Глава 65. Общий обзор проблемы

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 
119 120 121 122 123 

а) Инстанция занятия позиции в человеке

Таблица ценностей — это половина этической проблемы. Другую половину

составляет метафизика нравственных актов. Между ними, в центре, находитс

проблема свободы воли.

Нравственность не заключается в ценностях как таковых. Она есть реальна

человеческая жизнь, исполнение ценностей в человеке. Но так как это исполне$

ние, в свою очередь, может заключаться в одном лишь поведении человека, то на$

ряду с вопросом о ценностях на передний план выходит новый вопрос о том, ка$

кая инстанция в человеке определяет его поведение по отношению к ценностям.

Такая инстанция не есть ценностное видение или ценностное чувство. Это во$

обще не схватывающая, но решающая инстанция, определяющая позицию в от$

ношении к схваченному. Если бы решение принималось на уровне схватывания,

то можно было бы согласиться с тезисом Сократа, будто добродетель есть зна$

ние. Но знание еще далеко не добродетель, уж тем более не говоря о том, что и

знание достигается не без обращения, уже основывающегося на принципиаль$

ной внутренней позиции. Если углубиться в эту ситуацию, то в душевной жизни

обнаруживается смешение сил внешнего и внутреннего происхождения, кото$

рые являются определяющими для поведения некоей личности.Идаже внутрен$

нее поведение, одно только умонастроение, уже есть реальное поведение. Ко$

нечно, и прочувствованные ценности непосредственно инициируют занятие по$

зиции — в пользу схваченной ценности, против неценности,— но этот момент

занятия позиции — только один из многих, и отнюдь не самый элементарный.

Что же задает направление реальному поведению, поскольку все же «во власти»

человека решать «за» или «против» схваченной ценности?

Именно это нечто в человеке подразумевают, говоря о «свободной воле». И в

этом смысле нужно понимать тезис, что нравственные ценности сущностно со$

отнесены со свободой воли. В данном случае имеется в виду, что они выступают

только в актах, в которых как$либо участвует эта решающая инстанция (см. гл.

38 а). Как раз в том и состоит своеобразие нравственной ценности и неценности,

что они «вменяются» личности, что ей выпадает вина, ответственность, заслуга.

Личность не просто обременена ценностью (или неценностью), она считается и

автором исполнения или нарушения. Под этим авторством подразумевается не$

что совершенно простое: творящий неправое «мог» тем не менее поступить и

правильно; кто лжет или подрывает доверие, тот «мог» действовать и иначе; он

не был принужден, только от него зависит говорить истину или оправдать ока$

занное доверие. И только поскольку это зависело от него, дело здесь идет о лжи

или подрыве доверия. Точно так же поступающий справедливо, говорящий

правду и т. д., только потому нравственно прав и правдив, что в его возможности

было поступить по$другому.

Правда, при этом сразу видно, что выражение «свобода воли» слишком узкое.

Ведь нравственные ценности присущи отнюдь не одним только собственно воле$

вым феноменам. Вынесенного в заглавие понятия свободы воли, которым обо$

значен весь комплекс проблем, вполне достаточно только для этики долженство$

вания и целей. В ней поступок и воля суть основные феномены. Но уже в умона$

строении, еще совершенно до всякого собственно воления, имеют место реше$

ние и занятие позиции. Да и вообще всякое поведение личности, безразлично,

проявляющееся внешне или нет, всякая ее установка, направленность, отноше$

ние уже равным образом подпадают под одни и те же нравственные ценностные

критерии, следовательно, уже равным образом соотнесены со свободой.

Дело, таким образом, здесь идет не о буквально понимаемой свободе одной

только «воли»; это — свобода всякой внутренней позиции и определения на$

правления. Термин «свобода воли» — однажды укоренившийся и с трудом под$

дающийся замене — в дальнейшем всегда нужно будет понимать в этом расши$

ренном смысле. В силу этого, естественно, нисколько не повредит, что основны$

ми ориентирующими феноменами, тем не менее, окажутся воля и поступок.

b) Человек как посредник между ценностью и действительностью

Есть и вторая проблемная линия, выводящая к проблеме свободы. Она заклю$

чается в метафизике долженствования (см. гл. 19 b). В сущности ценностей зало$

жено, что они детерминируют реальность не непосредственно, как категории, но

только выражают долженствование бытия, которое становится актуально везде,

где ему не соответствует реальное. Ценности, в отличие от онтологических зако$

нов, не воплощаются неизбежно, подчиняя все реальное; их идеальное должен$

ствование бытия существует совершенно независимо от исполнения или неис$

полненности. Оно не обладает реальной силой осуществляться самому по себе.

Только там, где обнаруживается существо, которое подхватывает требование

долженствования и прилагает усилия в его пользу, закон начинает проникать в

реальное.

