Глава 12. Шелерова критика формализма

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 
119 120 121 122 123 

a) Смысл «формального» в категорическом императиве

Наряду с тезисом трансцендентального субъективизма в кантовской этике

присутствует тезис «формализма». Подлинная моральная заповедь, «категориче$

ский» и автономный императив может, по Канту, быть только формальным зако$

ном. Он не может затрагивать «материю» воли, не может содержательно ей пред$

писывать, чего она, собственно, должна хотеть, но может лишь указывать всеоб$

щую форму, как она должна хотеть. Всякое «материальное» определение воли ге$

терономно, производно от вещей или вещных отношений, которые кажутся дос$

тойными стремления на основе естественных тенденций и побуждений. Мате$

риально определенная воля определена эмпирически, то есть «извне». Матери$

альная определенность есть определенность природой, а не разумом, не опреде$

ленность исходя из закона или из сущности блага. Ибо сущность блага есть чис$

тое формальное качество воли.

Очевидным и неоспоримо ценным в этом тезисе представляется следующее:

1) радикальное неприятие эмпиризма в этике, усмотрение того, что этический

принцип никогда не может лежать в привязанности воли к благам и 2) защита от

казуистики и всякого предписывания особенных целей, которые всегда ведь мо$

гут быть получены только на основе эмпирически данных ситуаций. Положи$

тельным, стало быть, является требование строгой всеобщности, исключение

Глава 12. Шелерова критика формализма 167

внешних определений и усмотрение того, что благо есть ценностное качество са$

мой воли, а не ее целей.

Действительно ли эти достижения основываются на тезисе о формализме, и

могут ли они быть достигнуты только благодаря ему,— это, конечно, совершенно

другой вопрос. Того, что императив, который указывает всеобщее качество «доб$

рой воли», может быть чисто «формальным», то есть не может включать в себ

никакого содержательного определения, признать никоим образом нельзя. Ско$

рее, даже самое общее качественное определение все еще будет с необходимо$

стью содержательным, даже если оно и не затрагивает «материю» воли, то есть

соответствующий ее предмет.

Ведь нетрудно также убедиться, что сам категорический императив Канта в

этом смысле целиком и полностью является содержательным законом. Совпа$

дение эмпирической воли с волей идеальной, установки (или «максимы») кото$

рой можно желать как «всеобщего законодательства», есть уже содержательное

определение. И только высокая степень ее всеобщности может, пожалуй, вве$

сти в заблуждение в этом отношении. Императив, вообще не предписывающий

ничего содержательного, был бы бессодержателен, т. е. в действительности не

был бы императивом.

b) Исторический предрассудок в пользу формы

За формализмом кантовской этики стоит более широкий формализм кантов$

ской философии вообще, а за тем, в свою очередь — древний, восходящий к

Аристотелю предрассудок традиционной метафизики, отдающий предпочтение

чистой форме.

Материя и форма, если следовать этой традиции,— неравноценные катего$

рии. Материя есть неопределенность, смутный фон бытия, нечто в себе мало$

ценное, а в некоторых формулировках даже прямое зло. Чистая форма есть опре$

деляющий, организующий, дифференцирующий принцип, то, что позволяет

возникнуть мере, красоте, жизни и всему ценному. Аристотель отождествил ее с

целью (энтелехией). И Плотин, в свою очередь, принцип высшей формы при$

равнял к платоновской идее блага.

Подобная диспозиция сохраняется и далее. Она жива в учении схоластов об

универсалиях, равно как и в учении Декарта и Лейбница об идеях. В субъектив$

ном обращении она всецело господствует в кантовской теории познания. Мате$

рия и форма познания—та противоположность, что определяет строение «Кри$

тики чистого разума». «Материю» поставляют чувства, все принципы же суть

«чистая форма». Это касалось как категорий, так и созерцаний, как схем, так и

основоположений, идей, императивов и постулатов. Так как все эти принципы

носят характер априорного, то, как следствие, априорность и формальный ха$

рактер соединяются для Канта в неразрывное единство. Например, для Канта

невозможно, чтобы категории могли содержать и нечто материальное — вывод,

довольно странный перед лицом того факта, что за его категориями стоят такие

очевидно содержательные принципы как субстанция, причинность и взаимо$

действие. Еще более удивительным является то, как к чисто формальному харак$

теру могли свестись пространство и время, где момент субстратности за структу$

рой законов и отношений проявляется еще более наглядно.

168 Часть 1. Раздел IV

Особой задачей учения о категориях является доказательство того, что на са$

мом деле во всех этих принципах содержатся сущностные элементы, которые не

исчерпываются схемой формы, закона и отношения1. Но что весь этот тезис ос$

новывается на чистом заблуждении, и без такого доказательства можно увидеть

на основе того факта, что противоположность формы и материи сама являетс

целиком и полностью относительной, что всякую форму можно воспринимать

как более высоко оформленную материю, и точно так же всякую определенную

материю — как форму, составленную из более низких материальных элементов.

