Глава 67. Ошибки в формулировании понятия свободы

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122 123

а) Три типичных источника ошибок при разработке проблемы

Теорий, которые ставят себе задачей метафизическое доказательство свободы

воли, необозримо много. Это достаточно объясняет всю важность дела. Гораздо

менее многообразно, что в них остается полезным для данной проблемы. Стро$

гое схватывание ситуации почти везде отсутствует, самые популярные предрас$

судки остаются в силе не обсуждаясь. В таких теориях доказывается то слишком

много, то слишком мало, не говоря уж о произвольности в самом ходе доказа$

тельства или в его предпосылках. Да и само понятие свободы не установлено.

Оно смещается то так, то этак, согласно тому, что соответствующая теория имеет

в виду.

В этих теориях можно насчитать три вида ошибок. Каждая из них может вы$

ступать самостоятельно или вместе с другими.

Во$первых, искажается понятие свободы воли — то есть собственно то, как

она предполагает нравственные ценности — ей приписывается нечто иное,

внешне похожее. Ибо даже в области этических проблем есть еще и другая сво$

бода, нежели свобода воли. Если теория предпринимает попытку «доказать» су$

ществование такую искаженной «свободой воли», то она доказывает отличное от

того, что хотела. Она впадает в ignoratio elenchi1. Если даже по аргументации ей

удается избежать искажения понятия и «доказанное» включается в теорию, то

она до основания искажает свое собственное содержание.

Во$вторых, правильно схваченное понятие может быть перегружено метафи$

зическими или психологическими деталями, которые к нему не относятся, но,

тем не менее, ошибочно с ним связываются. Если из подобного перегруженного

понятия свободы делать выводы, они, естественно, не будут обоснованными и

не будут соответствовать нравственным феноменам. Это будут выводы из фанто$

ма и сами будут представлять собой фантом. Таким образом, впадают в ошибку

рсщфпн шеыдпт.

Наконец, даже при правильном схватывании и критической очищенности по$

нятия свободы можно упустить еще и аргумент. Большинство ошибок этого рода

заключается в том, что в скрытой форме предполагается само demonstrandum2 и

производится мнимое доказательство. В этом случае попадают в circulus vitiosus3.

Если круг не замыкается полностью, то все еще остается petitio principii4.

Если этих трех типичных ошибок трудно избежать уже вообще в метафизиче$

ских вопросах, то проблеме свободы воли они угрожают в особенности, ибо в

силу чрезвычайно сильной заинтересованности нравственное сознание рвется к

утверждению свободы в определенной мере «любой ценой». Чисто апоретиче$

ское продвижение всегда в опасности больше всего там, где есть та или иная за$

интересованность в определенном роде решения. Результат предвосхищается,

исследованию заранее предписывается цель, которую нужно достичь, и таким

558 Часть 3. Раздел I

1 Подмена тезиса (лат.). (Прим. ред.)

2 То, что должно быть доказано (лат.). (Прим. ред.)

3 Порочный круг (лат.). (Прим. ред.)

4 Предвосхищение основания (лат.). (Прим. ред.)

образом страдает объективность исследования. При этом требование, будто бы

философ должен эмансипироваться от всякой заинтересованности, оказываетс

невозможным. Интерес естественен и глубоко обоснован; и не имеющий инте$

реса или недооценивает значимость исследуемого вопроса, или всюду уступает

скептическому безразличию. И то и другое несовместимо с истинным чувством

проблемы. Следовательно, требуется именно самое трудное: совмещение заин$

тересованности в доказательстве свободы воли с трезвым, не подверженным

влиянию этого интереса взглядом на объективную проблемную ситуацию. Ее

разрешение, таким образом, не может быть предвосхищено заранее. Ибо иссле$

дователь в этом случае рискует постепенно оказаться под влиянием метафизиче$

ского заблуждения.

Только требование строго придерживаться этических феноменов поможет ре$

шить эту задачу. Исследователь до самого конца не может исключать ни той ни

другой возможности относительно существования свободы воли, ни позитивной

ни негативной.