Своеобразное положение человека в отношении ценностей заключается как

раз в том, что он и есть такое существо. Он является таковым как личностный

548 Часть 3. Раздел I

субъект, благодаря своеобразным качествам и способностям такового, его кон$

такту с ценностным царством, его активности, предвидению, способности при$

нимать решение и целенаправленной деятельности. Как нетрудно заметить, это

те характеристики субъекта, которые делают его «личностью» и составляют в нем

ценностный фундамент его актов (см. гл. 36 b–g).

Среди них момент свободы наиболее явно присутствует в способности прини$

мать решение. Это чрезвычайно существенно для метафизической ситуации.

Если бы личность была принуждена следовать требованию долженствовани

всех схваченных ценностей, то она хотя и была бы посредником между ценно$

стью в действительности, и даже точкой приложения долженствования в бытии,

но пассивной точкой приложения, вынужденным посредником. В ней не могли

бы обнаружиться специфические ценностные качества; она, пожалуй, могла бы

реализовать ценности ситуаций вне себя, но не могла бы реализовать нравствен$

ные ценности в себе самой. Человек по отношению к схваченным ценностям не

имел бы воли.

В действительности же человек есть посредник иного рода. Он отнюдь не яв$

ляется абсолютно надежным посредником, он действует с точки зрения ценно$

сти не так, как он действовал бы с точки зрения необходимости. Если бы ему

были даны совершенный ценностный взгляд и неограниченные возможности,

он не сделал бы мир совершенным. Он вынужден своей личностью прилагать

усилия отдельно ко всему, что ему представляется ценным, поскольку это долж$

но стать реальным через нее.Икак раз к этому такое его одно только представле$

ние никогда не принуждает. Он, стало быть, хотя и единственное существо, кото$

рое может опосредовать тенденцию долженствования в жизни, но является, тем

не менее, в высшей степени несовершенным посредником. Автомат,— если бы

ему можно было придать такую функцию,— был бы совершеннее. Но такое со$

вершенство — это не нравственность, но простая полезность, она могла бы

иметь лишь ценность средства. Именно несовершенство человека в отношении

тех великих задач, которые выпадают ему в мире, составляет его превосходство.

Ибо лишь так он оказывается нравственным существом: несовершенство есть

его свобода. Она состоит именно в том, что он не как автомат вынужден испол$

нять предписанное,— пусть даже предписанное высшими ценностями,— но все$

гда, по меньшей мере принципиально сохраняет возможность этого не делать.

с) Независимость принципиальной соотнесенности со свободой

от актуального решения в отдельном случае

Это метафизическое понятие свободы, очевидно, точно такое же, что получа$

ется в сущности занятия позиции. Благодаря этому оба круга проблем, затрону$

тых в первой и второй части, сходятся в одно целое. Оба приводят, хотя и по раз$

ным траекториям, к усмотрению того, что свобода есть основное условие воз$

можности всех нравственных феноменов. Со свободой связаны метафизическа

сущность личности и смысл нравственности. Однако тем самым существование

свободы еще не доказывается. Ибо с ним связан длинный ряд апорий. Наша за$

дача теперь — выяснить и преодолеть их.

Ведь если оказывается, что условие не выполнено, то исчезает и все, что за

ним следует; нравственные ценности тогда — не собственно нравственные, их

Глава 65. Общий обзор проблемы 549

специфическое отличие от ценностей ситуаций утрачивается. Человек в таком

случае тоже не есть нравственное существо, то, что в нем кажется морально$

стью — это просто определенные полезные или какие$то еще ценные качества,

характерные или не характерные для него в соответствии с констелляцией онто$

логических отношений,— подобно тому как вещам в соответствие с их свойства$

ми характерны или не характерны ценностные качества. Но вызвать неодобре$

ние, презрение, возмущение, или признание, почитание, восхищение такие ка$

чества могли бы столь же мало, что и качества вещей. Одним словом, уничто$

жается весь смысл нравственности, если свобода оказывается иллюзией.

Теми, кто склонялся к легкому решению вопроса о свободе — а здесь можно

было бы назвать и некоторые известные имена — это вновь и вновь оспарива$

лось, и оспаривается еще и сегодня. Пожалуй, ни в какой иной проблеме техника

блестящих формулировок, скрывающих неразгаданное, не является столь со$

блазнительной и обманчивой, чем в этой. И, быть может, ни в какой иной чело$

век не склонен так впадать в соблазн. К чувственной склонности прибавляетс

еще то обстоятельство, что гораздо легче и удовлетворительнее предоставить

пространство интуитивно схваченному «решению», чем досконально исследо$

вать цепь проблем, не оглядываясь на результат и не зная, куда могут завести

следствия. Ведь кое$кому может показаться самонадеянным ставить великие ос$

новные вопросы жизни на лезвие одного единственного «или — или». При этом

упускают из виду, что не человек создает проблемы, но как раз та жизнь, загадку

которой он не в состоянии упразднить.

