5. Второй фундаментальный вопрос

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 
119 120 121 122 123 

Если однажды понять, что те же самые ценности, которые единственные мо$

гут руководить нашими желаниями и действиями, тысячи раз в жизни реализо$

ванные для нас в личностях и ситуациях, противящиеся нам в обстоятельствах и

событиях, что они окружают нас ежечасно, поддерживают нас и наполняют

наше присутствие светом и сиянием, выходя далеко за пределы наших ограни$

ченных познавательных способностей, то непосредственно окажешься перед

вторым фундаментальным этическим вопросом: что нужно уяснить себе, чтобы

быть к этому причастным? Что ценно в жизни, и в мире вообще? Что нужно ус$

воить, понять, признать, чтобы быть человеком в полном смысле слова? В отно$

шении чего нам пока еще не хватает смысла, воспринимающего органа, так что

мы сначала вынуждены его в себе образовывать, изощрять, воспитывать?

Этот вопрос не менее важен и серьезен, чем вопрос о долженствовании дейст$

вий. Да он и по содержанию бесконечно шире, богаче, обширнее. В известном

смысле он даже включает в себя вопрос о долженствовании действий. Ибо как

могу узнать, что мне следует делать, пока я ничего не знаю о ценности и не$цен$

ности внутри тех ситуаций, в обращенности которых ко мне все$таки единствен$

но заключается требование к моим решениям, желаниям и поступкам! Если

вдруг не действую наугад, не нахожусь во власти всяческих заблуждений, то я ни

в коем случае не должен разрушать грубыми движениями нечто ценное, которое,

быть может, неповторимо, как и все действительное?

94 Введение

Так второй вопрос получает более высокий статус, чем первый. По своему

предмету он оказывается предшествующим, обусловливающим.

И подобно его практически$актуальному значению более высокий статус

приобретает и его более широкое метафизическое значение. Если все же смысл

бытия человека не сводится к его гордой миссии со$ваятеля и создателя мира.

Зачем нужен процесс созидания, если в произведении он останавливается? Где

смысл самого творения, если его нет в сотворенном, если это сотворенное не яв$

ляется осмысленным с точки зрения чего$то разумного? Не является ли метафи$

зическим смыслом человека в том самом мире, в котором и он тоже созидает и

творит, чтобы этот мир был осмысленным для него? Все$таки в нем одном мир

имеет свое сознание, свое для$себя$бытие. Что человек для мира, тем не может

быть для него никакое другое из его существ. Космическая малость, бренность и

беспомощность человека не препятствуют его метафизическому величию и пре$

восходству над бытием низших образований.

Человек — субъект среди объектов, познающий, знающий, переживающий,

участвующий, зеркало бытия и мира, и в таком понимании фактически—смысл

мира. Данная перспектива не произвольна, не есть спекулятивный воображае$

мый образ. Она есть обычное проявление феномена, который, пожалуй, можно

толковать, но нельзя отбросить — феномена космического положения человека.

Мыне знаем, есть ли еще другое зеркало мира, кроме того, что существует в этом

нашем человеческом сознании. Какой бы простор помимо этого ни оставалс

фантазии, в положении человека в мире это ничего не меняет. Оно нам допод$

линно известно, мы его знаем, и его достаточно, чтобы разглядеть в нем метафи$

зический смысл человеческого бытия. Пусть человек и мутное зеркало действи$

тельного, но оно$то все$таки одно, и в нем отражается сущее. Для него сущее

имеет смысл. Обладало бы оно им и без человека, и был бы мир без какого бы то

ни было сознания бессмысленным — то человеческому разумению неведомо.

Ноэтот смысл человеческого бытия не исчерпывается одним только улавлива$

нием картины. Безучастное участие, чисто теоретическая установка сознания —

это, как было сказано, абстракция. Человек в первую очередь практичен, и толь$

ко во вторую теоретичен. Его видение с самого начала есть занятие некоей пози$

ции. Его участие в наступлении и чередовании событий — это эмоциональное,

заинтересованное участие, оценивающий контакт. Беспристрастность и трез$

вость мысли есть лишь нечто вторичное, дистиллят. И здесь все зависит от силы,

широты и правильной ориентации ценностного чувства. Обычным явлением бы$

вает слабость ценностного чувства, черствость, недостаток контакта с доступным

пониманию кругом действительного. Для большинства граница узких жизнен$

ных интересов, предельно актуальной, диктуемой текущим моментом соотне$

сенностью с Я, одновременно является и границей их морального мира. Их

жизнь — это жизнь ограниченная, куцая, жалкая пародия на человеческое.