Абсолютная материя и абсолютная форма в этой последовательности ступеней

могли бы в лучшем случае рассматриваться как крайности. А крайности как раз и

находятся за пределами всякой мыслительной и понятийной постижимости. Вс

цепь феноменов, причем во всех областях как природы, так и духа, занимает

промежуточное положение, пребывает в сфере относительности.

Если однажды понять метафизический источник данного предрассудка, то

освободиться от него будет нетрудно. Верно, что законы, категории, заповеди

по сравнению с отдельными случаями, в отношении которых они действенны,

всегда суть всеобщее, и в этом смысле «форма». Но этот формальный характер

не противоречит материи в смысле содержательности. Все принципы облада$

ют в себе самих и материей, иначе они были бы бессодержательны. А так как

все принципы, насколько они вообще познаваемы, познаваемы только a

priori, то отсюда с несомненной очевидностью следует, что существует апри$

орная материя.

В этом пункте Шелер начинает свою критику формализма — критику, попыт$

ки которой, правда, предпринимались и раньше. Однако общеупотребительной

она все$таки могла стать только за счет арсенала феноменологии. Покуда гос$

подствовало трансцендентально$субъективистское восприятие априорного, ему

ошибочно придавался формальный характер. Лишь предметное восприятие

того, что усматривается a priori, окончательно дает возможность понимания со$

держательного в принципах, а тем самым — и «материально априорного», кото$

рое в ценностях имеет определяющее значение.

c) Формализм и априоризм

Итак, решающее усмотрение таково: обе пары противоположностей — «фор$

мальное—материальное» и «a priori—a posteriori»—не имеют друг с другом ни$

чего общего2. Не всякое априорное формально, не всякое материальное — апо$

стериорно. Правда, априорное всегда имеет всеобщую значимость, а апостери$

орное — нет. Но всеобщность как таковая не есть нечто формальное. В рамках

априорного, например, системы геометрии, есть законы с большим или мень$

шим охватом значимости. И всегда более общие по сравнению с более частны$

ми — формальны, последние же по сравнению с первыми — материальны. Это

означает только то, что более частное всякий раз имеет большую содержатель$

ную полноту. «Априорны» же здесь равным образом все положения, без различи

содержательной полноты и охвата всеобщности.

Глава 12. Шелерова критика формализма 169

1 Подробнее об этом см.: Metaphysik der Erkentnis. S. 257–266.

2 См.: Scheler. Der Formalismus in der Ethik und die materiale Wertethik. 2. Aufl. 1921. S. 48 ff.

Для этики из этого следует, что принцип как нравственный закон, или вообще

заповедь, даже ценностный критерий, вполне могут иметь «материю» без ущерба

для своей априорности. «Материально определенной воле», вопреки Канту, не$

зачем быть определенной эмпирически. Не требуется никакого внешнего воз$

действия, чтобы привести ее в движение. Материальная определенность — это

не естественная определенность. Она не возникает неизбежно из всеобщих зако$

нов бытия, не означает причинно$следственной зависимости. Она не низводит

человеческую волю до «природной сущности». Ибо ее происхождение может

быть полностью автономным, а ее данность — чисто априорной.

Ценным в кантовском тезисе было неприятие этического эмпиризма и гете$

рономии, отказ от казуистики и предписывания особенных целей, требование

строгой всеобщности принципа и его значимости, не как цели, но как ценност$

ного критерия воли в применении к ее нравственному качеству — все это в пол$

ном объеме можно сохранить и осуществить без «формального» характера прин$

ципа. Если сама материя принципа чисто априорна, если она берет начало не в

данных или желаемых благах и не в содержательной тенденции естественных по$

буждений, то весь ряд указанных требований был бы выполнен в ней не меньше,

чем за счет чисто формального характера принципа. Другими словами, различие

между формой и материей в автономном этическом принципе не имеет никако$

го значения. Все дело только в априорности.

В позитивном выражении: сколь бы формальны или материальны ни были

ценности, они должны быть только чем$то самостоятельным, не зависимым от

всех иных принципов, а относящееся к ним ценностное сознание должно быть

априорным. Если под априорным понимать не функцию, а специфический

способ познания предметного, которое как таковое равным образом может

быть как схвачено, так и упущено, то с материальным содержанием ценностей

нет никаких трудностей. Именно субъективизм в проблеме априорного благо$

приятствует формализму в этике. Если устранить субъективизм, то и форма$

лизм утратит свою опору.

