Глава 56. Дарящая добродетель

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122 123

a) Духовные блага и сообразный их сущности облик личности

Кто исходит из любви к дальнему, которая образует вершину ценностного

царства, тому все близкое и современное будет казаться мелким. Он ослеплен

идеей. Тем не менее именно ’Эсщт по большому счету остается абсурдным, покуда

он представляет собой единственную такую вершину. Вопрос нужно ставить

лишь так: должна ли жизнь дальнего опять достигать апогея в любви к дальнему,

а та — в любви к «более дальнему», и так до бесконечности? Жертва и отречение

сами сделались бы целью целей, и процесс остался бы аксиологически содержа$

тельно пустым.

Идеалы будущего — даже если отвлечься от их неопределенности — не могут

быть чем$то последним. В них самих должны содержаться абсолютные ценности

настоящего; иначе увиденное в идеале будущее само является лишенным ценно$

сти. Нельзя искать смысл нравственных «задач»—хотя бы и вечных—опять$та$

ки в задачах. Где$нибудь в заданном должна скрываться иная ценность, конкрет$

ная исполняемая ценность. Но таковая по своей сути должна быть ценностью

настоящего. Это значит не то, что она была бы реализуемой во всяком данном

настоящем, но что во всяком она осмысленна, и для него как абсолютная цен$

ность существует по праву. Человечество должно достигать хотя бы части этой

ценности и продолжать стремление, неся в себе достигнутое. Иначе этический

идеал был бы недостоин веры.

Таким образом приобретают значимость и самостоятельность остальные цен$

ности добродетели. Но к ним одним цель и вообще достижимое не сводится. Три

ценности, которые мы будем анализировать теперь, демонстрируют совершенно

иной вид, и каждая из них в своем роде есть аксиологическая вершина. Перва

из этих ценностей, несмотря на то, что она довольно часто воплощена в отдель$

ных личностях, «безымянна». Ницше,— пожалуй, первый — попытался ее опре$

делить. Он назвал ее дарящей добродетелью.

В царстве духовных благ господствует другое правило дарения и приняти

дара, нежели в царстве материальных. Ими нельзя владеть исключительно от$

дельному человеку; они принадлежат всем, кто может их постичь. Такое «обла$

дание» всегда сохраняет нечто от одной только причастности им или распоря$

жения ими. Пожалуй, можно насильственно не дать их другому, можно обой$

тись с ними вопреки их сущности, как если бы они были личной собственно$

стью. Такая позиция говорит о духовной скупости. Но можно, коль скоро ими

обладаешь, принимать в расчет их сущность и идеальные притязания окружаю$

щих, предлагая их, делая доступными, а в том случае, если место для них еще

надо подготовить — подготавливая его. Это — моральная позиция дарящего.

Это, очевидно, и форма любви, ибо дарящий прежде всего имеет дело не с да$

ром, но человеком, которому он предназначается. Но это — иная любовь с но$

вым ценностным акцентом в сравнении с любовью к ближнему, и тем более лю$

бовью к дальнему.

В сущности «дарения» в отличие от «давания» заключено то, что дарящий ни$

чего от себя не отчуждает, не становится беднее, но даже сам оказывается ода$

ренным. Дарение—действие человека, в котором, согласно сущности духовного

462 Часть 2. Раздел VII

блага, даритель не расстается с тем, что дарит. Дарящая добродетель есть жизнь

духовного изобилия; не само изобилие—его наличие и его ценность здесь пред$

полагаются,— но сообразная с ним жизнь личности, переизбыток сил, способ$

ность принимать участие, обогащать другого, одаривать; и к тому же радость от

дарения и от духовного роста того, кто получил дар.

b) Дарение и принятие дара. Добродетель без жертвы

В противоположность к любви к ближнему явно обнаруживается самоцен$

ность дарящей добродетели. О «дарении» в широком смысле, естественно, мож$

но говорить и в том и в другом случае. Но это разные виды дарения. Дарение в

любви к ближнему — от нужды и знания о нужде другого, дарение дарящей доб$

родетели — от собственного избытка. Любовь к ближнему дарит слабому, нуж$

дающемуся, терпящему убытки как таковому; дарящая добродетель дарит каж$

дому, кто может взять, кто дозрел до высоты дара, кто имеет для него ценност$

ный орган. Дары любви к ближнему в состоянии ощутить каждый. Другое дело

дары этой добродетели. Тут люди различаются на принимающих, открытых и за$

крытых, невосприимчивых. Притча о сеятеле, зерно которого упало «на места

каменистые», «в терние» и «на добрую землю», дает точный образ дарящего.