Отнюдь не требуется специально таких больших метафизических перспектив,

чтобы оценить глубину морального падения подобной ограниченности. Притуп$

ление ценностного чувства несет на себе печать внутренней нищеты. Платить за

него приходится непосредственно человеку. Ему соответствует моральное убо$

жество, пустота жизни. Нужды наличного бытия для него — груз, который жиз$

нью не оправдывается. Не от переизбытка жизни наступает пресыщение, но от

ее оскудения.

Введение 95

И в каком контрасте находится это оскудение с богатством действительной

жизни, с жизнью, которая всегда присутствует и окружает нас всем своим изоби$

лием! Трагизм человека — это трагизм умирающего с голоду, который сидит за

накрытым столом и не протягивает руки, поскольку не видит, что находится пе$

ред ним. Ибо действительный мир неисчерпаем в своем изобилии, действитель$

ная жизнь напоена и залита ценностями, и где мы это постигаем, там она абсо$

лютно удивительна и великолепна.

Эти тезисы, конечно, нельзя «доказать». Как никому нельзя доказать, будто

есть то, что он не в состоянии увидеть. И, надо думать, вопрос, может ли здесь

кто$то кому$то открыть глаза, способна ли на это и этика как наука, конечно, про$

должает существовать. Вообще же обучение зрению, восстановление контакта,

формирование и воспитание ценностного органа весьма возможно. Есть нравст$

венное наставничество, введение в ценностное изобилие жизни, есть научение

видению собственным зрением, вложение благодаря собственному участию. Су$

ществует воспитание человечности так же, как существует и ее самовоспитание.

Если однажды понять, что те же самые ценности, которые единственные мо$

гут руководить нашими желаниями и действиями, тысячи раз в жизни реализо$

ванные для нас в личностях и ситуациях, противящиеся нам в обстоятельствах и

событиях, что они окружают нас ежечасно, поддерживают нас и наполняют

наше присутствие светом и сиянием, выходя далеко за пределы наших ограни$

ченных познавательных способностей, то непосредственно окажешься перед

вторым фундаментальным этическим вопросом: что нужно уяснить себе, чтобы

быть к этому причастным? Что ценно в жизни, и в мире вообще? Что нужно ус$

воить, понять, признать, чтобы быть человеком в полном смысле слова? В отно$

шении чего нам пока еще не хватает смысла, воспринимающего органа, так что

мы сначала вынуждены его в себе образовывать, изощрять, воспитывать?

Этот вопрос не менее важен и серьезен, чем вопрос о долженствовании дейст$

вий. Да он и по содержанию бесконечно шире, богаче, обширнее. В известном

смысле он даже включает в себя вопрос о долженствовании действий. Ибо как

могу узнать, что мне следует делать, пока я ничего не знаю о ценности и не$цен$

ности внутри тех ситуаций, в обращенности которых ко мне все$таки единствен$

но заключается требование к моим решениям, желаниям и поступкам! Если

вдруг не действую наугад, не нахожусь во власти всяческих заблуждений, то я ни

в коем случае не должен разрушать грубыми движениями нечто ценное, которое,

быть может, неповторимо, как и все действительное?

94 Введение

Так второй вопрос получает более высокий статус, чем первый. По своему

предмету он оказывается предшествующим, обусловливающим.

И подобно его практически$актуальному значению более высокий статус

приобретает и его более широкое метафизическое значение. Если все же смысл

бытия человека не сводится к его гордой миссии со$ваятеля и создателя мира.