Для понимания этических феноменов исключительно важно сделать выводы

в этом пункте с наибольшей строгостью, без преувеличений, но и не довольству$

ясь половинчатыми решениями.

Зависимость нравственных феноменов—именно нравственных—от свободы

воли нельзя понимать, как если бы без свободы не было никакой справедливо$

сти, любви к ближнему, правдивости и т. д.; скорее, эти феномены без исключе$

ний существуют и тогда, только тогда это — не собственно нравственные фено$

мены. Онтологическое качество поведения личности, очевидно, совершенно не

зависит от того, «могла бы личность поступить иначе» или нет. Только мораль$

ный характер поведения зависит от этого. Справедливость есть добродетель

лишь постольку, поскольку личность, по меньшей мере принципиально, имела

возможность не соблюсти правовую норму; любовь к ближнему только постоль$

ку, поскольку личность могла бы быть и черствой. Это ни в коем случае не зна$

чит, что моральная ценность любви тем выше, чем больше у человека было иску$

шение быть черствым; такое представление поставило бы смысл нравственной

ценности совершенно с ног на голову. Напротив, чем сильнее человек придер$

живается добродетели, тем выше нравственная ценность его поведения. Но это

значит, чем меньше он в отдельном случае нуждается в особом «свободном» во$

левом решении, чтобы сделать то, что нужно, тем выше он нравственно.

Свобода, о которой здесь идет дело, вовсе, таким образом, не касается соот$

ветствующих конфликтов мотивов. Она существует и когда вообще нет никакого

нравственного конфликта, то есть нет необходимости принимать какое$либо ре$

шение. Она существует исключительно в принципиальной возможности посту$

пать так или иначе, в непринужденности поступка. Но этот принципиальный ба$

зис должен сохраняться. Без него нравственное бытие — даже в своем высшем

550 Часть 3. Раздел I

совершенстве — превращается в бытие нравственно индифферентное; понятно,

что не в ценностно индифферентное вообще — ибо качества человеческого по$

ведения в своей «ценности ситуаций» (например, в свойственной ему ценности

определенного блага для других) остаются этим не затронуты,— но именно толь$

ко в «нравственно» индифферентное; лишенное возможности какого бы то ни

было вменения, несения ответственности, вины, обретения заслуг.

Отношение между свободой и нравственной ценностью можно сравнить с от$

ношением между фундирующей ценностью благ и нравственной ценностью.

И это отношение не количественное. Высота нравственной ценности и ценно$

сти благ не зависят друг от друга (см. гл. 26 а), и все же последняя есть ценност$

ный фундамент первой, от нее зависит нравственная ценность. Подобным обра$

зом mutatis mutandis дело обстоит и здесь. Нравственная ценность только прин$

ципиально соотнесена со свободой, личность должна «вообще» иметь возмож$

ность вести себя так или иначе. Насколько велик для нее конфликт, насколько

сильными являются противоположные интенции, в данном случае значения не

имеет. Конечно, человек наиболее четко осознает свою свободу, если он постав$

лен перед неким актуальным выбором. Однако его принципиальное свободное

бытие существует даже не в осознании свободы, но, очевидно, независимо от

него. И нравственная ценность, скорее, тем выше, чем меньше требуется особое

решение, чем устойчивее принципиальная позиция. Но сама принципиальна

позиция, которая в этом случае является носительницей нравственных ценно$

стей, уже основывается на свободе; она, со своей стороны, могла бы сама по себе

быть и иной. И если проследить цепь актов, в которых она формируется, еще

дальше назад, то, безусловно, где$нибудь натолкнешься на первичное занятие

позиции. Что последнее психологически, как акт, обычно не фиксируется, озна$

чает в этой связи столь же мало, как, например, психологическая нефиксируе$

мость в проблеме познания условий познания.

Уже исходя из этого видно, насколько этическая проблема свободы не пси$

хологична, и как много упускается, если пытаться искать ее отправные точки в

области психических фактов.

d) Крайние случаи как проверка

Ознакомление с этой ситуацией завершится, если проблему искусственно

заострить или смягчить. Тезис о принципиальной соотнесенностью со свобо$

дой касается всех без исключения нравственных ценностей. Но он становитс

весьма сомнительным, если видеть в нем больше, чем в нем есть на самом

деле — например утверждение, будто существуют особые, фиксируемые акты

свободы. Есть нравственные ценности, относительно которых эта ошибка наи$

более очевидна.

Такова ценность чистоты и все, что ей родственно: невинность, наивность,

прямота, простота и пр. «Решение» человека относительно ценности чистоты

хоть и не является невозможным, и в некоторых явлениях: в изменении нравст$

венного облика и ценностного видения (и, пожалуй, в раскаянии) его даже мож$

но проявить, но невозможно принять решение вернуться к потерянной однажды

чистоте, действительно чистый не знает такого возвращения. Чистоту нельз

осуществить не только в стремлении, но и вообще.