Но кроме того здесь заранее нужно отметить, что мы,— насколько позволяют

сегодняшние знания,— не можем найти действительно полный ответ на вопрос

о свободе. И даже там, где позитивная вероятность существования свободы ка$

жется настолько очевидной, что любое сомнение представляется просто неле$

пым, все же наилучшие результаты получаются, если сохраняется место дл

скепсиса — точно так же, как в проблеме познания, где оттенок скепсиса нигде

не может быть вполне искоренен. Это достаточно важно, и потому должно быть

оговорено с самого начала. Слишком большие ожидания, которые, естественно,

имеет каждый, в данном случае нужно оставить. Иначе они неминуемо приведут

к искажению существа проблемы, которое опаснее, чем какой бы то ни было

скепсис.

b) Нравственная и правовая свобода. Объективная возможность и дозволенность

Из трех указанных видов ошибок здесь будет обсуждаться первый. Второй и

третий могут быть рассмотрены лишь позднее (после оценки кантовского уче$

ния о свободе). Итак, дело теперь заключается в следующем: какие содержатель$

ные формулировки понятия нравственной свободы должны быть исключены

как ошибочные?

Верным может являться в лучшем случае только одно из распространенных в

этике понятий свободы. Но, естественно, никак нельзя знать наперед, будет ли

верным именно то, которое можно подтвердить метафизически. Самый оши$

бочный подход — изначально рассматривать понятие свободы с позиций его до$

казуемости, то есть понимать его так, будто его содержание может себя оправ$

дать. Такой близорукий оппортунизм,— чтобы не сказать самообман,— уже ис$

казил многие теории. Вполне возможно, что подлинную свободу воли как раз до$

казать нельзя. Эта возможность должна остаться открытой. Если бы мы могли

предвосхитить, что должно получиться, и на основе этого определить понятие

свободы, то всякое дальнейшее «исследование» было бы совершенно излишним.

Прежде всего, существует ряд грубых ошибок. Среди них будет упомянута

только одна: замена нравственной свободы правовой свободой. Их довольно

часто отождествляют в силу того, что последняя также имеет этическое качество.

Глава 67. Ошибки в формулировании понятия свободы 559

Правовая, а с ней и политическая гражданская свобода, заключается в том, что

закон, нечто предписывая или запрещая, оставляет индивидууму определенное

ограниченное свободное пространство, и охраняет это свободное пространство

от вмешательства. Очевидно, что в данном случае гарантируется не свобода воли

и не свобода инстанции принятия решений в личности, но ее внешняя актив$

ность, ее жизненная широта.

Упущение заключается не в этом одном. Правовая свобода подразумевает как

раз не объективную возможность (Kцnnen), но дозволенность (Dьrfen). Ее про$

странство есть пространство не выбираемого, но разрешенного, т. е. гарантиро$

ванного личности законом. Между тем такая позволенная свобода дается не толь$

ко правовыми, но любыми нормами, безразлично, через произвольную ли запо$

ведь кого$то более сильного или через нравственное ценностное чувство. Всяка

всеобщая нравственная ценность в этом смысле устанавливает предел разрешен$

ного (доступного) человеку, который признает заповедь.Ноэта свобода в отноше$

нии позволенного так же имеет нравственную ценность, как и свобода воли. По$

следняя, скорее, начинается со способности перешагнуть границу разрешенного.

Свобода воли—это свобода объективной возможности, а не дозволенности. Она

может сосуществовать с дозволенностью, да и дозволенность получает свой акту$

альный смысл только через нее. Но именно в этом отношении смыслов объектив$

ной возможности и дозволенности очевидно, что свобода воли—нечто иное, не$

жели правовая свобода. Она есть именно та объективная возможность человека,

которой дозволенность предпочитает внешние границы как нормы.

c) Свобода поступка и свобода воли

Нечто совершенно иное, чем правовая свобода, представляет собой свобода

поступка, которая так часто принимается за свободу воли. В ней дело идет уже не

о дозволенности, но о подлинной объективной возможности. Последняя озна$

чает, что человек может делать то, что он хочет. Она, следовательно, уже предпо$

лагает волю, включая определенность ее направления. Она касается лишь ис$

полнения воли, а не определения ее направленности, то есть является не самой

свободой воли, но только свободой осуществления воли.