Даритель зависит от моральной высоты берущего. Он всегда идет, стремясь

найти способного принять его дар. Таковы во все времена мыслитель, поэт, ху$

дожник и каждый, обладающий пониманием ценностного богатства и полноты

жизни. Он не может таить это изобилие, ибо он всегда должен излучать, исто$

чать. Даритель несчастен, когда не может найти равного себе по духу, кто мог бы

принять его дар. Он подобен свету, который ищет мир, чтобы осветить его. Тра$

гизм его величия заключается в мелочности мелкого, в отсутствии конгениаль$

ности у берущего. Высочайшее счастье дарителя — найти того, кто способен

принять его дар. На такого человека он направляет всю свою любовь. В нем ста$

новится осмысленным дарение.

Любовь к ближнему одаривает ценностями, занимающими низкое положение

в иерархии; ее цель — благо, счастье других. Это глубоко справедливо, ибо не$

достаток в этом ощущается острее всего. Нужда — спаситель любви к ближнему.

Дарящая добродетель, напротив, сама должна призвать, чтобы ее дар приняли,

должна направлять сама себя. Она одаривает не равноценными для всех благами,

которые для достижения целей бесполезны и имеют ценности только сами по

себе — ценности, которые как средства обесценены, как самоцели автономны и

возвышаются над приземленными ценностями. Это эстетические ценности, ко$

торые дарит художник, и именно как таковые; но этого же рода и простая прича$

стность полноте действительности, помощь в открытии скрывающихся повсюду

ценностных богатств, всякое выявление неуловимого, всякое отыскание смыс$

ла — даже в сфере повседневности.

Еще глубже различие самих нравственных позиций. Ведь способ дара касает$

ся только фундирующей ценности. Любовь к ближнему жертвует, отрекаясь от

себя, ее ценность возрастает со степенью ручательства и самоотдачи. Даритель

не жертвует своим даром, не отчуждает его от себя, ценность дарящей доброде$

тели не зависит от степени ручательства. И все же она — подлинная доброде$

тель, подлинная любовь, только иная по свей сути, нежели любовь к ближнему.

Глава 56. Дарящая добродетель 463

Даритель просто вручает другим — от избытка. Он тем самым повинуется ос$

новному закону духовного бытия, подчиняется ему. Он живет, чтобы дарить;

живет для принимающего дар.

c) «Бесполезная добродетель»

Этическую ценность этого отношения материально определить труднее, чем

дать ее почувствовать. Даритель родствен благородному, гордому, любящему, ве$

ликодушному; в нем совершается ценностный синтез особого вида, нечто новое.

Даритель расточителен, подобно солнцу, которое сияет над праведными и не$

праведными. Он дарит всем — в тенденции — и никому. Не всякий способен

принять дар, но даже если есть конгениальность по отношению к дарителю, то

взаимности он все же ждать не может, ибо даром нельзя владеть, как собственно$

стью. Дарящий поступает не ради одного, пытаясь вызвать у него любовь, он да$

рит всем, кто в состоянии взять, ради самого дарения и принятия дара; так требу$

ет правило обладания духовными благами и оно жестоко по отношению к дари$

телю. Ибо только как даритель человек не ожидает взаимности, просто как чело$

век он этого не может. И это человеческое в нем неистребимо. Любовь дарящей

добродетели превышает человеческую способность; это — в столь же малой сте$

пени любовь к ближнему, как и любовь к дальнему, как и личная любовь.

