дуалистическойонтологии

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 
102 103 

Вопросы феминистской онтологии тесно связаны с изучением и пониманием социальных отношений, а точнее с выявлением оппозиций, скрытых в них. Принцип оппозиций созвучен всей европейской мысли, где отношения «Я ‑ другой» традиционно рассматриваются как естественные, то есть заложенные различной биологической природой мужчины и женщины. В свою очередь, бинарные оппозиции поддерживаются двумя идеями. Первая из них — патриархальность как основа всех отношений. Через всю европейскую историю она поддерживалась усиленной демонстрацией роли отца в семье и сознательным культивированием иерархической организации политической сферы, скопированной с организации патриархальной семьи. Вторая идея — индивидуализм, довлеющий в общественном сознании и как бы продолжающий патриархальную схему отношений. Индивидуализм, по сути, отражает взгляды определенной группы мужчин, чей опыт доминирования в семье и обществе является выражением власти отца или высшего представителя государственной власти и поддерживается идеологизированными понятиями справедливости.

Индивидуализм традиционно поддерживался экономически наличием частной собственности, переходящей от отца к сыну. Длительный период истории женщины, фактически и юридически отстраненные от права владения и распоряжения собственностью, оставались принципиально «другими». Более того, в либеральных классических теориях даже свободный мужчина, лишенный собственности представал как «другой», противопоставленный подлинному гражданину, владеющему собственностью. Философско-политические работы Т. Гоббса и Дж. Локка демонстрируют явно выраженный дуализм в социальной сфере.

И первый, и второй подходы являются по существу, выражением маскулинного взгляда на мир. Маскулинистская оппозиция мышления выражена в западной мысли через дихотомии: теория — практика, культура — природа, дух — материя, разум — тело, общественное — частное и другие. Более того, в философии модернизма и постмодернизма от Гегеля и до Хайдеггера и Сартра мы встречаемся с подчеркнутым дуализмом мира (душа — тело, дух — материя, бытие — ничто). В работах этих философов дуализм подчеркивается сильнее, чем в работах античных философов с их патриархальными идеями или в философских трактатах XVII-XVIII вв., горячо отстаивающих принципы индивидуализма. В гегелевской «Феноменологии духа» предположение оппозиции между «Я» и «другой» поддерживается утверждением о том, что «отношения двух самосознающих субъектов являются таковыми, когда они поддерживают друг друга и себя через борьбу в жизни и смерти». Более того, Гегель начинает свои построения с того, что отношения «Я — другой» он представляет как отношения «господин — раб». В большинстве своем философы интерпретируют понятие диалектики в гегелевской философии таким образом, что понятие оппозиции заменяется категориями, близкими понятию «историческое развитие». Однако проблема как раз и заключается в том, что Гегель ищет оппозиции везде, где они есть, и где их может и не быть вовсе. Ошибочность гегелевской схемы, обнаруживается, например, в приложении к отношениям «мать — ребенок». Если бы мать смотрела на появляющееся на свет дитя под углом зрения Гегеля и видела опасность и оппозицию себе в ребенке, которого она жаждет, вынашивает и вскармливает, то человечество перестало бы существовать. Понимание различий, которые не зависят от оппозиции и борьба противоречий как основной принцип развития мира — вот две онтологии, создающие различные социальные конструкции.

Исходя из дуалистической перспективы, «другой» всегда будет в оппозиции к «Я». Далее, если индивид осознает свое существование как предикат, солипсизм становится приемлемой точкой зрения, выраженной знаменитой декартовской формулой: «Я мыслю, следовательно, я существую». В самом деле, с позиций обособленного индивидуального «Я» вполне логично спросить себя: «Если есть я, то может ли еще кто-либо существовать?». В существовании другого кроется угроза для моего «Я» и для «Я» других субъектов. Поэтому с точки зрения потенциальной угрозы моему «Я» со стороны другого как оппозиции, солипсизм может быть даже привлекательной платформой. Но если допустить существование других субъектов, то, характер их существования и отношений с ними находится под большим вопросом.

Дуализм проходит через всю аристотелевскую философию. Он рассматривает дуалистическую оппозицию между мужским и женским в качестве отправной точки размышлений и использует противоположности как модель для отношений между формой и материей. Как известно, вопрос о соотношении материи и формы является сердцевиной аристотелевской онтологии, в рамках которой форма предстает как рациональная, активная и устойчивая, а материя — иррациональная, пассивная и переменчивая («Физика»). Таким образом, сконструированные Аристотелем отношения между «мужским» и «женским» представляют фундаментальное дуалистическое противостояние, имеющее важнейшее значение для его онтологии.