Вопрос о такой свободе в жизни достаточно важен; в определенных границах

она даже имеет обратное влияние на волевое решение, поскольку ни один разум$

ный человек не может делать целью своего стремления то, осуществление чего

явно не в его силах. Даже сильная воля, если она, переоценив себя, направила

свои силы на недостижимое, не может долго сохранять его в качестве своей цели.

Но потому способность осуществления есть нечто совершенно иное, нежели

само волевое решение, и свобода первого—нечто иное, нежели свобода второго.

Для своеобразия свободы поступка, в отличие от другой свободы, безразлич$

но, заключена ли она в физических, духовных или социальных возможностях че$

ловека. Как предел мускульной силы ограничивает телесные возможности, так

пределы духовных способностей ограничивают духовные возможности; точно

так же дело обстоит с социальным положением человека или всемирно$полити$

ческим положением народа, которые также имеют свои границы. Но с правовой

свободой социальная свобода поступка опять$таки не имеет ничего общего. Гра$

ницы возможности действий в социальной жизни как раз всегда совершенно

560 Часть 3. Раздел I

иные, нежели границы дозволенности действий. Разрешено делать многое из

того, что сделать не можешь, и не разрешено многое, что вполне можешь сде$

лать. Если бы не было никакой возможности действий, распространяющихся за

границы дозволенного, то неправое дело для человека было бы невозможным. В

этом смысле отношение двух этих свобод этически глубоко значимо. Но со сво$

бодой воли ни одна из них не совпадает. Имеет ли воля после принятого челове$

ком решения силу так или иначе действовать, и делает ли она тем самым разре$

шенное или неразрешенное,— и то и другое безразлично для вопроса, была ли

она сама в своем решении свободной или нет.

Ясно, что свобода поступка точно так же индифферентна к свободе воли, как

и правовая свобода. Воля может быть свободной при несвободном поступке, и

поступок может быть свободным при несвободной воле. Крайний случай перво$

го рода — принятие свободного решения в пользу недостижимого, второго —

скованность воли, неспособность к принятию решения вообще или моральна

трусость принять его в пользу даже легко достижимого. Свобода поступка наряду

с внешней обусловленностью — только вопрос силы. Свобода воли, напротив,

индифферентна и к силе и к слабости самой воли.

d) Ошибочно понимаемая «внешняя» свобода

Свобода поступка — это своего рода «внешняя» свобода, но не единственная.

Внешнюю свободу вполне можно соотнести и со свободой самой воли. Тогда

опять$таки получится еще одно понятие свободы, не менее ложное, но все$таки

ближе стоящее к собственно свободе воли.

Подразумевается свобода в отношении внешних событий, обстоятельств, си$

туаций и наличных реальных возможностей. Причем такая свобода приписыва$

ется самой воле, решению, позиции — в противоположность связанности по$

ступка именно с теми внешними обстоятельствами, ситуациями и реальными

возможностями.

Эта противоположность как таковая имеет позитивный смысл. Ведь воля дей$

ствительно не ограничена одной только реальной возможностью—уже благода$

ря одному только факту, что никакое человеческое предвидение не в силах обо$

зреть многообразие реальных возможностей. Решения человека обыкновенно

придерживаются определенных границ того, что «вообще» мысленно представ$

ляется возможным; но эти границы являются весьма условными. Действитель$

ные границы возможного могут быть совершенно иными, и обычно они и явля$

ются таковыми на самом деле. Решение, следовательно, принимается только ис$

ходя из тех или иных шансов; и чем они меньше, тем больше в решении риск, тем

больше требуемая моральная сила задействования личности. Для нравственного

феномена свободы характерен именно риск, ибо реальные возможности, как

правило, анализируются задним числом, зачастую уже по результатам. Решение

считается уже с этим раскрытием возможностей —осознанно или неосознан$

но—и оно вынуждено с ним считаться. Однако это значит, что его ограничивает

не реальные границы свободы поступка.

