Проект создания феминистской онтологии

Похоже, что для многих исследователей, традиционно работающих в системе дуалистической философии, неприемлема сама идея создания новой феминистской онтологии. В то же время некоторые из противников этой идеи создают модели психологического развития женщин, являющиеся альтернативой психологическим моделям развития мужчин. Более того, хотя конструирование реальности определенным образом не ограничивается образцами психологического развития, феминистские теории женского развития приобретают эвристическую функцию для создания феминистской онтологии. Ее цель заключается в том, чтобы концепцию «Я — другой» представить не как оппозицию, а как отношения, в которых дуализм сведен к минимуму. По сути, феминистская онтология создает новую этику отношений между людьми, лишенную дискриминации и асимметрии.

Зигмунд Фрейд и исследователи, разделяющие его точку зрения, утверждают, что природные различия среди детей разного пола, выглядящие как противоположные, в конечном итоге приводят к твердому убеждению в необходимости овладения природой и к конкуренции среди тех, кто имеет одинаковые желания. Эти маскулинистские теории развития имеют андроцентристский уклон, делающий их непригодными в качестве теории для воспитания девочек. Можно заметить, что отношения между матерью и сыном строятся Фрейдом в значениях связей между взрослыми мужчиной и женщиной. Например, привязанность ребенка к матери интерпретируется как модель мужского сексуального влечения к женщине. Вполне вероятно, что эта теория приводит к неправильному истолкованию зависимости детей от их матерей. Ошибочно было бы интерпретировать дочернюю и даже сыновнюю зависимость от матери в таком узком аспекте. Инцест между матерью и детьми является весьма редким явлением, в сравнении с такими его видами, как инцест между отцами и детьми или братьями и сестрами.

Однако аргументы профеминистски настроенных психологов не рассматриваются, в большинстве своем, как онтологические по следующим причинам. Во-первых, психология как дисциплина построена в маскулинистской терминологии. Это в равной степени относится как психоаналитическим построениям Фрейда, так и к теориям его последователей К. Юнга и Ж. Лакана. Во-вторых, несмотря на важность и проницательность идей, которые содержатся в работах феминистически ориентированных психологов, таких как Дж. Митчелл или Нэнси Чодороу, работающих над терминологией психоаналитической теории и сущностью психологии, приходится признать, что многие концепции, такие как концепция «объективной реальности» предполагают маскулинистскую оппозицию «Я — другие».  Это делается для того, чтобы представить то или иное влияние энергии либидо на собственное «Я» или на «другого» таким образом, чтобы сделать невозможной репрезентацию заботы о себе в отношениях к другим.

В последние годы среди феминисток, активно развивающих новые идеи в философии, обсуждается проблема женского воспитания способами, испытывающими на себе тяжесть давления дуалистических категорий, пришедших из психоаналитической теории и теории «объективных отношений». Эти категории никоим образом не поддерживают эвристичность феминистской онтологии. Например, Сандра Хардинг пишет, что женщина как личность развивается через борьбу к автономности и индивидуальности от общего видового понятия «человек», в рамках которого она, фактически, считается «недостаточным» индивидом. Такое прочтение женского обретения себя исходит из предпосылки непрекращающегося насилия над женщиной, в рамках которого ведутся философские рассуждения о самодостаточности и превосходстве мужчин и недостаточности женщин, нуждающихся в покровительстве и руководстве. Однако здесь следует возразить, что если идея С. Хардинг сформулирована в помощь женскому самосознанию, то она может привести либо к отчаянию, либо к попытке отделить себя от других женщин и их опыта. Женщина превращается в некое замкнутое в самой себе существо, заботящееся только о себе и своей автономности. Таким образом, С. Хардинг вольно или невольно повторяет идеи маскулинистской философии, прошедшей длительный путь от мужского эгоцентризма к мужскому индивидуализму.

Даже в тех случаях, когда психологическая теория расстается с маскулинистскими категориями (или сводит их употребление к минимуму) необходимо различать, по меньшей мере, хотя бы поверхностно, те черты женского мышления и женской практики, которые являются результатом подавления женщин. Наконец, даже в тех работах, принадлежащих к феминистской психологии, в которых исследовательницы избегают маскулинистских категорий и экплицитно адресуют свои исследования в области различий к результатам подавления, как это делают Джейн Миллер  или Джанет Сэррэй они все еще напоминают философский проект извлечения взгляда на реальность и этику имплицитно женской либеральной практике.