Согласно Аристотелю, только свободные взрослые мужчины (фактически только древние афиняне) могут квалифицироваться как полноценные личности, потому что только они могут полноценно функционировать и рационально управлять семьей и государством. Аристотель не устает повторять, что женщина есть вид деформации («Происхождение животных»). Поскольку только свободный взрослый мужчина обладает полнотой власти и способен к рациональному управлению, его отношения к другим, то есть к свободнорожденным женщинам, рабам и детям, в большинстве своем, детерминируется его природным правом опекать, разумно руководить поступками низших по разуму субъектов и нести ответственность за них.

Нет ничего удивительного в том, что, проводя аналогию между отношениями «форма — материя» и «мужчина — женщина» Аристотель, в одной из своих работ, а именно в «Политике», утверждает, что эти отношения строятся на  господстве и подчинении.

В своих онтологических рассуждениях он приводит в качестве аргумента в пользу мужского доминирования природное свойство женщин быть желанными и привлекательными для мужчин (а иначе, как он утверждает, и быть не может) и поэтому жены, в отличие от варваров и рабов, охотно допускают руководство собою со стороны мужей.

Аристотелевская онтология более эгалитарна, чем те теории, в которых обосновывается, что только старший сын, взрослея, приобретает статус  патриарха. Подобное положение дел неудивительно, если учесть, что принцип старшинства был запрограммирован ограниченностью афинской демократии. В аристотелевской философии мы находим ростки индивидуализма, дающие ключ к пониманию развития индивидуализма из системы патриархата. Ряд элементов патриархальных отношений мы находим в современной юридической практике, правовой системе и современном обществе.

В философии Аристотеля, как и в  философии других мыслителей Античности, важное место занимает понятие равенства, понимаемое как «равенство среди благородных». Понятие «равный» или «благородный» допускает иерархию, в структуре которой люди идентифицируются как высшие, низшие и равные. Понятие равенства также отражает причудливые убеждения, мерой которых являются отношения мужчин друг к другу. Например, знаменитый тезис Протагора «Человек есть мера всех вещей» требует, чтобы отношения между людьми строились по самым высоким принципам. В противоположность этому, описываемые Аристотелем идеальные семейные связи совсем иные. Внутренние отношения, поддерживаемые среди сестер и братьев, предстают как оппозиция отношениям между сыновьями и отцами. В первом случае эти отношения осуществляются как союз равных, в котором приобретаются навыки и добродетели, необходимые для поддержания силы другого. Во втором — они напоминают принудительный контракт, заключаемый для того, чтобы поддерживать некую конкуренцию внутри семьи или создавать альянс против общего врага, каковым может быть отец в семье или правитель в государстве. «С позиций определения духа соревновательности, который царит в отношениях и деятельности мужчин (спорт, восстания, классовая борьба, война, война национальных интересов), альянс против общего врага объединяющий их прочнее, чем дружба, является основой для кооперации среди равных». Моральные аспекты отношений среди равных Аристотель определяет как права, вытекающие из моральных требований, изменяющихся только с изменением контракта.

Концепция индивидуализма допускает равенство, но на самом деле, в расчет принимается лишь его перспектива. Более того, только такие равные считаются полноценными личностями, относительно которых принимается решение, что они равны. Атомистический подход к бытию, признанный в Античности как соответствующий реальной картине мира, оказал сильнейшее влияние на индивидуализм.

Индивидуализм игнорирует взаимозависимость людей и их исторический характер. Отвержение взаимозависимости является следствием недостаточного внимания к проблеме равенства. Выработанная на основе атомистического индивидуализма концепция человека касалась и касается только равных — свободных мужчин. Она игнорирует рабов, женщин, детей и другие группы, скрывая за их отторжением и свою зависимость от них. В частности, на протяжении всей истории игнорируется тот факт, что жизнь, карьера и успех мужчин во многом зависят от труда женщин.

Модель человека, предлагаемая индивидуализмом, адекватна модели, действующей только среди «равных», а, точнее, среди лиц мужского пола. Но, даже в том случае, когда идет речь о равенстве, то его понимание фактически исключает из круга «равных» детей мужского пола, стариков и больных, так как они не соответствуют атомистической модели независимого существования.

Атомистическое понимание личности встречается не только в работах классических философов эпохи модернизма — Гоббса, Локка, Руссо, Канта, подчеркивающих право личности на разумный эгоизм и отстаивание своих интересов, но и в работах современных философов, например, Роллса. Они допускают, что современное общество основано на соглашениях среди индивидов, сконструированных ими как существующие отдельно от истории их отношений и, более того, отдельно от их собственной культуры и индустриальной истории.

