Глава 50. Правдивость и искренность

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122 123

a) Истина и правдивость

Истина и правдивость — не одно и то же. Ценны обе, но нравственную цен$

ность имеет только последняя. Истина есть объективное соответствие мысли

(или убеждения) и существующей ситуации. Это соответствие ни от чего другого

не зависит менее, чем от свободной воли человека. Поэтому нет нравственной

ценности истины1.

Правдивость же есть соответствие речи и мысли (убеждения). Осуществить

это совпадение в силах человека, за него он несет ответственность. Правдивость

имеет нравственную ценность. Речь, смысл которой в том, чтобы быть свиде$

тельством мнения, убеждения, умонастроения человека, должно осуществлять

эту цель чисто. Ибо если нет особого основания для недоверия, человек непро$

извольно предполагает в ней честность. Он полагает сказанное действительным.

Тем самым он не предполагает ничего, кроме осуществления свойственного

речи смысла. В этом состоит естественное доверие, вера на слово. Злоупотребле$

ние таким доверием есть ложь. Ложь есть не просто нарушение смысла речи, но

одновременно обман чужой личности на основе ее веры.

432 Часть 2. Раздел VI

1 Это звучит парадоксально — но только потому, что обыкновенно истинность и правдивость

нельзя строго разделить. Даже в теории познания такое смешение понятий приводило к путанице. На

самом деле они совершенно индифферентны друг к другу. Правдивый вполне может сказать неправ$

ду, а именно—bona fide, будучи сам в заблуждении. А лжец против воли вполне может сказать правду,

принимая истину за неистинное. Ибо смысл лжи заключается в том, чтобы выдавать за истину не

ложное, но то, что таковым считается. Таким образом, выходит, что ложное высказывание все$таки

может быть правдивым, а истинное — выражать неправду. Это такое же отношение, какое во всяком

поступке имеет место между намерением и результатом (и речь также есть поступок). Самое лучшее

намерение может пойти во зло, самое злое — привести к добру.

Поскольку слово — не единственный способ выражения, особенно для акту$

ального умонастроения, то наряду с правдивостью речи существует правдивость

действий, самоподачи, даже вообще поведении. Обманчивыми могут быть по$

ступок, манера поведения, жест. Прямота, или искренность существа соотносит$

ся с притворством, как правдивость — с ложью. Уже одно только умолчание мо$

жет быть ложью. Притворяющийся или скрывающий нечто—тоже лжец в более

широком смысле.

Ложь обделяет обманутого в жизни, вводит его в заблуждение. Для другого

правдивое высказывание, если он действительно полагается на него — благо, и

при некоторых обстоятельствах неоценимо высокое. Поэтому можно предполо$

жить, что ценность умонастроения в правдивости составляет только частный

случай любви к ближнему. Ведь ложь на самом деле лишена любви. Это отноше$

ние может быть налицо; и нечто от него могло бы, пожалуй, соответствовать дей$

ствительности. Но это не характерно для ценности правдивости как таковой. В

данном случае прибавляется нечто иное. Не испытывающий любви, морально

только малоценен, но он не недостойный, не презренный. Таков, однако, не$

правдивый. Его репутация страдает куда больше. Он «заклеймен» как лжец, кото$

рому нельзя верить, как недостойный доверия. Достойность веры—совершенно

своеобразная нравственная ценность; она как существенная часть принадлежит

тому, что только и может делать человека «полностью» моральным. Лжец не мо$

жет быть «полностью» моральным, его ценность как свидетеля нарушена

В правдивости и искренности присутствует момент чистоты. Ложь — своего

рода загрязнение,— чего нельзя сказать о недостатке любви,— принижение соб$

ственной личности, нечто, достойное стыда. Она всегда приводит к разрушению

доверия. И легко увидеть, что ложь не в последнюю очередь идет от трусости.

Ибо к правдивости относится и «мужество говорить правду». Это все отличает

правдивость от любви к ближнему. Правдивый в ином отношении вполне может

быть не моральным; и точно так же любящий может быть и неправдивым. Ибо

имеются виды лжи, которые совершенно не обедняют обманутого, даже такие,

которые проистекают из подлинной любви. И, наоборот, существует правди$

вость, которая ни в коей мере не соотносится с любовью.

Но при всем этом сущностная связь между истиной и правдивостью отнюдь

не разрывается. Объективная истина все$таки есть подразумеваемая и пресле$

дуемая правдивым ценность. Она есть фундирующая ценность благ. Положение

вещей, которое видит целью честный, заключается в том, чтобы другой узнал ис$

тину. В этой соотнесенности с объективной истиной (в которой повторяется все$

общее основное отношение ценности, полагаемой в качестве цели, и ценности

интенции) заключается высокая практическая ценность правдивости как в част$

ной, так и в общественной жизни. Существует и общественная честность,— так

же как и обман, и искажение общественного мнения. Основное нравственное

требование здоровой общественной жизни — свобода слова, убеждений, мне$

ний, вероисповедания. Борьба за эту свободу—особая глава во всемирном этосе

правдивости; точно так же, как публичная ложь, сознательное введение в заблу$

ждение масс ради частных целей, вплоть до практики общественной дискредита$

ции и травли, также составляет особую статью. Правдивость как ценность цело$

купности — вечный идеал нравственной жизни, который в истории всегда нахо$

дил все новые препятствия.