170 Часть 1. Раздел IV

a) Смысл «формального» в категорическом императиве

Наряду с тезисом трансцендентального субъективизма в кантовской этике

присутствует тезис «формализма». Подлинная моральная заповедь, «категориче$

ский» и автономный императив может, по Канту, быть только формальным зако$

ном. Он не может затрагивать «материю» воли, не может содержательно ей пред$

писывать, чего она, собственно, должна хотеть, но может лишь указывать всеоб$

щую форму, как она должна хотеть. Всякое «материальное» определение воли ге$

терономно, производно от вещей или вещных отношений, которые кажутся дос$

тойными стремления на основе естественных тенденций и побуждений. Мате$

риально определенная воля определена эмпирически, то есть «извне». Матери$

альная определенность есть определенность природой, а не разумом, не опреде$

ленность исходя из закона или из сущности блага. Ибо сущность блага есть чис$

тое формальное качество воли.

Очевидным и неоспоримо ценным в этом тезисе представляется следующее:

1) радикальное неприятие эмпиризма в этике, усмотрение того, что этический

принцип никогда не может лежать в привязанности воли к благам и 2) защита от

казуистики и всякого предписывания особенных целей, которые всегда ведь мо$

гут быть получены только на основе эмпирически данных ситуаций. Положи$

тельным, стало быть, является требование строгой всеобщности, исключение

Глава 12. Шелерова критика формализма 167

внешних определений и усмотрение того, что благо есть ценностное качество са$

мой воли, а не ее целей.

Действительно ли эти достижения основываются на тезисе о формализме, и

могут ли они быть достигнуты только благодаря ему,— это, конечно, совершенно

другой вопрос. Того, что императив, который указывает всеобщее качество «доб$

рой воли», может быть чисто «формальным», то есть не может включать в себ

никакого содержательного определения, признать никоим образом нельзя. Ско$

рее, даже самое общее качественное определение все еще будет с необходимо$

стью содержательным, даже если оно и не затрагивает «материю» воли, то есть

соответствующий ее предмет.

Ведь нетрудно также убедиться, что сам категорический императив Канта в

этом смысле целиком и полностью является содержательным законом. Совпа$

дение эмпирической воли с волей идеальной, установки (или «максимы») кото$

рой можно желать как «всеобщего законодательства», есть уже содержательное

определение. И только высокая степень ее всеобщности может, пожалуй, вве$

сти в заблуждение в этом отношении. Императив, вообще не предписывающий

ничего содержательного, был бы бессодержателен, т. е. в действительности не

был бы императивом.

b) Исторический предрассудок в пользу формы

За формализмом кантовской этики стоит более широкий формализм кантов$

ской философии вообще, а за тем, в свою очередь — древний, восходящий к

Аристотелю предрассудок традиционной метафизики, отдающий предпочтение

чистой форме.

Материя и форма, если следовать этой традиции,— неравноценные катего$

рии. Материя есть неопределенность, смутный фон бытия, нечто в себе мало$

ценное, а в некоторых формулировках даже прямое зло. Чистая форма есть опре$

деляющий, организующий, дифференцирующий принцип, то, что позволяет

возникнуть мере, красоте, жизни и всему ценному. Аристотель отождествил ее с

целью (энтелехией). И Плотин, в свою очередь, принцип высшей формы при$

равнял к платоновской идее блага.

Подобная диспозиция сохраняется и далее. Она жива в учении схоластов об

универсалиях, равно как и в учении Декарта и Лейбница об идеях. В субъектив$

ном обращении она всецело господствует в кантовской теории познания. Мате$

рия и форма познания—та противоположность, что определяет строение «Кри$

тики чистого разума». «Материю» поставляют чувства, все принципы же суть

«чистая форма». Это касалось как категорий, так и созерцаний, как схем, так и

основоположений, идей, императивов и постулатов. Так как все эти принципы

носят характер априорного, то, как следствие, априорность и формальный ха$

рактер соединяются для Канта в неразрывное единство. Например, для Канта

невозможно, чтобы категории могли содержать и нечто материальное — вывод,

довольно странный перед лицом того факта, что за его категориями стоят такие

очевидно содержательные принципы как субстанция, причинность и взаимо$

действие. Еще более удивительным является то, как к чисто формальному харак$

теру могли свестись пространство и время, где момент субстратности за структу$

рой законов и отношений проявляется еще более наглядно.

168 Часть 1. Раздел IV

Особой задачей учения о категориях является доказательство того, что на са$

мом деле во всех этих принципах содержатся сущностные элементы, которые не

исчерпываются схемой формы, закона и отношения1. Но что весь этот тезис ос$

новывается на чистом заблуждении, и без такого доказательства можно увидеть

на основе того факта, что противоположность формы и материи сама являетс

целиком и полностью относительной, что всякую форму можно воспринимать

как более высоко оформленную материю, и точно так же всякую определенную

материю — как форму, составленную из более низких материальных элементов.