 

Вопросы феминистской онтологии тесно связаны с изучением и пониманием социальных отношений, а точнее с выявлением оппозиций, скрытых в них. Принцип оппозиций созвучен всей европейской мысли, где отношения «Я ‑ другой» традиционно рассматриваются как естественные, то есть заложенные различной биологической природой мужчины и женщины. В свою очередь, бинарные оппозиции поддерживаются двумя идеями. Первая из них — патриархальность как основа всех отношений. Через всю европейскую историю она поддерживалась усиленной демонстрацией роли отца в семье и сознательным культивированием иерархической организации политической сферы, скопированной с организации патриархальной семьи. Вторая идея — индивидуализм, довлеющий в общественном сознании и как бы продолжающий патриархальную схему отношений. Индивидуализм, по сути, отражает взгляды определенной группы мужчин, чей опыт доминирования в семье и обществе является выражением власти отца или высшего представителя государственной власти и поддерживается идеологизированными понятиями справедливости.

Индивидуализм традиционно поддерживался экономически наличием частной собственности, переходящей от отца к сыну. Длительный период истории женщины, фактически и юридически отстраненные от права владения и распоряжения собственностью, оставались принципиально «другими». Более того, в либеральных классических теориях даже свободный мужчина, лишенный собственности представал как «другой», противопоставленный подлинному гражданину, владеющему собственностью. Философско-политические работы Т. Гоббса и Дж. Локка демонстрируют явно выраженный дуализм в социальной сфере.

И первый, и второй подходы являются по существу, выражением маскулинного взгляда на мир. Маскулинистская оппозиция мышления выражена в западной мысли через дихотомии: теория — практика, культура — природа, дух — материя, разум — тело, общественное — частное и другие. Более того, в философии модернизма и постмодернизма от Гегеля и до Хайдеггера и Сартра мы встречаемся с подчеркнутым дуализмом мира (душа — тело, дух — материя, бытие — ничто). В работах этих философов дуализм подчеркивается сильнее, чем в работах античных философов с их патриархальными идеями или в философских трактатах XVII-XVIII вв., горячо отстаивающих принципы индивидуализма. В гегелевской «Феноменологии духа» предположение оппозиции между «Я» и «другой» поддерживается утверждением о том, что «отношения двух самосознающих субъектов являются таковыми, когда они поддерживают друг друга и себя через борьбу в жизни и смерти». Более того, Гегель начинает свои построения с того, что отношения «Я — другой» он представляет как отношения «господин — раб». В большинстве своем философы интерпретируют понятие диалектики в гегелевской философии таким образом, что понятие оппозиции заменяется категориями, близкими понятию «историческое развитие». Однако проблема как раз и заключается в том, что Гегель ищет оппозиции везде, где они есть, и где их может и не быть вовсе. Ошибочность гегелевской схемы, обнаруживается, например, в приложении к отношениям «мать — ребенок». Если бы мать смотрела на появляющееся на свет дитя под углом зрения Гегеля и видела опасность и оппозицию себе в ребенке, которого она жаждет, вынашивает и вскармливает, то человечество перестало бы существовать. Понимание различий, которые не зависят от оппозиции и борьба противоречий как основной принцип развития мира — вот две онтологии, создающие различные социальные конструкции.

Исходя из дуалистической перспективы, «другой» всегда будет в оппозиции к «Я». Далее, если индивид осознает свое существование как предикат, солипсизм становится приемлемой точкой зрения, выраженной знаменитой декартовской формулой: «Я мыслю, следовательно, я существую». В самом деле, с позиций обособленного индивидуального «Я» вполне логично спросить себя: «Если есть я, то может ли еще кто-либо существовать?». В существовании другого кроется угроза для моего «Я» и для «Я» других субъектов. Поэтому с точки зрения потенциальной угрозы моему «Я» со стороны другого как оппозиции, солипсизм может быть даже привлекательной платформой. Но если допустить существование других субъектов, то, характер их существования и отношений с ними находится под большим вопросом.

Дуализм проходит через всю аристотелевскую философию. Он рассматривает дуалистическую оппозицию между мужским и женским в качестве отправной точки размышлений и использует противоположности как модель для отношений между формой и материей. Как известно, вопрос о соотношении материи и формы является сердцевиной аристотелевской онтологии, в рамках которой форма предстает как рациональная, активная и устойчивая, а материя — иррациональная, пассивная и переменчивая («Физика»). Таким образом, сконструированные Аристотелем отношения между «мужским» и «женским» представляют фундаментальное дуалистическое противостояние, имеющее важнейшее значение для его онтологии.

