так как ни одно определение бога не подобно определениям внешних или телесных объектов, кото­рые поэтому не являются прообразом для атрибутов бога; я также не приобрел её через расширение других идей, ибо откуда во мне явилась бы способность рас­ширять все конечные совершенства, то есть мыслить бо­лее великое и возвышенное совершенство, если бы во мне не было идеи более совершенного существа, имен­но бога? Я также не выдумал её, ибо я не могу ни что-либо отнять от нее, ни что-либо прибавить. Поэтому она врождена мне, как врождена мне идея обо мне са­мом. Она есть печать бога, которую он запечатлел во мне при сотворении”.

“To, что идея бога не сделана или выдумана нами и представляет не химеру, а вечное и действительное существо и потому бог необходимо существует, особен­но ясно вытекает из того, что среди всех идей лишь одна идея бога содержит не только возможное и слу­чайное, но безусловно необходимое и вечное существо­вание. То, что вечное существование относится к сущ­ности бесконечной субстанции, я понимаю так ясно и отчетливо, как то, что доказываемое мной о каком-либо числе или фигуре относится к сущности этого числа или фигуры. То, что затемняет ясность и достовер­ность этого понятия о единстве сущности и существовании в боге, состоит лишь в том, что мы привыкли различать во всех вещах существование от сущности и потому думаем, что оно может быть также отделено от сущности бога и потому бога можно мыслить несу­ществующим. Но при ближайшем исследовании стано­вится очевидно, что существование так же мало можно отделить от сущности бога, как от сущности треуголь­ника величину его трех углов, равную двум прямым, или от идеи горы идею долины, так что мыслить бога, совершеннейшее существо без существования, то есть без совершенства, не меньшее противоречие, чем мыслить гору без долины. Поэтому из того, что я могу мыслить бога лишь как существующего, следует, что существование неотделимо от бога, так что он действительно существует. Но это не потому, что мое мышление тре­бует, чтобы нечто было таково, а не иначе, а, напротив, потому что необходимость существования бога сама принуждает и определяет меня мыслить так, а не ина­че, ибо от моей воли не зависит мыслить бога без су­ществования, абсолютно совершенное существо без совершенства, как это зависит от моей воли, представ­ляю ли я себе какую-либо воображаемую вещь, напри­мер лошадь, с крыльями или без них”.

“Идеи, которые я нахожу в себе, по форме, то есть по­скольку они лишь известные виды, определения моего мышления, не отличаются сильно друг от друга, но по содержанию, по объекту, который они представляют, между ними обнаруживается громадное различие. Ибо очевидно, что идеи, представляющие мне субстанции, гораздо возвышеннее и по содержанию или предмету гораздо реальнее и совершеннее, то есть содержат больше объективной реальности, чем идеи, представляющие мне лишь акциденции; затем идея бесконечной суб­станции содержит более объективной реальности, чем идеи конечных субстанций. Но ясно, что действующая или полная причина должна содержать по крайней мере столько же реальности, как её действие. Ибо, если бы действие не получало своей реальности от при­чин, откуда оно могло бы получить её? И как могла бы причина дать действию реальность, которой она сама в себе не содержит? Поэтому нечто не может про­исходить из ничего, и более совершенное из несовер­шенного, то, что имеет более реальности, из того, что содержит менее реальности. Это имеет значение не только относительно действий, имеющих собственную реальность, но и относительно идей, в которых имеет­ся в виду лишь объективная (представляемая) реаль­ность. Чем больше объективной реально­сти содержат идеи, тем совершеннее должна быть их причина. Мы не можем иметь идеи или образа пред­мета, оригинал которого, действительно содержащий в себе все совершенство идеи, не находился бы в нас или вне нас. Причина идеи должна действительно содер­жать в себе реальность, которая в идее лишь объек­тивна. Но среди всех идей, которые я имею, лишь одна так возвышенна и содер­жит в себе такую неизмеримость совершенств, что я уверен, что не могу быть её причиной, так как я вовсе не содержу в себе действительно или в большей степе­ни (eminenter) объективной реальности этой идеи. Именно она есть идея бесконечной субстанции, бога. Поэтому бог — причина этой идеи. Только от него она явилась ко мне, так что бог существует необходимо. Ибо хотя идея субстанции находится во мне потому, что я сам субстанция, но идея бесконечной субстан­ции не может исходить от меня, так как я конечен;