Но одновременно ясно, что ожидание такой «внешней свободы» воли ложно.

Причем онтологически ложно. Решение не может быть совершенно независи$

мым от ситуации и реальной возможности. И вдобавок оно и этически ложно.

Глава 67. Ошибки в формулировании понятия свободы 561

Ибо решение и не должно быть независимо от них. Оно, скорее, должно считать$

ся с реальными возможностями, анализировать их, насколько оно это может.

Воля должна видеть наперед, с самого начала помнить о средствах для достиже$

ния своей цели и оценивать представляющиеся возможности. Воля, которую

нельзя было бы определить через структуру данной ситуации, была бы слепой в

отношении реальности, какой$то ребяческой волей. В действительности такой

воли нет; реальная воля порождается лишь наличной ситуацией; и движется с

самого начала только в рамках того, что принимается в расчет согласно ее струк$

туре. Свободное пространство, которое ситуация оставляет воле, естественно,

всегда ограничено. Но именно с этим ограничением приходится считаться лич$

ности; это диктуется простым здравым смыслом.

Картина совершенно неверна, коль скоро понимать комплекс внешних усло$

вий в ситуации исключительно как ограничение. В действительности именно

эти условия вообще поставляют воле позитивные, конкретные возможности на$

правления. Никто конструктивно не «выдумывает» себе конкретных целей; но

всякому направления его возможных стремлений предоставляет наличное изо$

билие, в котором он оказывается в жизни. Конечно, для решения должно ка$

ким$либо образом сохраняться пространство,— иначе оно было бы как раз не$

свободным,— но такая свобода может мыслиться только селективно, ввиду со$

держательного изобилия данных возможностей. Без данности ситуации решение

вообще не стало бы волевым, не говоря уже, свободным. Причастность к ней

всегда уже является предпосылкой.

В этом, стало быть, свобода воли состоять не может и не должна. Если чем$то

она и должна быть, то чем$то иным, нежели «внешняя свобода». Обстоятельства,

ситуация, конфликт, дальнейший контекст мировых событий, в который вовле$

чено все это, короче, весь данный «случай» со всеми своими онтологическими и

этическими реальными определенностями, непосредственно детерминирует

волю. Нравственная воля, таким образом,— хотя это звучит парадоксально,— в

этой связи несвободна. Остается ли ей тогда свобода в другом смысле,— это как

раз и есть проблема.

Легко видеть, что за счет этого данная проблема предварительно отнюдь не

решается. Ведь было достаточно даже того, чтобы к детерминантам внешней си$

туации прибавилась еще единственная другая, внутренняя, свойственная самой

воле, чтобы ей придать характер свободы. Стало быть, приходится констатиро$

вать: если человек творчески свободен в волевом решении, то он может быть та$

ковым только в границах реального хода мировых событий и на основании тако$

вого, при этом как бы возвышаясь над ним.

е) Ложно понимаемая «внутренняя» (психологическая) свобода

Если однажды понять и убедиться, что свобода может быть внутренней при

всеобщей внешней несвободе, то невольно возникает желание: независимость

от обстоятельств, которую не нашел во «внешней» жизни, искать во «внутрен$

ней», то есть психической жизни. Но в таком случае можно совершить не менее

серьезную ошибку. Ибо «внутренний» мир имеет свои законы развития, как и

внешний. Психологическое понятие свободы столь же ложно, что и физическое.