Глава 65. Общий обзор проблемы 551

Если спросить, где же в ней момент свободы, или, например, составляет ли

она исключение и со свободой вовсе не соотнесена, то уже в вопросе смысл

нравственной свободы упускается. Ибо чистота неотъемлема и с того мгновения,

когда она начинает обсуждаться как нравственная ценность личности, она уже

оказывается в опасности. Элемент свободы скрыто присутствует именно в сохра$

нении нравственной чистоты от нравственной вины. Ибо чистота существа, ко$

торое вообще не имело бы возможности нравственно грешить, была бы—даже в

своем совершенстве — пусть и чистотой, но не нравственной ценностью. Така

чистота была бы на одной ступени с невинностью животного.

Иначе вводит в заблуждение ценность личностности. Своеобразия своего ин$

дивидуального этоса человек в любом случае не выбирает; он находит его зара$

нее — вместе со всем, что обычно принадлежит его человечности. Ведь он даже

не может сделать эту заранее найденную ценность личностности предметом сво$

его воления, он ее тем самым как раз неизбежно упустил бы. И все же он несет

ответственность за исполнение и нарушение этой ценности. Примером наруше$

ния является, когда человек совершенно теряется в однообразии общих нравст$

венных требований, или полностью находится под влиянием одной ценности;

или когда он пытается подражать чужому своеобразию и проходит мимо своего

собственного, или пытается придать себе искомую оригинальность, которой он

не имеет. Во всех этих случаях на него падает вина за неисполнение своей собст$

венной сущности. Он «мог» поступить и по$другому. И даже если он в отдельных

случаях фактически и не может желать иначе, все же вообще и принципиально

остается возможность иного поступка. Для этого совершенно не нужно, чтобы

его идеальный этос как$то конкретно стоял перед глазами или был бы целью его

стремления; достаточно, чтобы он как$нибудь внутренне контактировал с ним,

чтобы тот был определяющей силой в нем, равно как и другие прочувствованные

ценности. Все здесь зависит от того, будет ли он силой. Как много места человек

оставляет этой силе—ведь он может оставить его и слишком много, в ущерб все$

общим ценностям — это, надо думать, зависит все$таки от человека, хотя в дан$

ном случае путем размышлений и выбора ничего не делается.

Но в этом и заключается момент свободы, которая и в ценности личностности

неявно предполагается.

е) Методологическое положение проблемы свободы

Эти крайние случаи доказывают, что вопрос свободы распространяется на все

этические проблемы. Нравственные ценности как нравственные акты без свобо$

ды теряют свой смысл. Это — ценности и акты принципиально свободного су$

щества. Если человек таковым не является, то его акты не будут ни нравственно

ценными, ни контрценными, и сам он не будет ни добр ни зол.

Так вопрос о свободе опять сводится к первым основаниям. Он затрагивает

проблему первого основного условия нравственного бытия. Если бы в этике

было возможно следовать чисто ratio essendi, то его нужно было бы исследовать

в самом начале; ведь все дальнейшее, всякое исследование сущности ценности,

долженствования, личности, воли, поступка, умонастроения, даже анализ

нравственных ценностей, в действительности уже базируется на предпосылке

свободы.

552 Часть 3. Раздел I

То, что исследование должно идти по другому пути, что метафизический ана$

лиз основной проблемы проводится в самом конце, объясняется методологиче$

скими причинами. Проблема свободы является самой трудной проблемой эти$

ки, ее, собственно, exemplum crucis1. Чтобы уже правильно сформулировать по$

нятие свободы, нужно ориентироваться во всем фронте содержательных про$

блем. Фактически приблизиться к вопросу свободы можно только в том случае,

если иметь в виду всю ситуацию в деталях, но прежде всего только после того,

как достигается принципиальная ясность относительно сущности и содержани

нравственных принципов. Но эти принципы суть ценности. По этой причине

таблицу ценностей нужно было раскрыть ранее — с риском, что она останетс

иллюзорной, если после этого не будет получено ее основное метафизическое

условие.

Таким образом, есть внутренняя необходимость сейчас, одновременно с воз$

вратом к основному вопросу, все рассматривавшееся ранее вновь поставить под

вопрос, и разобраться, оправдано ли оно или нет. Весь комплекс апорий—и тем

более метафизических — может быть развит лишь на основе обозрения феноме$

нов. Но обозрение феноменов в этом смысле есть самое большее, на что был

способен автор в двух первых частях книги. Все теоретические конструкции но$

сили только предварительный, предвосхищающий характер. Они все, естествен$

но, таковы, что позитивное понятие свободы, если оно может быть оправдано,

еще только должно быть включенным в них, чтобы получить свою внутреннюю

поддержку. Остальное тогда выводится само собой.