Согласно Аристотелю, только свободные взрослые мужчины (фактически только древние афиняне) могут квалифицироваться как полноценные личности, потому что только они могут полноценно функционировать и рационально управлять семьей и государством. Аристотель не устает повторять, что женщина есть вид деформации («Происхождение животных»). Поскольку только свободный взрослый мужчина обладает полнотой власти и способен к рациональному управлению, его отношения к другим, то есть к свободнорожденным женщинам, рабам и детям, в большинстве своем, детерминируется его природным правом опекать, разумно руководить поступками низших по разуму субъектов и нести ответственность за них.

Нет ничего удивительного в том, что, проводя аналогию между отношениями «форма — материя» и «мужчина — женщина» Аристотель, в одной из своих работ, а именно в «Политике», утверждает, что эти отношения строятся на  господстве и подчинении.

В своих онтологических рассуждениях он приводит в качестве аргумента в пользу мужского доминирования природное свойство женщин быть желанными и привлекательными для мужчин (а иначе, как он утверждает, и быть не может) и поэтому жены, в отличие от варваров и рабов, охотно допускают руководство собою со стороны мужей.

Аристотелевская онтология более эгалитарна, чем те теории, в которых обосновывается, что только старший сын, взрослея, приобретает статус  патриарха. Подобное положение дел неудивительно, если учесть, что принцип старшинства был запрограммирован ограниченностью афинской демократии. В аристотелевской философии мы находим ростки индивидуализма, дающие ключ к пониманию развития индивидуализма из системы патриархата. Ряд элементов патриархальных отношений мы находим в современной юридической практике, правовой системе и современном обществе.

В философии Аристотеля, как и в  философии других мыслителей Античности, важное место занимает понятие равенства, понимаемое как «равенство среди благородных». Понятие «равный» или «благородный» допускает иерархию, в структуре которой люди идентифицируются как высшие, низшие и равные. Понятие равенства также отражает причудливые убеждения, мерой которых являются отношения мужчин друг к другу. Например, знаменитый тезис Протагора «Человек есть мера всех вещей» требует, чтобы отношения между людьми строились по самым высоким принципам. В противоположность этому, описываемые Аристотелем идеальные семейные связи совсем иные. Внутренние отношения, поддерживаемые среди сестер и братьев, предстают как оппозиция отношениям между сыновьями и отцами. В первом случае эти отношения осуществляются как союз равных, в котором приобретаются навыки и добродетели, необходимые для поддержания силы другого. Во втором — они напоминают принудительный контракт, заключаемый для того, чтобы поддерживать некую конкуренцию внутри семьи или создавать альянс против общего врага, каковым может быть отец в семье или правитель в государстве. «С позиций определения духа соревновательности, который царит в отношениях и деятельности мужчин (спорт, восстания, классовая борьба, война, война национальных интересов), альянс против общего врага объединяющий их прочнее, чем дружба, является основой для кооперации среди равных». Моральные аспекты отношений среди равных Аристотель определяет как права, вытекающие из моральных требований, изменяющихся только с изменением контракта.

Концепция индивидуализма допускает равенство, но на самом деле, в расчет принимается лишь его перспектива. Более того, только такие равные считаются полноценными личностями, относительно которых принимается решение, что они равны. Атомистический подход к бытию, признанный в Античности как соответствующий реальной картине мира, оказал сильнейшее влияние на индивидуализм.

Индивидуализм игнорирует взаимозависимость людей и их исторический характер. Отвержение взаимозависимости является следствием недостаточного внимания к проблеме равенства. Выработанная на основе атомистического индивидуализма концепция человека касалась и касается только равных — свободных мужчин. Она игнорирует рабов, женщин, детей и другие группы, скрывая за их отторжением и свою зависимость от них. В частности, на протяжении всей истории игнорируется тот факт, что жизнь, карьера и успех мужчин во многом зависят от труда женщин.

Модель человека, предлагаемая индивидуализмом, адекватна модели, действующей только среди «равных», а, точнее, среди лиц мужского пола. Но, даже в том случае, когда идет речь о равенстве, то его понимание фактически исключает из круга «равных» детей мужского пола, стариков и больных, так как они не соответствуют атомистической модели независимого существования.

Атомистическое понимание личности встречается не только в работах классических философов эпохи модернизма — Гоббса, Локка, Руссо, Канта, подчеркивающих право личности на разумный эгоизм и отстаивание своих интересов, но и в работах современных философов, например, Роллса. Они допускают, что современное общество основано на соглашениях среди индивидов, сконструированных ими как существующие отдельно от истории их отношений и, более того, отдельно от их собственной культуры и индустриальной истории.