Зачем нужен процесс созидания, если в произведении он останавливается? Где

смысл самого творения, если его нет в сотворенном, если это сотворенное не яв$

ляется осмысленным с точки зрения чего$то разумного? Не является ли метафи$

зическим смыслом человека в том самом мире, в котором и он тоже созидает и

творит, чтобы этот мир был осмысленным для него? Все$таки в нем одном мир

имеет свое сознание, свое для$себя$бытие. Что человек для мира, тем не может

быть для него никакое другое из его существ. Космическая малость, бренность и

беспомощность человека не препятствуют его метафизическому величию и пре$

восходству над бытием низших образований.

Человек — субъект среди объектов, познающий, знающий, переживающий,

участвующий, зеркало бытия и мира, и в таком понимании фактически—смысл

мира. Данная перспектива не произвольна, не есть спекулятивный воображае$

мый образ. Она есть обычное проявление феномена, который, пожалуй, можно

толковать, но нельзя отбросить — феномена космического положения человека.

Мыне знаем, есть ли еще другое зеркало мира, кроме того, что существует в этом

нашем человеческом сознании. Какой бы простор помимо этого ни оставалс

фантазии, в положении человека в мире это ничего не меняет. Оно нам допод$

линно известно, мы его знаем, и его достаточно, чтобы разглядеть в нем метафи$

зический смысл человеческого бытия. Пусть человек и мутное зеркало действи$

тельного, но оно$то все$таки одно, и в нем отражается сущее. Для него сущее

имеет смысл. Обладало бы оно им и без человека, и был бы мир без какого бы то

ни было сознания бессмысленным — то человеческому разумению неведомо.

Ноэтот смысл человеческого бытия не исчерпывается одним только улавлива$

нием картины. Безучастное участие, чисто теоретическая установка сознания —

это, как было сказано, абстракция. Человек в первую очередь практичен, и толь$

ко во вторую теоретичен. Его видение с самого начала есть занятие некоей пози$

ции. Его участие в наступлении и чередовании событий — это эмоциональное,

заинтересованное участие, оценивающий контакт. Беспристрастность и трез$

вость мысли есть лишь нечто вторичное, дистиллят. И здесь все зависит от силы,

широты и правильной ориентации ценностного чувства. Обычным явлением бы$

вает слабость ценностного чувства, черствость, недостаток контакта с доступным

пониманию кругом действительного. Для большинства граница узких жизнен$

ных интересов, предельно актуальной, диктуемой текущим моментом соотне$

сенностью с Я, одновременно является и границей их морального мира. Их

жизнь — это жизнь ограниченная, куцая, жалкая пародия на человеческое.

Отнюдь не требуется специально таких больших метафизических перспектив,

чтобы оценить глубину морального падения подобной ограниченности. Притуп$

ление ценностного чувства несет на себе печать внутренней нищеты. Платить за

него приходится непосредственно человеку. Ему соответствует моральное убо$

жество, пустота жизни. Нужды наличного бытия для него — груз, который жиз$

нью не оправдывается. Не от переизбытка жизни наступает пресыщение, но от

ее оскудения.

Введение 95

И в каком контрасте находится это оскудение с богатством действительной

жизни, с жизнью, которая всегда присутствует и окружает нас всем своим изоби$

лием! Трагизм человека — это трагизм умирающего с голоду, который сидит за

накрытым столом и не протягивает руки, поскольку не видит, что находится пе$

ред ним. Ибо действительный мир неисчерпаем в своем изобилии, действитель$

ная жизнь напоена и залита ценностями, и где мы это постигаем, там она абсо$

лютно удивительна и великолепна.

Эти тезисы, конечно, нельзя «доказать». Как никому нельзя доказать, будто

есть то, что он не в состоянии увидеть. И, надо думать, вопрос, может ли здесь

кто$то кому$то открыть глаза, способна ли на это и этика как наука, конечно, про$

должает существовать. Вообще же обучение зрению, восстановление контакта,

формирование и воспитание ценностного органа весьма возможно. Есть нравст$

венное наставничество, введение в ценностное изобилие жизни, есть научение

видению собственным зрением, вложение благодаря собственному участию. Су$

ществует воспитание человечности так же, как существует и ее самовоспитание.