она может быть вызвана во мне лишь действительно бесконечной субстанцией. Как ни старается Декарт доказать, что идея бога не может происходить от человека, все же он ясно обнаруживает её  человеческое происхождение.  Например,  он говорит: “Я понял, что богу не свойственно ни сомнение, ни постоянство, ни печаль и т. п., так как я сам охотно избавился бы от них”. Но разве это не отно­сится также к другим предметам? Разве я не так же охотно избавился бы от зависимости, смертности, конечности? Что же такое бесконечная сущность, как не собственное Я без всяких свойств или пределов, от которых я сам охотно освободился бы? Поэтому Декарт аргументирует очень слабо, когда согла­шается с Гассенди, что человек обладает способностью так усиливать все наши совершенства, что они кажутся сверхчело­веческими, и затем считает эту способность доказательством существования такой сверхчеловеческой сущности. Конечно, для Декарта, с его точки зрения, такое доказательство необ­ходимо, ибо если идея бога, то есть сущности, отвлеченной от всех границ действительности и чувственности, лишь мысль, то и дух без тела лишь мысль, так что все здание Декарта остается без фундамента и реальности. Если бога нет, то с точки зре­ния идеи бога или веры в бога необходимо следует, что все ничто, ибо бог есть, всякая реальность, всякая сущность, объ­единенная в одну сущность—сущность воображения (1847). Я постигаю бесконечное не только через отрицание конечного, как, напри­мер, я постигаю покой через отрицание движения, но через положительную, истинную идею. Ибо я ясно усматриваю, что в бесконечной субстанции содержится больше реальности, чем в конечной, и потому в изве­стной мере понятие бесконечного находится во мне раньше понятия конечного, то есть идея бога имеется во мне прежде идеи самого себя. Ибо как мог бы я по­нять, что я сомневаюсь, что я желаю, то есть что мне че­го-то недостает, что я несовершенен, если бы во мне не было идеи более совершенного существа, из срав­нения которого со мной я познал бы свои недостатки? Поэтому идея бога, бесконечного существа, так как она содержит более объективной реальности, чем какая-либо другая, и в высшей степени ясна и отчетлива, яв­ляется наиболее истинной идеей. Если бы можно было себе представить, что не существует такое существо, какое выражает эта идея, то все-таки нельзя было бы по крайней мере вообразить, что идея о нем не пред­ставляет ничего реального. Но в высшей степени ясна и отчетлива также эта идея, ибо все, в чем я ясно и отчетливо усматриваю, что оно реально и истинно, что оно содержит в себе совершенство, полностью заклю­чается в ней. Но эта идея бога, как сказано, может возникнуть во мне только от самого бога, так что бог существует. Ибо я не почерпнул её из чувств, так как ни одно определение бога не подобно определениям внешних или телесных объектов, кото­рые поэтому не являются прообразом для атрибутов бога; я также не приобрел её через расширение других идей, ибо откуда во мне явилась бы способность рас­ширять все конечные совершенства, то есть мыслить бо­лее великое и возвышенное совершенство, если бы во мне не было идеи более совершенного существа, имен­но бога? Я также не выдумал её, ибо я не могу ни что-либо отнять от нее, ни что-либо прибавить. Поэтому она врождена мне, как врождена мне идея обо мне са­мом. Она есть печать бога, которую он запечатлел во мне при сотворении”.

“To, что идея бога не сделана или выдумана нами и представляет не химеру, а вечное и действительное существо и потому бог необходимо существует, особен­но ясно вытекает из того, что среди всех идей лишь одна идея бога содержит не только возможное и слу­чайное, но безусловно необходимое и вечное существо­вание. То, что вечное существование относится к сущ­ности бесконечной субстанции, я понимаю так ясно и отчетливо, как то, что доказываемое мной о каком-либо числе или фигуре относится к сущности этого числа или фигуры. То, что затемняет ясность и достовер­ность этого понятия о единстве сущности и существовании в боге, состоит лишь в том, что мы привыкли различать во всех вещах существование от сущности и потому думаем, что оно может быть также отделено от сущности бога и потому бога можно мыслить несу­ществующим. Но при ближайшем исследовании стано­вится очевидно, что существование так же мало можно отделить от сущности бога, как от сущности треуголь­ника величину его трех углов, равную двум прямым, или от идеи горы идею долины, так что мыслить бога, совершеннейшее существо без существования, то есть без совершенства, не меньшее противоречие, чем мыслить гору без долины. Поэтому из того, что я могу мыслить бога лишь как существующего, следует, что существование неотделимо от бога, так что он действительно существует. Но это не потому, что мое мышление тре­бует, чтобы нечто было таково, а не иначе, а, напротив, потому что необходимость существования бога сама принуждает и определяет меня мыслить так, а не ина­че, ибо от моей воли не зависит мыслить бога без су­ществования, абсолютно совершенное существо без совершенства, как это зависит от моей воли, представ­ляю ли я себе какую-либо воображаемую вещь, напри­мер лошадь, с крыльями или без них”.