562 Часть 3. Раздел I

Под «внутренней свободой» понимается своего рода независимость от хода

внутренних событий, например от чувственной реакции, инстинктов, мотивов,

от аффектов и психических сил всякого рода, происхождение которых сокрыто

глубоко и оказывает определенное влияние на человека. Как представляют себе

при этом течение физического события, относительно безразлично. Широко

распространенная ошибка допускать аналогию внутреннего события с внешним

вплоть до отдельных структур очередности протекания здесь образует крайний

случай. Но при дальнейшем анализе действительно становится понятным, что

внутреннее событие сплошь закономерно детерминировано, как и внешнее.

Сводится ли эта детерминированность к единому типу психической зависимо$

сти, «психической причинности», или в этом случае имеют место различные

виды детерминаций, не составляет принципиальной разницы. Важно, что и

внутренняя, психическая ситуация в каждое мгновение является «данной», на$

личной и не неизменяемой произвольно, и что нравственная воля всегда уже

произрастает из такого рода внутренней ситуации, изначально связана с ней, и

никогда не сможет быть чем$то внешним или независимым от нее.

Кто ждет от психологии как от науки о закономерностях прохождения психи$

ческих процессов позитивного решения проблемы свободы, тот основательно

ошибается. Еще задолго до того, как собственно научная психология смогла объ$

яснить этот факт, мыслители, пытающиеся постигнуть феномен нравственно$

сти, ясно предвидели результат всех таких усилий. Достаточно вспомнить учение

Спинозы о «математической последовательности» модусов в атрибуте cogitatio1,

или слова Канта о том, что человеческий поступок был бы предсказуем почти

как лунное затмение, если бы мы могли предвидеть все психические факторы,

которые его определяют.

Какой бы ни была закономерность внутреннего события, в ее наличии мы со$

мневаться не можем. Тогда «внутренняя» свобода аналогична внешней: вопрос о

свободе здесь точно тот же самый, что и в случае внешнего события: свободы

воли от хода внутренних событий не существует. И ее, естественно, и не может

существовать. Вкупе с внешней ситуацией всегда одновременно есть точно так

же определенная внутренняя ситуация. И от нее человек гораздо меньше спосо$

бен освободиться, чем от внешней. Он несет вместе с ней в себе всю полноту не$

свободы. И он привносит ее в свое решение, свою оценку, свое внутреннее пове$

дение. Оно всегда уже определено через некую внутреннюю ситуацию.

Этому совершенно не мешает то обстоятельство, что человек не обозревает

внутреннюю ситуацию во всех ее элементах, что он не имеет всей ясности отно$

сительно мотивов принимаемого решении. Не понимая всех мотивов, он может

ошибочно полагать, что обладает «внутренней свободой»,— ибо не зная всех сво$

их побудительных причин и даже не ожидая их наличия, человек, конечно, дол$

жен расценивать свое решение как независимое,— но такой ореол мнимой сво$

боды ничего не меняет в фактической психически$реальной несвободе. Он толь$

ко эпифеномен незнания самого себя, слепоты в полной зависимости.

Попытаемся свести это к некоей единой формуле — в законе «мотивации»,

который гласит, что все в наших решениях «мотивировано» вплоть до малейших

деталей, все имеет причину своего определения. Там, где человек, например,

Глава 67. Ошибки в формулировании понятия свободы 563

1 Когитация, акт сознания (лат.). (Прим. ред.)

стоит перед данной альтернативой—как бы на распутье—там и при кажущемс

равновесии есть все$таки нечто, что в конечном счете имеет решающее значе$

ние. Но это нечто есть настолько же «мотив», что и обе альтернативные возмож$

ности, заключается ли он в естественной склонности, ценностном чувстве или

чем$то еще. Слово «мотив» само по себе значит, конечно, мало и далеко не явля$

ется панацеей от всех запутанных психологических проблем, которые требуют

своего решения. Но если не учитывать некоторой неясности слова, то закон

внутренней детерминации, в общих чертах им передаваемый, вызывающе подо$

бен закону причинности. «Мотивация»—это своего рода «психическая причин$

ность» и получается явно по аналогии с физической причинностью. В этом сла$

бая сторона понятия мотивации.

