§ 46. Объяснение предыдущих отделов

Таким образом, безосновное или “тихое ничто”, которое, однако, есть ничто не в себе, а лишь в отно­шении к постижимой и ощутимой природе, или бог как единство, свободное от всякой определенной сущ­ности и понятия, всякого аффекта и природы, по Яко­ву Бёме, есть не мертвое единство, но воление, жизнь, которая из себя порождает самосозерцаемость. В созерцаемости себя самого бог находится уже вне при­роды и сотворенного, безосновное постигает себя в ос­нове, ничто — в нечто, то есть именно бог уже в этом единстве есть постигающий и созерцающий себя бог. Ибо постижение себя в основе, в нечто, и новое исхождение из основы не следует отделять как нечто осо­бое от акта самосозерцания, но скорее надо понимать как один и тот же акт. Судя по некоторым местам, Яков Бёме считает, что в боге появляется различие только, с того момента, как в нем положена вечная природа. Однако это надо понимать так, что только с противоположностью природы различия как таковые, раскрываются и становятся потому действительными, опреде­ленными различиями, а не так, что до природы не было раз­личения и вместе с тем самосозерцаемости в боге. Впрочем, отношение содержания предыдущего параграфа к вечной при­роде так же, как к содержанию первого параграфа, есть одно из самых трудных и темных мест у Якова Бёме. Во всяком случае (замечаю я в 1847 г.) это происходит именно потому, что Яков Бёме здесь, как и в других местах, находится в противоречии между положительной и собственной естествен­ной теологией. По смыслу последней природа есть первое основание и предмет сознания. Но одновременно он признает положительного, готового, триединого бога, творящего природу простым словом. Поэтому он снова полагает различие и со­знание в боге, где, однако, нет для этого никакого основания;

так что он хочет из ничего сделать нечто. Правда, это ничего есть все, как абстракция от всех вещей, воображение, вообра­жаемая совокупность всех вещей. Но вместе с этим открывается новое, не разрешенное и Яковом Бёме затруднение:

как из абстрактного возникает конкретное, из представления о предмете — действительный предмет. Первое нечто, первое опреде­лённое, первое существование, первое положение и обоснованное им есть он сам как понятый собой и со­зерцаемый; в самосозерцаемости он как созерцаемый собой есть фиксированный самим собой объект. Лишь в понятой воле впервые находит себя непонятая и безосновная воля, то есть безосновное, мыслимое до само­созерцаемости, равно ничто, оно только воля, тяга к обнаружению себя самого, к самопониманию, оно есть лишь безосновное око, вечное простое видение и созер­цание, лишь в самосозерцаемости оно становится са­мим собой и в этой концентрации в себе, в этом ста­новлении самим собой становится единым, нечто, Я, самим собой. Но так как созерцающее и созерцаемое в этой самосозерцаемости есть одно и то же, притом без различия и сущности, то эта самосозерцаемость сама есть лишь чистое созерцание и видение, причем в ней не полагается определенного различия, опреде­ленного содержания, а основа, нечто, в которое вклю­чается безосновное, ничто, так же неопределенна, так же безразлична, как безосновное, ничто, ибо основа, хотя и является постижением, определением и вопло­щением безосновного, все же не имеет иного содержа­ния, иного определения, кроме лишенного сущности безосновного. Поэтому единое в этой самосозерцаемо­сти остается ещё в своем безосновном, непостижимом единстве; эта самосозерцаемость ещё не самопознание, ибо самопознание предполагает различие содержания, противоположность; познание возникает только с по­знанием добра и зла, оно коренится лишь в противопо­ложных принципах. Но конечно, созерцаемость не мо­жет быть познанием в том, что есть лишь единое и единая воля. Конечно, отец находит себя в сыне, не­понятая воля — в понятой; и как исходящий из сына, то есть постигая себя в постижении, отец входит и воз­вращается в себя в находимости и восприимчивости себя самого; но эта самонаходимость и постижение есть лишь простое самочувствие, притом совершенно неоп­ределенное, ещё не дифференцированное, единое с собой самочувствие. Это самочувствие единства, любви и блаженства, а не самочувствие страдания, различия, то есть оно сравнимо с чувством, которое испытывает ду­ша при своем растворении в едином с собой (связан­ном любовью) другом, не с тем самочувствием, которое вызывает страдание или различение от противополож­ного другого, самочувствием, которое поэтому стано­вится также самосознанием и познанием добра и зла. Это на языке Якова Бёме чистая жизнь любви и удо­вольствия, в которой все чувства находятся в тесней­шем согласии друг с другом, где чувство, ощущение ещё не разделились и не различились в чувстве проти­воположного (причиняющего удовольствие или страда­ние) и во многих различно определенных ощущениях и чувствах, но где всякое определенное, различающее и различенное чувство растворено в благом состоянии единства и едином самочувствии любви и блаженства.

Поэтому теперь речь идет о происхождении опре­деленного различия из неопределенного, самопознания из самосозерцаемости, о возникновении противополож­ных принципов и того, что Яков Бёме называет веч­ной природой.