Вопрос сейчас в том и состоит, станет ли эта поддержка их частью.

а) Инстанция занятия позиции в человеке

Таблица ценностей — это половина этической проблемы. Другую половину

составляет метафизика нравственных актов. Между ними, в центре, находитс

проблема свободы воли.

Нравственность не заключается в ценностях как таковых. Она есть реальна

человеческая жизнь, исполнение ценностей в человеке. Но так как это исполне$

ние, в свою очередь, может заключаться в одном лишь поведении человека, то на$

ряду с вопросом о ценностях на передний план выходит новый вопрос о том, ка$

кая инстанция в человеке определяет его поведение по отношению к ценностям.

Такая инстанция не есть ценностное видение или ценностное чувство. Это во$

обще не схватывающая, но решающая инстанция, определяющая позицию в от$

ношении к схваченному. Если бы решение принималось на уровне схватывания,

то можно было бы согласиться с тезисом Сократа, будто добродетель есть зна$

ние. Но знание еще далеко не добродетель, уж тем более не говоря о том, что и

знание достигается не без обращения, уже основывающегося на принципиаль$

ной внутренней позиции. Если углубиться в эту ситуацию, то в душевной жизни

обнаруживается смешение сил внешнего и внутреннего происхождения, кото$

рые являются определяющими для поведения некоей личности.Идаже внутрен$

нее поведение, одно только умонастроение, уже есть реальное поведение. Ко$

нечно, и прочувствованные ценности непосредственно инициируют занятие по$

зиции — в пользу схваченной ценности, против неценности,— но этот момент

занятия позиции — только один из многих, и отнюдь не самый элементарный.

Что же задает направление реальному поведению, поскольку все же «во власти»

человека решать «за» или «против» схваченной ценности?

Именно это нечто в человеке подразумевают, говоря о «свободной воле». И в

этом смысле нужно понимать тезис, что нравственные ценности сущностно со$

отнесены со свободой воли. В данном случае имеется в виду, что они выступают

только в актах, в которых как$либо участвует эта решающая инстанция (см. гл.

38 а). Как раз в том и состоит своеобразие нравственной ценности и неценности,

что они «вменяются» личности, что ей выпадает вина, ответственность, заслуга.

Личность не просто обременена ценностью (или неценностью), она считается и

автором исполнения или нарушения. Под этим авторством подразумевается не$

что совершенно простое: творящий неправое «мог» тем не менее поступить и

правильно; кто лжет или подрывает доверие, тот «мог» действовать и иначе; он

не был принужден, только от него зависит говорить истину или оправдать ока$

занное доверие. И только поскольку это зависело от него, дело здесь идет о лжи

или подрыве доверия. Точно так же поступающий справедливо, говорящий

правду и т. д., только потому нравственно прав и правдив, что в его возможности

было поступить по$другому.

Правда, при этом сразу видно, что выражение «свобода воли» слишком узкое.

Ведь нравственные ценности присущи отнюдь не одним только собственно воле$

вым феноменам. Вынесенного в заглавие понятия свободы воли, которым обо$

значен весь комплекс проблем, вполне достаточно только для этики долженство$

вания и целей. В ней поступок и воля суть основные феномены. Но уже в умона$

строении, еще совершенно до всякого собственно воления, имеют место реше$

ние и занятие позиции. Да и вообще всякое поведение личности, безразлично,

проявляющееся внешне или нет, всякая ее установка, направленность, отноше$

ние уже равным образом подпадают под одни и те же нравственные ценностные

критерии, следовательно, уже равным образом соотнесены со свободой.

Дело, таким образом, здесь идет не о буквально понимаемой свободе одной

только «воли»; это — свобода всякой внутренней позиции и определения на$

правления. Термин «свобода воли» — однажды укоренившийся и с трудом под$

дающийся замене — в дальнейшем всегда нужно будет понимать в этом расши$

ренном смысле. В силу этого, естественно, нисколько не повредит, что основны$

ми ориентирующими феноменами, тем не менее, окажутся воля и поступок.

b) Человек как посредник между ценностью и действительностью

Есть и вторая проблемная линия, выводящая к проблеме свободы. Она заклю$

чается в метафизике долженствования (см. гл. 19 b). В сущности ценностей зало$

жено, что они детерминируют реальность не непосредственно, как категории, но

только выражают долженствование бытия, которое становится актуально везде,

где ему не соответствует реальное. Ценности, в отличие от онтологических зако$

нов, не воплощаются неизбежно, подчиняя все реальное; их идеальное должен$

ствование бытия существует совершенно независимо от исполнения или неис$

полненности. Оно не обладает реальной силой осуществляться самому по себе.

Только там, где обнаруживается существо, которое подхватывает требование

долженствования и прилагает усилия в его пользу, закон начинает проникать в

реальное.