Абсолютная материя и абсолютная форма в этой последовательности ступеней

могли бы в лучшем случае рассматриваться как крайности. А крайности как раз и

находятся за пределами всякой мыслительной и понятийной постижимости. Вс

цепь феноменов, причем во всех областях как природы, так и духа, занимает

промежуточное положение, пребывает в сфере относительности.

Если однажды понять метафизический источник данного предрассудка, то

освободиться от него будет нетрудно. Верно, что законы, категории, заповеди

по сравнению с отдельными случаями, в отношении которых они действенны,

всегда суть всеобщее, и в этом смысле «форма». Но этот формальный характер

не противоречит материи в смысле содержательности. Все принципы облада$

ют в себе самих и материей, иначе они были бы бессодержательны. А так как

все принципы, насколько они вообще познаваемы, познаваемы только a

priori, то отсюда с несомненной очевидностью следует, что существует апри$

орная материя.

В этом пункте Шелер начинает свою критику формализма — критику, попыт$

ки которой, правда, предпринимались и раньше. Однако общеупотребительной

она все$таки могла стать только за счет арсенала феноменологии. Покуда гос$

подствовало трансцендентально$субъективистское восприятие априорного, ему

ошибочно придавался формальный характер. Лишь предметное восприятие

того, что усматривается a priori, окончательно дает возможность понимания со$

держательного в принципах, а тем самым — и «материально априорного», кото$

рое в ценностях имеет определяющее значение.

c) Формализм и априоризм

Итак, решающее усмотрение таково: обе пары противоположностей — «фор$

мальное—материальное» и «a priori—a posteriori»—не имеют друг с другом ни$

чего общего2. Не всякое априорное формально, не всякое материальное — апо$

стериорно. Правда, априорное всегда имеет всеобщую значимость, а апостери$

орное — нет. Но всеобщность как таковая не есть нечто формальное. В рамках

априорного, например, системы геометрии, есть законы с большим или мень$

шим охватом значимости. И всегда более общие по сравнению с более частны$

ми — формальны, последние же по сравнению с первыми — материальны. Это

означает только то, что более частное всякий раз имеет большую содержатель$

ную полноту. «Априорны» же здесь равным образом все положения, без различи

содержательной полноты и охвата всеобщности.

Глава 12. Шелерова критика формализма 169

1 Подробнее об этом см.: Metaphysik der Erkentnis. S. 257–266.

2 См.: Scheler. Der Formalismus in der Ethik und die materiale Wertethik. 2. Aufl. 1921. S. 48 ff.

Для этики из этого следует, что принцип как нравственный закон, или вообще

заповедь, даже ценностный критерий, вполне могут иметь «материю» без ущерба

для своей априорности. «Материально определенной воле», вопреки Канту, не$

зачем быть определенной эмпирически. Не требуется никакого внешнего воз$

действия, чтобы привести ее в движение. Материальная определенность — это

не естественная определенность. Она не возникает неизбежно из всеобщих зако$

нов бытия, не означает причинно$следственной зависимости. Она не низводит

человеческую волю до «природной сущности». Ибо ее происхождение может

быть полностью автономным, а ее данность — чисто априорной.

Ценным в кантовском тезисе было неприятие этического эмпиризма и гете$

рономии, отказ от казуистики и предписывания особенных целей, требование

строгой всеобщности принципа и его значимости, не как цели, но как ценност$

ного критерия воли в применении к ее нравственному качеству — все это в пол$

ном объеме можно сохранить и осуществить без «формального» характера прин$

ципа. Если сама материя принципа чисто априорна, если она берет начало не в

данных или желаемых благах и не в содержательной тенденции естественных по$

буждений, то весь ряд указанных требований был бы выполнен в ней не меньше,

чем за счет чисто формального характера принципа. Другими словами, различие

между формой и материей в автономном этическом принципе не имеет никако$

го значения. Все дело только в априорности.

В позитивном выражении: сколь бы формальны или материальны ни были

ценности, они должны быть только чем$то самостоятельным, не зависимым от

всех иных принципов, а относящееся к ним ценностное сознание должно быть

априорным. Если под априорным понимать не функцию, а специфический

способ познания предметного, которое как таковое равным образом может

быть как схвачено, так и упущено, то с материальным содержанием ценностей

нет никаких трудностей. Именно субъективизм в проблеме априорного благо$

приятствует формализму в этике. Если устранить субъективизм, то и форма$

лизм утратит свою опору.

170 Часть 1. Раздел IV