Но в этом есть еще нечто психологически более определенное. Ибо воля на

распутье детерминирована явно не неопределенно, но весьма решительным об$

разом. Иначе она не принимала бы решений. Если аналогия с физической свя$

зью доходит лишь до того, что принимается, будто в психической жизни вооб$

ще царит сплошная детерминация, какого бы типа она ни была — то эта анало$

гия справедлива, так как она, в сущности, сводится к общей онтологической

детермированности, которая одинаково распространяется как на психическое,

так и на физическое бытие. Если бы человек всякий раз в отношении альтерна$

тивы был бы полностью неопределен, имел бы статус идеального liberum

arbitrium indifferentiae1, то он во всяком случае не имел бы никакой свободной

воли. Он даже вообще не имел бы никакой воли. Коль скоро воля у человека

есть, она принимает ту или иную сторону, то есть не является индифферентной.

В смысле так называемой «мотивации» человек тогда опять был бы не свобо$

ден, для него определяющим фактором являлся бы мотив. Вообще говоря, если

предположить, что воля свободна от одного «влияния», то придется признать,

что она попадает под другое; если же представить, что ликвидировано всякое

«влияние», то устраняется и определенность воли, следовательно фактически и

сама воля.

Поэтому с внутренней ситуацией дело обстоит так же, как с внешней. Нельз

сказать ни того, что человек может «волить» независимо от нее, ни того, что он

должен «волить» независимо от нее. Во всех отношениях осмысленно воление

только в ней и определено через нее. Любое принижение значимости ситуации,

как внутренней, так и внешней, есть непонимание ее позитивного смысла, ее не$

обходимой материальной принадлежности к определенности воли. Человек не

является независимым от ситуации, обстоятельств, он учитывает их. Но это не

значит, будто он — раб ситуации. Внутренней ситуацией, так же как и внешней,

он может овладеть, подходя к ней творчески. Его свобода, таким образом, заклю$

чается только в том, что наряду с ситуацией он имеет в себе еще и другие детер$

минанты, которые он самостоятельно привносит во внутреннюю ситуацию, дей$

ствует, перебирая все варианты альтернативы, перед которой он оказывается по$

ставлен как внутренне, так и внешне.

Но тем самым становится все яснее, что понятие свободы, единственно ус$

тойчивое и этически осмысленное, существенно смещается. Свобода может за$

ключаться не в негативной индифферентности, а только в единственной в сво$

564 Часть 3. Раздел I

1 Свободное нейтральное решение (лат.). (Прим. ред.)

ем роде позитивной определенности, в свойственной воле детерминации, в ав$

тономии воления.

f) Основное заблуждение в негативной свободе выбора

Из двух последних рассуждений стало ясно, что в т. н. «внешней» и «внутрен$

ней» свободах кроется еще более глубокая общая ошибка. Это ошибка состоит в

«негативности», в самой претензии на независимость. Негативная свобода, как

именно «свобода от чего$то», вообще является ложным понятием.

Но как раз таковое заключено во всякой «свободе выбора». А именно со сво$

бодой выбора теснее всего связано нравственное сознание. Как же возможно от$

казаться от всякой свободы выбора и тем не менее придерживаться нравствен$

ной свободы? В чем же ошибка? Или мы здесь уже стоим перед антиномией?

Если пока совсем не учитывать того, «от чего», собственно, должна быть сво$

бодна воля, и рассматривать вообще только меру свободы, которая за ней сохра$

няется,— а это, в конце концов, не противоречит всеобщей внешней и внутрен$

ней детерминации,— то минимум свободы формально заключается в наличии

двух возможностей, которые должны быть доступны. Между ними, по меньшей

мере, как невольно подразумевается, решения еще не должно быть. Если реше$

ние и здесь уже содержится в наличествующих детерминантах, то воля вообще не

является свободной.