Своеобразное положение человека в отношении ценностей заключается как

раз в том, что он и есть такое существо. Он является таковым как личностный

548 Часть 3. Раздел I

субъект, благодаря своеобразным качествам и способностям такового, его кон$

такту с ценностным царством, его активности, предвидению, способности при$

нимать решение и целенаправленной деятельности. Как нетрудно заметить, это

те характеристики субъекта, которые делают его «личностью» и составляют в нем

ценностный фундамент его актов (см. гл. 36 b–g).

Среди них момент свободы наиболее явно присутствует в способности прини$

мать решение. Это чрезвычайно существенно для метафизической ситуации.

Если бы личность была принуждена следовать требованию долженствовани

всех схваченных ценностей, то она хотя и была бы посредником между ценно$

стью в действительности, и даже точкой приложения долженствования в бытии,

но пассивной точкой приложения, вынужденным посредником. В ней не могли

бы обнаружиться специфические ценностные качества; она, пожалуй, могла бы

реализовать ценности ситуаций вне себя, но не могла бы реализовать нравствен$

ные ценности в себе самой. Человек по отношению к схваченным ценностям не

имел бы воли.

В действительности же человек есть посредник иного рода. Он отнюдь не яв$

ляется абсолютно надежным посредником, он действует с точки зрения ценно$

сти не так, как он действовал бы с точки зрения необходимости. Если бы ему

были даны совершенный ценностный взгляд и неограниченные возможности,

он не сделал бы мир совершенным. Он вынужден своей личностью прилагать

усилия отдельно ко всему, что ему представляется ценным, поскольку это долж$

но стать реальным через нее.Икак раз к этому такое его одно только представле$

ние никогда не принуждает. Он, стало быть, хотя и единственное существо, кото$

рое может опосредовать тенденцию долженствования в жизни, но является, тем

не менее, в высшей степени несовершенным посредником. Автомат,— если бы

ему можно было придать такую функцию,— был бы совершеннее. Но такое со$

вершенство — это не нравственность, но простая полезность, она могла бы

иметь лишь ценность средства. Именно несовершенство человека в отношении

тех великих задач, которые выпадают ему в мире, составляет его превосходство.

Ибо лишь так он оказывается нравственным существом: несовершенство есть

его свобода. Она состоит именно в том, что он не как автомат вынужден испол$

нять предписанное,— пусть даже предписанное высшими ценностями,— но все$

гда, по меньшей мере принципиально сохраняет возможность этого не делать.

с) Независимость принципиальной соотнесенности со свободой

от актуального решения в отдельном случае

Это метафизическое понятие свободы, очевидно, точно такое же, что получа$

ется в сущности занятия позиции. Благодаря этому оба круга проблем, затрону$

тых в первой и второй части, сходятся в одно целое. Оба приводят, хотя и по раз$

ным траекториям, к усмотрению того, что свобода есть основное условие воз$

можности всех нравственных феноменов. Со свободой связаны метафизическа

сущность личности и смысл нравственности. Однако тем самым существование

свободы еще не доказывается. Ибо с ним связан длинный ряд апорий. Наша за$

дача теперь — выяснить и преодолеть их.

Ведь если оказывается, что условие не выполнено, то исчезает и все, что за

ним следует; нравственные ценности тогда — не собственно нравственные, их

Глава 65. Общий обзор проблемы 549

специфическое отличие от ценностей ситуаций утрачивается. Человек в таком

случае тоже не есть нравственное существо, то, что в нем кажется морально$

стью — это просто определенные полезные или какие$то еще ценные качества,

характерные или не характерные для него в соответствии с констелляцией онто$

логических отношений,— подобно тому как вещам в соответствие с их свойства$

ми характерны или не характерны ценностные качества. Но вызвать неодобре$

ние, презрение, возмущение, или признание, почитание, восхищение такие ка$

чества могли бы столь же мало, что и качества вещей. Одним словом, уничто$

жается весь смысл нравственности, если свобода оказывается иллюзией.

Теми, кто склонялся к легкому решению вопроса о свободе — а здесь можно

было бы назвать и некоторые известные имена — это вновь и вновь оспарива$

лось, и оспаривается еще и сегодня. Пожалуй, ни в какой иной проблеме техника

блестящих формулировок, скрывающих неразгаданное, не является столь со$

блазнительной и обманчивой, чем в этой. И, быть может, ни в какой иной чело$

век не склонен так впадать в соблазн. К чувственной склонности прибавляетс

еще то обстоятельство, что гораздо легче и удовлетворительнее предоставить

пространство интуитивно схваченному «решению», чем досконально исследо$

вать цепь проблем, не оглядываясь на результат и не зная, куда могут завести

следствия. Ведь кое$кому может показаться самонадеянным ставить великие ос$

новные вопросы жизни на лезвие одного единственного «или — или». При этом

упускают из виду, что не человек создает проблемы, но как раз та жизнь, загадку

которой он не в состоянии упразднить.