Но даже величие духовной потенции, свойственное творцу, собственно дл

дарителя не характерно. Ему не нужно быть героем духа. В жизни встречаютс

иногда удивительные люди, обладающие таинственной притягательной силой,

близ которых «все сердца становятся открытыми». Никто не уходит от них не$

одаренным, и все же никто не может объяснить, что же именно он получил. Чув$

ствуются только, что такие люди знают смысл жизни, обладают ее полнотой,

чего обычно так тщетно ищешь, и что, приобщаясь к такому человеку, получа$

ешь какую$то частичку этого смысла. Сияние, блеск, благодать нисходят на соб$

ственную жизнь. Но ощущается при этом только нечто загадочное, неопредели$

мое полностью, неясное до конца. Всякое понимание в данном случае ограни$

ченно, даже если некто и в состоянии принять дар. За ценностью дарящей доб$

родетели не скрываются никакие другие ценности. Эта добродетель — сама по

себе и ради себя самой, она «бесполезная добродетель».

Нравственная ценность процесса дарения не имеет эквивалента в ценности

самого дара. Само дарение имеет дело с ценностями, находящимися вне его. По$

этому дарящая добродетель никогда не может быть добродетелью всех. И все же

она связана с нравственным богатством всех других добродетелей подобно тому,

как говорит Ницше в своей притче о золоте: «Скажите же мне, как достигло зо$

лото высшей ценности? Тем, что оно необыкновенно и бесполезно, блестяще и

кротко в своем блеске; оно всегда дарит себя»1.

Это точное определение дарящей добродетели. Она придает блеск нашей жиз$

ни, бесполезный, но яркий. Ценность дарящей добродетели — не служебная, не

вспомогательная, не имеет никакой цели вне себя — в отличие от справедливо$

сти, любви к ближнему, мудрости, мужества, самообладания, даже любви к даль$

нему; все они отчасти «для кого$то». Дарящая добродетель бесцельна, она пол$

464 Часть 2. Раздел VII

1 Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Соч. В 2$х т. Т. 2. М., 1997. С. 53.

ностью замыкается на себе самой, свой смысл имеет только в себе. И даже когда

дарение сопряжено с зачатием, семенем, ростом и новым созреванием, и тогда

не дарящая добродетель существует ради этого круговорота, но он — ради нее.

Здесь ценностная граница творчества и процесса, а вместе с ней и граница дол$

женствования. Высшая ценность жизни есть необходимо ее расточительность.

И даже если дарящая добродетель является созидающей, сущность ее — не в

творчестве. Она сама — последнее творение, последний смысл, этическое в$се$

бе$и$для$себя$бытие — королевская добродетель.

То, что происходит из нужды, обусловлено необходимостью. «Ничего не де$

лать сверх нужды» — говорит знающий только служебные (полезные) ценности.

Высшую ценность имеет только происходящее «сверх нужды», бесполезное, из$

лишнее, льющееся через край.

Дарящая добродетель не есть этос широты, но смыслополагание широты в ее

переполненности; передача это широты без заботы о том, в чьи руки она попадет.

Это чистое источение изобилия без преуменьшения, наполнение богатством че$

ловеческих сердец. Сущность широты оправдывается в дарящей добродетели,

переходя из личности в личность. Так она есть трансцендирование особого

рода — иное, нежели трансцендирование сочувствующего участия в другом —

объективное трансцендирование содержания, чистое сообщение духовных благ

в их неисчислимом ценностном содержании, и к тому же исполненное поко

осознание этого перехода, которое дает человеку в сакральном посвящении со$

вершающий таинство даритель; причастность слиянию мгновения и вечности,

единение человека в сутолоке жизни с вневременным и непреходящим. Поэтому

выходит так, что даритель — это не самый справедливый, честный, любящий

или достойный доверия, но тот, кто принимает открытым сердцем, необразован$

ный и еще способный ко всякому переучиванию. Поэтому даритель тяготеет к

еще неподготовленным, незрелым, полным сил и энергии — с любовью много$

опытного, благодатного, исполненного благодарности. Он вечный ’есбуфЮт1 мо$

лодежи2.

d) Придание жизни смысла и антроподице

«Бесполезность» — это не бесплодность, не бессмысленный расцвет. В ней

присутствует высочайшая плодотворность, но она непреднамеренна, не являет$

ся целью. Как любая добродетель имеет нравственную ценность, только если по$

следняя не полагается целью, так и плоды дарящей добродетели созревают, толь$

ко если это не является предметом устремления, в ином случае плод будет проти$

воречить сущности дарения.