Глава 50. Правдивость и искренность 433

b) Ценностный конфликт правдивости и так называемой «лжи по необходимости»

Ценность правдивости с ее специфическим нравственным требованием не де$

лает совершенно никаких «исключений». Что называют «ложью по необходимо$

сти», было и остается контрценным — по меньшей мере в свете ценности прав$

дивости. Никакая цель не может освятить ложь как средство — освятить в том

смысле, что ложь перестала бы быть моральным проступком.

Тем не менее, здесь заключена весьма серьезная нравственная проблема, ко$

торая ни в коем случае не может быть решена простым отрицанием всей и вся$

кой лжи. Есть ситуации, которые ставят человека перед неразрешимым выбо$

ром, погрешить либо перед правдивостью, либо перед другою, равно высокой

(или более высокой) ценностью. Врач, который безнадежному пациенту говорит

правду о его положении, нарушает свой служебный долг; пленный солдат, кото$

рый выдает врагам тактические позиции своих войск, делается предателем; друг,

который доверенную ему тайну не пытается скрыть, когда его некто об этом

спрашивает, разрушает доверие. Во всех этих случаях нет ничего общего с добро$

детелью одного лишь молчания. Такое молчание там, где бытует подозритель$

ность, может быть исключительно красноречивым. Если врач, пленный, друг хо$

тят исполнить свой нравственный долг, предотвратить угрозу несчастья, то им

приходится прибегать ко лжи. Если же человек лжет, то он, с другой стороны, де$

лается виновным перед ценностью правдивости.

Роковой ошибкой будет полагать, что такие вопросы можно решить принци$

пиально, в теории. Любое стремление такого рода ведет или к одностороннему,

застывшему ригоризму одной ценности за счет других, или к бесплодной, пы$

тающейся объять необъятное казуистике, чтобы не сказать—к оппортунизму. И

то и другое противоречит смыслу подлинно нравственного чувства. Примеры с

врачом, пленным солдатом, другом, которому доверена тайна, выбраны так, что

ценность правдивости всякий раз оказывается перевешена другой, противостоя$

щей ценностью. Нравственно зрелый и серьезно настроенный будет здесь скло$

нен решать как раз в пользу другой ценности и принимать на себя ложь. Обоб$

щить эту ситуацию невозможно. Есть пограничные случаи, в которых конфликт

совести достаточно тяжел, и в зависимости от индивидуальных особенностей ис$

ход может быть разным. Ибо в сущности таких нравственных конфликтов за$

ключено, что в них ценность противопоставлена ценности, и что невозможно

выйти из конфликта, не став виновным. Не ценности как таковые в своей чистой

идеальности оказываются здесь в конфликте; между требованием честности как

таковой и требованием исполнения солдатского или дружеского долга не суще$

ствует никакой ценностной антиномии. Конфликт дан только через структуру

ситуации. Она делает невозможным осуществление обоих требований одновре$

менно. Если же угодно выводить из этого общее оправдание лжи по необходимо$

сти, то это будет такой же ошибкой, как если бы пытаться вывести из этого об$

щее оправдание предательства родины или друга.

Тем не менее, человек, находясь в такой ситуации, не может не принять како$

го$то решения. Каждая попытка выйти «нейтральным» из неприятной истории,

только усугубляет дело тем, что в действительности нарушает обе ценности; ко$

лебания, нерешительность, в сущности,— моральная трусость, недостаток чув$

ства ответственности и воли к ответственности, а достаточно часто и нравствен$

434 Часть 2. Раздел VI

ная незрелость, если не страх перед людьми. Человек, оказавшийся перед реше$

нием серьезного конфликта должен решать «по совести», то есть исходя из сво$

его понимания высоты ценностей, которые представлены в конфликте, и—при$

нимать на себя последствия, как внешние, так и внутренние, включая вину, ко$

торая кроется в нарушении одной ценности. Вину он нести должен и должен

расти вместе с этой своей способностью, так что он может не стыдиться ее.

В действительной нравственной жизни всегда присутствует вина. И полна

человечность и свобода личности проявляются и приобретаются, только когда

личность постоянно пытается разрешить так или иначе сами по себе неразре$

шимые конфликты, рассчитывая на свободное ценностное чувство и творче$

ские силы. Только никакой удобной теории, вроде вульгарной теории «дозво$

ленной лжи по необходимости», из этого создать нельзя, полагая, будто с про$

ступком против ясно видимой ценности не принимаешь на себя никакой вины.

Именно неизбежность вины есть то, что одно только может предохранить чело$

века от трусливой морали.