2. Демиург в человеке

Этика учит не прямо, чту должно происходить здесь и сейчас, при данном по$

ложении дел, но, в целом, каковы свойства того, что вообще должно происхо$

Введение 89

дить. Быть может, происходить вообще должно многое и по$разному. Но не во

всякой ситуации имеет возможность происходить все, что вообще должно про$

исходить. Здесь текущий момент со своими требованиями сохраняет некий зазор

внутри того, чему учит этическое сознание. Этика создает некое всеобщее осно$

вание, исходя из которого актуальное рассматривается объективно, как с высоты

птичьего полета. Задачи индивидуума и задачи эпохи имеют перед ней в равной

степени частный характер. В отношении и того и другого она сохраняет равную

дистанцию, и для того и для другого она означает возвышение над данным слу$

чаем, освобождение от внешних влияний, внушений, искажений, фанатизма.

Этика действует здесь точно так же, как и всякая философия: она учит не гото$

вым суждениям, но «вынесению суждений» как таковому.

Именно в этом смысле она понимает вопрос «что мы должны делать?». Она

определяет, описывает, подвергает дефиниции не собственно «что» упомянутого

долженствования; но, пожалуй, дает критерии, по которым оно может быть по$

знано. В этом внутренняя причина того, почему она стоит выше всякого спора

отдельных направлений, интересов и сторон. Ее перспективы относятся к пер$

спективам частной и публичной повседневности, как перспективы астроно$

мии — к земному видению вещей. Однако точки зрения именно тех отдельных

направлений находят свое оправдание исключительно в ней. Указанная дистан$

ция — это не отделение и не отрыв, не упущение случая, но именно только пер$

спектива, обзор, общий план и — в идее — тенденция к единству, целостности,

завершенности.

Характер «практической философии» утрачивает здесь все навязчивое. Она не

вмешивается в жизненные конфликты, не дает никаких инструкций, к ним от$

носящихся, это не кодекс заповедей и запретов наподобие права. Она прямо об$

ращается к творческому началу в человеке, в каждом новом случае дает возмож$

ность заново увидеть, как бы угадать, что должно происходить здесь и сейчас.

Философская этика — не казуистика и никогда не сможет ею стать: тем самым

она убила бы в человеке именно то, что она призвана пробуждать и воспитывать:

творческое, спонтанное, живой внутренний контакт человека с тем, что должно

быть, с ценным в себе. Это не отказ от высокой задачи «практического». Быть

практической она может, лишь выращивая, пестуя и лелея практическое начало

в человеке—то есть активное и плодородное в нем. Не опека над человеком и не

подгонка его под схему есть ее цель, но возвышение его до полной зрелости и

способности за себя отвечать. Лишь становясь совершеннолетним, человек по$

истине становится человеком. Но объявить его совершеннолетним может только

этическое сознание.

В этом смысле этика есть практическая философия. Она представляет собой

не формирование человеческой жизни помимо его разумения, но как раз при$

влечение его к собственному свободному формированию жизни. Она есть его

знание о добре и зле, равняющее его с божеством, его сила и право сказать свое

слово в мировых событиях, потрудиться в цеху действительности. Она воспиты$

вает в нем осознание его миссии в мире, требует от него быть со$ваятелем наряду

с демиургом, со$творцом мира.

Ибо творение мира не окончено, покуда человек не осуществит в нем своей

миссии творца. Но, осуществляя, он ее искажает. Ибо он не готов, стоит не на

высоте своей человечности. Миссия должна сначала осуществиться в нем самом.

90 Введение

Творение, которое ему надлежит исполнить в мире, заключено в его самотворе$

нии, в осуществлении своего этоса.

В этосе же человека присутствуют оба начала: как хаотическое так и демиур$

гическое. В хаотическом заключены возможности человека, но также и опасно$

сти, которые ему угрожают; в демиургическом лежит его миссия. Осуществлять

ее и означает быть человеком.

Этика обращается к демиургическому в человеке. Здесь человеческая мысль

ищет и находит смысл жизни. Именно так она оказывается практической. Так

она формирует жизнь в своей области. Этика не является первой и основопола$

гающей философией, ее знание—ни первое, ни самое достоверное. Но все$таки

она есть нечто первое в философии в другом смысле: она — ее первая и интим$

нейшая задача, ее ответственнейшее полномочие, ее мЭгйуфпн мЬизмб1. Пафос

этики непредумышлен, внутренне обусловлен. Ее сфера — сфера извечно эзоте$

рическая по сравнению со сферой рассудка и чеканных понятий, естественна

бездна мудрости, пред которой и мудрейший благоговейно смиряет шаг.Итем не

менее она есть самое близкое и осязаемое, всем данное и для всех общее. Она

есть первый и актуальнейший философский интерес в человеке; исторически

лишь в этом интересе впервые расходятся мифологема и философема. Она есть

источник и внутренняя движущая сила философского мышления, да, пожалуй,

и всякого человеческого смыслополагания вообще. И она, с другой стороны,

есть конечная цель и широчайшая перспектива именно этого мышления и смыс$

лополагания. И что она живет в будущем, всегда устремляя взор на далекое, не$

действительное, и даже настоящее видит в аспекте того, что будет,— это как раз

потому, что она живет в надвременном.