Таким образом, безосновное или “тихое ничто”, которое, однако, есть ничто не в себе, а лишь в отно­шении к постижимой и ощутимой природе, или бог как единство, свободное от всякой определенной сущ­ности и понятия, всякого аффекта и природы, по Яко­ву Бёме, есть не мертвое единство, но воление, жизнь, которая из себя порождает самосозерцаемость. В созерцаемости себя самого бог находится уже вне при­роды и сотворенного, безосновное постигает себя в ос­нове, ничто — в нечто, то есть именно бог уже в этом единстве есть постигающий и созерцающий себя бог. Ибо постижение себя в основе, в нечто, и новое исхождение из основы не следует отделять как нечто осо­бое от акта самосозерцания, но скорее надо понимать как один и тот же акт. Судя по некоторым местам, Яков Бёме считает, что в боге появляется различие только, с того момента, как в нем положена вечная природа. Однако это надо понимать так, что только с противоположностью природы различия как таковые, раскрываются и становятся потому действительными, опреде­ленными различиями, а не так, что до природы не было раз­личения и вместе с тем самосозерцаемости в боге. Впрочем, отношение содержания предыдущего параграфа к вечной при­роде так же, как к содержанию первого параграфа, есть одно из самых трудных и темных мест у Якова Бёме. Во всяком случае (замечаю я в 1847 г.) это происходит именно потому, что Яков Бёме здесь, как и в других местах, находится в противоречии между положительной и собственной естествен­ной теологией. По смыслу последней природа есть первое основание и предмет сознания. Но одновременно он признает положительного, готового, триединого бога, творящего природу простым словом. Поэтому он снова полагает различие и со­знание в боге, где, однако, нет для этого никакого основания;

так что он хочет из ничего сделать нечто. Правда, это ничего есть все, как абстракция от всех вещей, воображение, вообра­жаемая совокупность всех вещей. Но вместе с этим открывается новое, не разрешенное и Яковом Бёме затруднение:

как из абстрактного возникает конкретное, из представления о предмете — действительный предмет. Первое нечто, первое опреде­лённое, первое существование, первое положение и обоснованное им есть он сам как понятый собой и со­зерцаемый; в самосозерцаемости он как созерцаемый собой есть фиксированный самим собой объект. Лишь в понятой воле впервые находит себя непонятая и безосновная воля, то есть безосновное, мыслимое до само­созерцаемости, равно ничто, оно только воля, тяга к обнаружению себя самого, к самопониманию, оно есть лишь безосновное око, вечное простое видение и созер­цание, лишь в самосозерцаемости оно становится са­мим собой и в этой концентрации в себе, в этом ста­новлении самим собой становится единым, нечто, Я, самим собой. Но так как созерцающее и созерцаемое в этой самосозерцаемости есть одно и то же, притом без различия и сущности, то эта самосозерцаемость сама есть лишь чистое созерцание и видение, причем в ней не полагается определенного различия, опреде­ленного содержания, а основа, нечто, в которое вклю­чается безосновное, ничто, так же неопределенна, так же безразлична, как безосновное, ничто, ибо основа, хотя и является постижением, определением и вопло­щением безосновного, все же не имеет иного содержа­ния, иного определения, кроме лишенного сущности безосновного. Поэтому единое в этой самосозерцаемо­сти остается ещё в своем безосновном, непостижимом единстве; эта самосозерцаемость ещё не самопознание, ибо самопознание предполагает различие содержания, противоположность; познание возникает только с по­знанием добра и зла, оно коренится лишь в противопо­ложных принципах. Но конечно, созерцаемость не мо­жет быть познанием в том, что есть лишь единое и единая воля. Конечно, отец находит себя в сыне, не­понятая воля — в понятой; и как исходящий из сына, то есть постигая себя в постижении, отец входит и воз­вращается в себя в находимости и восприимчивости себя самого; но эта самонаходимость и постижение есть лишь простое самочувствие, притом совершенно неоп­ределенное, ещё не дифференцированное, единое с собой самочувствие. Это самочувствие единства, любви и блаженства, а не самочувствие страдания, различия, то есть оно сравнимо с чувством, которое испытывает ду­ша при своем растворении в едином с собой (связан­ном любовью) другом, не с тем самочувствием, которое вызывает страдание или различение от противополож­ного другого, самочувствием, которое поэтому стано­вится также самосознанием и познанием добра и зла. Это на языке Якова Бёме чистая жизнь любви и удо­вольствия, в которой все чувства находятся в тесней­шем согласии друг с другом, где чувство, ощущение ещё не разделились и не различились в чувстве проти­воположного (причиняющего удовольствие или страда­ние) и во многих различно определенных ощущениях и чувствах, но где всякое определенное, различающее и различенное чувство растворено в благом состоянии единства и едином самочувствии любви и блаженства.

Поэтому теперь речь идет о происхождении опре­деленного различия из неопределенного, самопознания из самосозерцаемости, о возникновении противополож­ных принципов и того, что Яков Бёме называет веч­ной природой.