Для понимания этических феноменов исключительно важно сделать выводы

в этом пункте с наибольшей строгостью, без преувеличений, но и не довольству$

ясь половинчатыми решениями.

Зависимость нравственных феноменов—именно нравственных—от свободы

воли нельзя понимать, как если бы без свободы не было никакой справедливо$

сти, любви к ближнему, правдивости и т. д.; скорее, эти феномены без исключе$

ний существуют и тогда, только тогда это — не собственно нравственные фено$

мены. Онтологическое качество поведения личности, очевидно, совершенно не

зависит от того, «могла бы личность поступить иначе» или нет. Только мораль$

ный характер поведения зависит от этого. Справедливость есть добродетель

лишь постольку, поскольку личность, по меньшей мере принципиально, имела

возможность не соблюсти правовую норму; любовь к ближнему только постоль$

ку, поскольку личность могла бы быть и черствой. Это ни в коем случае не зна$

чит, что моральная ценность любви тем выше, чем больше у человека было иску$

шение быть черствым; такое представление поставило бы смысл нравственной

ценности совершенно с ног на голову. Напротив, чем сильнее человек придер$

живается добродетели, тем выше нравственная ценность его поведения. Но это

значит, чем меньше он в отдельном случае нуждается в особом «свободном» во$

левом решении, чтобы сделать то, что нужно, тем выше он нравственно.

Свобода, о которой здесь идет дело, вовсе, таким образом, не касается соот$

ветствующих конфликтов мотивов. Она существует и когда вообще нет никакого

нравственного конфликта, то есть нет необходимости принимать какое$либо ре$

шение. Она существует исключительно в принципиальной возможности посту$

пать так или иначе, в непринужденности поступка. Но этот принципиальный ба$

зис должен сохраняться. Без него нравственное бытие — даже в своем высшем

550 Часть 3. Раздел I

совершенстве — превращается в бытие нравственно индифферентное; понятно,

что не в ценностно индифферентное вообще — ибо качества человеческого по$

ведения в своей «ценности ситуаций» (например, в свойственной ему ценности

определенного блага для других) остаются этим не затронуты,— но именно толь$

ко в «нравственно» индифферентное; лишенное возможности какого бы то ни

было вменения, несения ответственности, вины, обретения заслуг.

Отношение между свободой и нравственной ценностью можно сравнить с от$

ношением между фундирующей ценностью благ и нравственной ценностью.

И это отношение не количественное. Высота нравственной ценности и ценно$

сти благ не зависят друг от друга (см. гл. 26 а), и все же последняя есть ценност$

ный фундамент первой, от нее зависит нравственная ценность. Подобным обра$

зом mutatis mutandis дело обстоит и здесь. Нравственная ценность только прин$

ципиально соотнесена со свободой, личность должна «вообще» иметь возмож$

ность вести себя так или иначе. Насколько велик для нее конфликт, насколько

сильными являются противоположные интенции, в данном случае значения не

имеет. Конечно, человек наиболее четко осознает свою свободу, если он постав$

лен перед неким актуальным выбором. Однако его принципиальное свободное

бытие существует даже не в осознании свободы, но, очевидно, независимо от

него. И нравственная ценность, скорее, тем выше, чем меньше требуется особое

решение, чем устойчивее принципиальная позиция. Но сама принципиальна

позиция, которая в этом случае является носительницей нравственных ценно$

стей, уже основывается на свободе; она, со своей стороны, могла бы сама по себе

быть и иной. И если проследить цепь актов, в которых она формируется, еще

дальше назад, то, безусловно, где$нибудь натолкнешься на первичное занятие

позиции. Что последнее психологически, как акт, обычно не фиксируется, озна$

чает в этой связи столь же мало, как, например, психологическая нефиксируе$

мость в проблеме познания условий познания.

Уже исходя из этого видно, насколько этическая проблема свободы не пси$

хологична, и как много упускается, если пытаться искать ее отправные точки в

области психических фактов.

d) Крайние случаи как проверка

Ознакомление с этой ситуацией завершится, если проблему искусственно

заострить или смягчить. Тезис о принципиальной соотнесенностью со свобо$

дой касается всех без исключения нравственных ценностей. Но он становитс

весьма сомнительным, если видеть в нем больше, чем в нем есть на самом

деле — например утверждение, будто существуют особые, фиксируемые акты

свободы. Есть нравственные ценности, относительно которых эта ошибка наи$

более очевидна.

Такова ценность чистоты и все, что ей родственно: невинность, наивность,

прямота, простота и пр. «Решение» человека относительно ценности чистоты

хоть и не является невозможным, и в некоторых явлениях: в изменении нравст$

венного облика и ценностного видения (и, пожалуй, в раскаянии) его даже мож$

но проявить, но невозможно принять решение вернуться к потерянной однажды

чистоте, действительно чистый не знает такого возвращения. Чистоту нельз

осуществить не только в стремлении, но и вообще.