Можно предположить, что развитие самоосознания у девочек происходит, большей частью, через идентификацию себя с другими значимыми для них представительницами женского пола, имеющими те же самые социально определяемые возможности женского тела. В результате отделение себя от других не символизируется как различие между полами. Самоопределение себя не предполагает также что «Я» и другие имеют противоположные характеристики. Можно не согласиться с точкой зрения выраженной Чадороу и Хардинг, что в глубинах материнского сознания живут представления о гендерных различиях как дуалистической оппозиции, и что впоследствии матери воспроизводят или передают это дуалистическое понимание своим сыновьям. Думается, что Чадороу и Хардинг смешивают резкое различие между видимостью другого как оппозиции, и видимостью другого как отличающегося в некоторых аспектах. Идентификация девочки с ее воспитательницами часто приводит к идентификации с внешностью и навыками, необходимыми для практики взрослого развития. Более того, поскольку для многих культур характерно вмешательство в воспитание детей родственниц женского пола — сестер, бабушек и тетушек то, очевидно, что девочка  вовлекается в многоплановую сеть взрослой реализации.

Вовлеченность девочек в отношения взрослых становится онтологической базой патриархального женского воспитания и развития. В то же время, хотя история человеческих отношений может подвигнуть индивида к поиску других отношений и практикам, воплощающим подобный онтологический взгляд, многие люди считают поддержание патриархальной онтологии весьма удобным способом сохранения уютного и стабильного мира. Можно согласиться с американской исследовательницей Сарой Руддик в том, что «мужчинам следует познакомиться с материнским мышлением (или, в более общем понимании «Я» — другой» мышлением), так как их способы освоения мира необходимо отличаются от наших».

Заслуживает внимания феминистская точка зрения на то, что поддержание гендерных различий детерминируется различиями в отношениях и практиках, в которые включены мужчины и женщины. Люди, мало знакомые с практикой и отношениями, воплощающими мышление «Я — другой», кажется, нуждаются в  получении аргументов в пользу эффекта, который называется «ни один человек не является изолированным».

Прояснить онтологические основания феминизма крайне сложно, особенно когда в дискуссию вовлекаются классические философские концепции. Трудность состоит в том, что терминология, в рамках которой формируется новая онтология, автоматически интерпретируется в терминах уже существующей онтологии, поэтому всегда существует риск, что создаваемые новой онтологией конструкции будут восприниматься либо как нонсенс, либо как причудливое выражение того, что является относительной истиной согласно старым подходам. Любая значительная онтологическая концепция разрабатывается первоначально как единственная и маловероятная. В частности, онтология феминизма зависит от глубокого понимания зрелых отношений между полами, существующими в обществе, и от понимания способов реализации личности. В то же время для того, чтобы уже существующие отношения и практика поведения могли продлить свое существование в доминирующей культуре они должны быть тщательно скрыты. Отношения «матери — дети» и практика материнства и/или семейной жизни являются примерами такой парадигмы.

Похоже, что для многих исследователей, традиционно работающих в системе дуалистической философии, неприемлема сама идея создания новой феминистской онтологии. В то же время некоторые из противников этой идеи создают модели психологического развития женщин, являющиеся альтернативой психологическим моделям развития мужчин. Более того, хотя конструирование реальности определенным образом не ограничивается образцами психологического развития, феминистские теории женского развития приобретают эвристическую функцию для создания феминистской онтологии. Ее цель заключается в том, чтобы концепцию «Я — другой» представить не как оппозицию, а как отношения, в которых дуализм сведен к минимуму. По сути, феминистская онтология создает новую этику отношений между людьми, лишенную дискриминации и асимметрии.

Зигмунд Фрейд и исследователи, разделяющие его точку зрения, утверждают, что природные различия среди детей разного пола, выглядящие как противоположные, в конечном итоге приводят к твердому убеждению в необходимости овладения природой и к конкуренции среди тех, кто имеет одинаковые желания. Эти маскулинистские теории развития имеют андроцентристский уклон, делающий их непригодными в качестве теории для воспитания девочек. Можно заметить, что отношения между матерью и сыном строятся Фрейдом в значениях связей между взрослыми мужчиной и женщиной. Например, привязанность ребенка к матери интерпретируется как модель мужского сексуального влечения к женщине. Вполне вероятно, что эта теория приводит к неправильному истолкованию зависимости детей от их матерей. Ошибочно было бы интерпретировать дочернюю и даже сыновнюю зависимость от матери в таком узком аспекте. Инцест между матерью и детьми является весьма редким явлением, в сравнении с такими его видами, как инцест между отцами и детьми или братьями и сестрами.

Однако аргументы профеминистски настроенных психологов не рассматриваются, в большинстве своем, как онтологические по следующим причинам. Во-первых, психология как дисциплина построена в маскулинистской терминологии. Это в равной степени относится как психоаналитическим построениям Фрейда, так и к теориям его последователей К. Юнга и Ж. Лакана. Во-вторых, несмотря на важность и проницательность идей, которые содержатся в работах феминистически ориентированных психологов, таких как Дж. Митчелл или Нэнси Чодороу, работающих над терминологией психоаналитической теории и сущностью психологии, приходится признать, что многие концепции, такие как концепция «объективной реальности» предполагают маскулинистскую оппозицию «Я — другие».  Это делается для того, чтобы представить то или иное влияние энергии либидо на собственное «Я» или на «другого» таким образом, чтобы сделать невозможной репрезентацию заботы о себе в отношениях к другим.