Даритель, пожалуй, также и творец, и, быть может, творец в высшем смысле;

но этос дарителя иной, нежели этос творца. Бесцельная расточительность есть

истинная форма дальнейшего производства духовного содержания. Сверхбо$

гатство плодотворности, которая кроется в самой его сути, делает расточитель$

Глава 56. Дарящая добродетель 465

1 Приверженец (др.греч.). (Прим. ред.)

2 Образ Сократа здесь открывается с новой стороны — как человека, которого древние почитали

как величайшего дарителя. См. место у Платона, где говорится об изображениях богов внутри силе$

нов. Symp. 215b.

ство адекватным способом воспроизводства этого богатства. Оно подобно

пыльце ветроопыляемых цветов, которой в принципе гораздо больше, чем нуж$

но, бесцельно распыляется во всех направлениях. Таким образом, бесполез$

ность — отсутствие не ценности, но цели — не только «целесообразность без

цели», но и целенаправленная деятельность без цели. Скорее, цель и средства

сообщаются между собой, средство есть самоцель. Здесь всякая телеология на$

ходит свои границы.

Есть нечто великое в придании жизни смысла такими ценностями, ради кото$

рых жизнь вместе со своим этическим бытием и небытием только и становитс

достойной, чтобы ее прожить. Дарящая добродетель — не единственная така

ценность (обе следующие ценности также относятся к ценностям смысла жиз$

ни). Но в ценности дарящей добродетели данное качество проявляется уже в

структуре ее материи. В бесполезном как таковом человек оправдывает свое су$

ществование, свои стремления и ошибки—ибо и то и другое никогда не прекра$

щается, пока человек жив,— как и его претензии к жизни. В бесполезном он осу$

ществляет свою антроподицею.

Этому ничуть не мешает то, что дарящая добродетель—«необычная», мораль$

ная сила только немногих. Оправдание человека как такового вовсе не обяза$

тельно должно быть исполнено во всех без исключения. Оно могло бы заклю$

чаться и в немногих, даже в одном$единственном. Ценность не изменяется в за$

висимости от степени воплощенности в реальности. Один человек может напол$

нить смыслом весь окружающий мир. Для каждого человека осмысленной ста$

новится именно его жизнь, которую он проживает, что совершенно не означает

никакого индивидуализма. Дело здесь как раз не в индивидуальной ценности

этого одного. В нем как «вот этом» ничего не заключено. В нем происходит

именно оправдание всех и смыслополагание для всех. Добродетель исключи$

тельного человека, будучи «необыкновенной», тем не менее в высоком смысле

все$обща. Как она от избытка переходит ко всем способным воспринять ее цен$

ность, так и в моральном отношении она источает на всех, у кого только есть

ценностное чувство для смыслополагания и аксиологического оправдания. Так,

в конечном счете ее ненамеренным результатом оказывается новая солидар$

ность, сплачивающая не общей целью, виной или ответственностью, но прича$

стностью и исполнением.

Наконец, и любовь к дальнему находит здесь еще одно особое оправдание. Ее

страсть и ее надежда представляются ей здесь частично исполненными. То, что

человек обычно может прозорливо увидеть только в идеале, здесь он видит в пло$

ти и крови. Дарящая добродетель есть сила этоса, как она присуща «идеальному

человеку»; при ее действительном наличии дело обстоит так, как будто «идеаль$

ный человек» уже существует. Конечно, это только часть моста, ведущего к идеа$

лу, но зато реальная. Здесь реальное предшествует идее — убедительное доказа$

тельство воззможности идеального в мире реального.

466 Часть 2. Раздел VII