Глава 65. Общий обзор проблемы 551

Если спросить, где же в ней момент свободы, или, например, составляет ли

она исключение и со свободой вовсе не соотнесена, то уже в вопросе смысл

нравственной свободы упускается. Ибо чистота неотъемлема и с того мгновения,

когда она начинает обсуждаться как нравственная ценность личности, она уже

оказывается в опасности. Элемент свободы скрыто присутствует именно в сохра$

нении нравственной чистоты от нравственной вины. Ибо чистота существа, ко$

торое вообще не имело бы возможности нравственно грешить, была бы—даже в

своем совершенстве — пусть и чистотой, но не нравственной ценностью. Така

чистота была бы на одной ступени с невинностью животного.

Иначе вводит в заблуждение ценность личностности. Своеобразия своего ин$

дивидуального этоса человек в любом случае не выбирает; он находит его зара$

нее — вместе со всем, что обычно принадлежит его человечности. Ведь он даже

не может сделать эту заранее найденную ценность личностности предметом сво$

его воления, он ее тем самым как раз неизбежно упустил бы. И все же он несет

ответственность за исполнение и нарушение этой ценности. Примером наруше$

ния является, когда человек совершенно теряется в однообразии общих нравст$

венных требований, или полностью находится под влиянием одной ценности;

или когда он пытается подражать чужому своеобразию и проходит мимо своего

собственного, или пытается придать себе искомую оригинальность, которой он

не имеет. Во всех этих случаях на него падает вина за неисполнение своей собст$

венной сущности. Он «мог» поступить и по$другому. И даже если он в отдельных

случаях фактически и не может желать иначе, все же вообще и принципиально

остается возможность иного поступка. Для этого совершенно не нужно, чтобы

его идеальный этос как$то конкретно стоял перед глазами или был бы целью его

стремления; достаточно, чтобы он как$нибудь внутренне контактировал с ним,

чтобы тот был определяющей силой в нем, равно как и другие прочувствованные

ценности. Все здесь зависит от того, будет ли он силой. Как много места человек

оставляет этой силе—ведь он может оставить его и слишком много, в ущерб все$

общим ценностям — это, надо думать, зависит все$таки от человека, хотя в дан$

ном случае путем размышлений и выбора ничего не делается.

Но в этом и заключается момент свободы, которая и в ценности личностности

неявно предполагается.

е) Методологическое положение проблемы свободы

Эти крайние случаи доказывают, что вопрос свободы распространяется на все

этические проблемы. Нравственные ценности как нравственные акты без свобо$

ды теряют свой смысл. Это — ценности и акты принципиально свободного су$

щества. Если человек таковым не является, то его акты не будут ни нравственно

ценными, ни контрценными, и сам он не будет ни добр ни зол.

Так вопрос о свободе опять сводится к первым основаниям. Он затрагивает

проблему первого основного условия нравственного бытия. Если бы в этике

было возможно следовать чисто ratio essendi, то его нужно было бы исследовать

в самом начале; ведь все дальнейшее, всякое исследование сущности ценности,

долженствования, личности, воли, поступка, умонастроения, даже анализ

нравственных ценностей, в действительности уже базируется на предпосылке

свободы.

552 Часть 3. Раздел I

То, что исследование должно идти по другому пути, что метафизический ана$

лиз основной проблемы проводится в самом конце, объясняется методологиче$

скими причинами. Проблема свободы является самой трудной проблемой эти$

ки, ее, собственно, exemplum crucis1. Чтобы уже правильно сформулировать по$

нятие свободы, нужно ориентироваться во всем фронте содержательных про$

блем. Фактически приблизиться к вопросу свободы можно только в том случае,

если иметь в виду всю ситуацию в деталях, но прежде всего только после того,

как достигается принципиальная ясность относительно сущности и содержани

нравственных принципов. Но эти принципы суть ценности. По этой причине

таблицу ценностей нужно было раскрыть ранее — с риском, что она останетс

иллюзорной, если после этого не будет получено ее основное метафизическое

условие.

Таким образом, есть внутренняя необходимость сейчас, одновременно с воз$

вратом к основному вопросу, все рассматривавшееся ранее вновь поставить под

вопрос, и разобраться, оправдано ли оно или нет. Весь комплекс апорий—и тем

более метафизических — может быть развит лишь на основе обозрения феноме$

нов. Но обозрение феноменов в этом смысле есть самое большее, на что был

способен автор в двух первых частях книги. Все теоретические конструкции но$

сили только предварительный, предвосхищающий характер. Они все, естествен$

но, таковы, что позитивное понятие свободы, если оно может быть оправдано,

еще только должно быть включенным в них, чтобы получить свою внутреннюю

поддержку. Остальное тогда выводится само собой.

Вопрос сейчас в том и состоит, станет ли эта поддержка их частью.