В последние годы среди феминисток, активно развивающих новые идеи в философии, обсуждается проблема женского воспитания способами, испытывающими на себе тяжесть давления дуалистических категорий, пришедших из психоаналитической теории и теории «объективных отношений». Эти категории никоим образом не поддерживают эвристичность феминистской онтологии. Например, Сандра Хардинг пишет, что женщина как личность развивается через борьбу к автономности и индивидуальности от общего видового понятия «человек», в рамках которого она, фактически, считается «недостаточным» индивидом. Такое прочтение женского обретения себя исходит из предпосылки непрекращающегося насилия над женщиной, в рамках которого ведутся философские рассуждения о самодостаточности и превосходстве мужчин и недостаточности женщин, нуждающихся в покровительстве и руководстве. Однако здесь следует возразить, что если идея С. Хардинг сформулирована в помощь женскому самосознанию, то она может привести либо к отчаянию, либо к попытке отделить себя от других женщин и их опыта. Женщина превращается в некое замкнутое в самой себе существо, заботящееся только о себе и своей автономности. Таким образом, С. Хардинг вольно или невольно повторяет идеи маскулинистской философии, прошедшей длительный путь от мужского эгоцентризма к мужскому индивидуализму.

Даже в тех случаях, когда психологическая теория расстается с маскулинистскими категориями (или сводит их употребление к минимуму) необходимо различать, по меньшей мере, хотя бы поверхностно, те черты женского мышления и женской практики, которые являются результатом подавления женщин. Наконец, даже в тех работах, принадлежащих к феминистской психологии, в которых исследовательницы избегают маскулинистских категорий и экплицитно адресуют свои исследования в области различий к результатам подавления, как это делают Джейн Миллер  или Джанет Сэррэй они все еще напоминают философский проект извлечения взгляда на реальность и этику имплицитно женской либеральной практике.

Можно предположить, что развитие самоосознания у девочек происходит, большей частью, через идентификацию себя с другими значимыми для них представительницами женского пола, имеющими те же самые социально определяемые возможности женского тела. В результате отделение себя от других не символизируется как различие между полами. Самоопределение себя не предполагает также что «Я» и другие имеют противоположные характеристики. Можно не согласиться с точкой зрения выраженной Чадороу и Хардинг, что в глубинах материнского сознания живут представления о гендерных различиях как дуалистической оппозиции, и что впоследствии матери воспроизводят или передают это дуалистическое понимание своим сыновьям. Думается, что Чадороу и Хардинг смешивают резкое различие между видимостью другого как оппозиции, и видимостью другого как отличающегося в некоторых аспектах. Идентификация девочки с ее воспитательницами часто приводит к идентификации с внешностью и навыками, необходимыми для практики взрослого развития. Более того, поскольку для многих культур характерно вмешательство в воспитание детей родственниц женского пола — сестер, бабушек и тетушек то, очевидно, что девочка  вовлекается в многоплановую сеть взрослой реализации.

Вовлеченность девочек в отношения взрослых становится онтологической базой патриархального женского воспитания и развития. В то же время, хотя история человеческих отношений может подвигнуть индивида к поиску других отношений и практикам, воплощающим подобный онтологический взгляд, многие люди считают поддержание патриархальной онтологии весьма удобным способом сохранения уютного и стабильного мира. Можно согласиться с американской исследовательницей Сарой Руддик в том, что «мужчинам следует познакомиться с материнским мышлением (или, в более общем понимании «Я» — другой» мышлением), так как их способы освоения мира необходимо отличаются от наших».

Заслуживает внимания феминистская точка зрения на то, что поддержание гендерных различий детерминируется различиями в отношениях и практиках, в которые включены мужчины и женщины. Люди, мало знакомые с практикой и отношениями, воплощающими мышление «Я — другой», кажется, нуждаются в  получении аргументов в пользу эффекта, который называется «ни один человек не является изолированным».

Прояснить онтологические основания феминизма крайне сложно, особенно когда в дискуссию вовлекаются классические философские концепции. Трудность состоит в том, что терминология, в рамках которой формируется новая онтология, автоматически интерпретируется в терминах уже существующей онтологии, поэтому всегда существует риск, что создаваемые новой онтологией конструкции будут восприниматься либо как нонсенс, либо как причудливое выражение того, что является относительной истиной согласно старым подходам. Любая значительная онтологическая концепция разрабатывается первоначально как единственная и маловероятная. В частности, онтология феминизма зависит от глубокого понимания зрелых отношений между полами, существующими в обществе, и от понимания способов реализации личности. В то же время для того, чтобы уже существующие отношения и практика поведения могли продлить свое существование в доминирующей культуре они должны быть тщательно скрыты. Отношения «матери — дети» и практика материнства и/или семейной жизни являются примерами такой парадигмы.