Это соображение выбирает свою позицию по эту сторону решения. Оно пред$

ставляет себе еще «не решившую» волю, то есть такую волю, которая еще не зна$

ет, как она решит. Это еще$не$знание есть верно подмеченный феномен. Но ос$

тается спорным, может ли воля на этой стадии расцениваться как свободна

воля, о которой дело идет в самом решении.

Нужно иметь в виду всю значимость этого вопроса, чтобы увидеть, что на него

придется ответить негативно. Ибо ясно, что нужно добавить еще определенную

детерминанту (которая, быть может, уже латентно существует), чтобы склонить

волю в какую$либо сторону. После принятия решения, когда позиция соображе$

ния перенесена, это ясно видно—яснее всего, когда «случай» прозрачен в своих

мотивах и известна причина принятия именно этого решения. Ведь и схвачен$

ность некоей ценности — а обычно решающей является та или иная ценностна

перспектива — есть мотив в числе прочих мотивов.

Воля, если она произвела «выбор», представляется именно однозначно детер$

минированной. Акт самого выбора—непосредственное свидетельство такой од$

нозначной детерминированности. Если воле недостает для определенности ре$

шающего элемента, то она, скорее, выбора не делает. Таким образом, если она

выбирает, то уже вовсе нельзя сказать, будто она «свободна» в смысле негатив$

ной свободы выбора. Сам выбор заключается в задействовании решающей де$

терминанты. Для этого даже безразлично, внутренняя ли эта детерминанта или

внешняя, дана ли она характерологически или заключается во «влиянии».

Итак, негативная свобода выбора, очевидно, не является искомой свободой

воли, о которой только и идет речь в этике, с которой связаны нравственные

ценности и ценностное суждение. Если соотнести свободу воли с негативной

свободой выбора, то не обнаруживается решительно никакого устойчивого

смысла «воли», не говоря уж о более глубоких «позиции» или «установке». Сво$

Глава 67. Ошибки в формулировании понятия свободы 565

бодная воля есть не неопределенная воля, но именно определенная, и опреде$

ленным образом выбирающая. Но в позитивно определяющей воле всегда уже

содержится решение. Что она еще «свободно» осуществляет «выбор» задним

числом—это явно превратное представление, субъективно легко объяснимое—

исходя из собственного незнания детерминирующих факторов. Позитивно оп$

ределившаяся воля в действительности не выбирает. Она не имеет, таким обра$

зом, никакого выбора, не имеет перед собой никакой альтернативы. Выбираю$

щий человек, если понимать его в смысле arbitrium indifferentiae, находится по

эту сторону определенной воли, то есть до собственно воления. Он даже не воля$

щий, следовательно, и не свободно волящий. Он точно так же может быть и не$

свободным и не может «несвободно выбирать». Последнее тогда означало бы,

что процесс определения воли человека осуществляется в пользу одной стороны

альтернативы в строгой зависимости от определенных детерминант, то есть с не$

обходимостью. Но как раз это тот, кто негативную свободу выбора принимает за

нравственную свободу, должен отклонить как несвободу воли.

Платоновские слова ’ бйфЯб ‘елпмЭнпн1, понимаемые в смысле негативной свобо$

ды выбора, ошибочны. Если бы выбирающий был виноват, то виноват, скорее,

был бы сам Бог. Но Платон говорит: иеьт ’ бнбЯфйпт2. Таким образом, и для него

«вина выбирающего» есть вина не недетерминированного в самом выборе, но

детерминированного. Тогда негативное понятие свободы вообще нужно откло$

нить как не соответствующее здравому смыслу. Вину несет не выбирающий, но

детерминирующий. Детерминация же расценивается как противоположность

свободе. Как же разрешается данное противоречие?

566 Часть 3. Раздел I

1 Вина избирающего (др.греч.). (Прим. ред.)

2 Бог не виновен (др.греч.). (Прим. ред.)