Этика учит не прямо, чту должно происходить здесь и сейчас, при данном по$

ложении дел, но, в целом, каковы свойства того, что вообще должно происхо$

Введение 89

дить. Быть может, происходить вообще должно многое и по$разному. Но не во

всякой ситуации имеет возможность происходить все, что вообще должно про$

исходить. Здесь текущий момент со своими требованиями сохраняет некий зазор

внутри того, чему учит этическое сознание. Этика создает некое всеобщее осно$

вание, исходя из которого актуальное рассматривается объективно, как с высоты

птичьего полета. Задачи индивидуума и задачи эпохи имеют перед ней в равной

степени частный характер. В отношении и того и другого она сохраняет равную

дистанцию, и для того и для другого она означает возвышение над данным слу$

чаем, освобождение от внешних влияний, внушений, искажений, фанатизма.

Этика действует здесь точно так же, как и всякая философия: она учит не гото$

вым суждениям, но «вынесению суждений» как таковому.

Именно в этом смысле она понимает вопрос «что мы должны делать?». Она

определяет, описывает, подвергает дефиниции не собственно «что» упомянутого

долженствования; но, пожалуй, дает критерии, по которым оно может быть по$

знано. В этом внутренняя причина того, почему она стоит выше всякого спора

отдельных направлений, интересов и сторон. Ее перспективы относятся к пер$

спективам частной и публичной повседневности, как перспективы астроно$

мии — к земному видению вещей. Однако точки зрения именно тех отдельных

направлений находят свое оправдание исключительно в ней. Указанная дистан$

ция — это не отделение и не отрыв, не упущение случая, но именно только пер$

спектива, обзор, общий план и — в идее — тенденция к единству, целостности,

завершенности.

Характер «практической философии» утрачивает здесь все навязчивое. Она не

вмешивается в жизненные конфликты, не дает никаких инструкций, к ним от$

носящихся, это не кодекс заповедей и запретов наподобие права. Она прямо об$

ращается к творческому началу в человеке, в каждом новом случае дает возмож$

ность заново увидеть, как бы угадать, что должно происходить здесь и сейчас.

Философская этика — не казуистика и никогда не сможет ею стать: тем самым

она убила бы в человеке именно то, что она призвана пробуждать и воспитывать:

творческое, спонтанное, живой внутренний контакт человека с тем, что должно

быть, с ценным в себе. Это не отказ от высокой задачи «практического». Быть

практической она может, лишь выращивая, пестуя и лелея практическое начало

в человеке—то есть активное и плодородное в нем. Не опека над человеком и не

подгонка его под схему есть ее цель, но возвышение его до полной зрелости и

способности за себя отвечать. Лишь становясь совершеннолетним, человек по$

истине становится человеком. Но объявить его совершеннолетним может только

этическое сознание.

В этом смысле этика есть практическая философия. Она представляет собой

не формирование человеческой жизни помимо его разумения, но как раз при$

влечение его к собственному свободному формированию жизни. Она есть его

знание о добре и зле, равняющее его с божеством, его сила и право сказать свое

слово в мировых событиях, потрудиться в цеху действительности. Она воспиты$

вает в нем осознание его миссии в мире, требует от него быть со$ваятелем наряду

с демиургом, со$творцом мира.

Ибо творение мира не окончено, покуда человек не осуществит в нем своей

миссии творца. Но, осуществляя, он ее искажает. Ибо он не готов, стоит не на

высоте своей человечности. Миссия должна сначала осуществиться в нем самом.

90 Введение

Творение, которое ему надлежит исполнить в мире, заключено в его самотворе$

нии, в осуществлении своего этоса.

В этосе же человека присутствуют оба начала: как хаотическое так и демиур$

гическое. В хаотическом заключены возможности человека, но также и опасно$

сти, которые ему угрожают; в демиургическом лежит его миссия. Осуществлять

ее и означает быть человеком.

Этика обращается к демиургическому в человеке. Здесь человеческая мысль

ищет и находит смысл жизни. Именно так она оказывается практической. Так

она формирует жизнь в своей области. Этика не является первой и основопола$

гающей философией, ее знание—ни первое, ни самое достоверное. Но все$таки

она есть нечто первое в философии в другом смысле: она — ее первая и интим$

нейшая задача, ее ответственнейшее полномочие, ее мЭгйуфпн мЬизмб1. Пафос

этики непредумышлен, внутренне обусловлен. Ее сфера — сфера извечно эзоте$

рическая по сравнению со сферой рассудка и чеканных понятий, естественна

бездна мудрости, пред которой и мудрейший благоговейно смиряет шаг.Итем не

менее она есть самое близкое и осязаемое, всем данное и для всех общее. Она

есть первый и актуальнейший философский интерес в человеке; исторически

лишь в этом интересе впервые расходятся мифологема и философема. Она есть

источник и внутренняя движущая сила философского мышления, да, пожалуй,

и всякого человеческого смыслополагания вообще. И она, с другой стороны,

есть конечная цель и широчайшая перспектива именно этого мышления и смыс$

лополагания. И что она живет в будущем, всегда устремляя взор на далекое, не$

действительное, и даже настоящее видит в аспекте того, что будет,— это как раз

потому, что она живет в надвременном.