Глава 58. Личная любовь

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122 123

a) Исполнение смысла личного быти

Каждому, чья жизнь не сводится к исполнению принципов и всеобщих требо$

ваний, хорошо известно, что имеется еще и другая любовь, нежели всеобщая лю$

бовь к ближнему и любовь к дальнему, нежели любовь дарящего — любовь в уз$

ком и полном смысле этого слова, эксклюзивно испытываемая к отдельному че$

ловеку, интимная любовь. Остальные виды любви «безличные», не представляют

собой причастности самой внутренней сущности человека, не ищут ее в своей

цельности и ценностном изобилии. Личная же любовь испытывается по отно$

шению к личностности как таковой и ради нее самой. В своей тенденции она ис$

черпывающа, представляет иную человеческую близость, для которой и «ближ$

ний» еще далек.

Она есть добродетель личностности в отношении личностности, сама принад$

лежит к ценностям личностности любящего и направлена на ценность личност$

ности возлюбленного, представляет собой преданность ей. Хотя всякая лю$

бовь — ценностно направленная, всякий эрос как$либо ориентирован на идею,

но личная любовь имеет свои отличия. Любовь к ближнему направлена на обще$

человеческую ценность личности, она поэтому не выбирает; любовь к дальнему

направлена на видимый идеал человека, дарящая добродетель—на участие в ду$

ховном благе. Во всем этом индивидуальная сущность в объекте любви не нахо$

дит своего признания, но она стремится к этому признанию, желает быть вос$

принятой в ценностном чувстве и оцененной. Ибо все, что ценно само по себе,

исполняет свой смысл, если оно ценно «для кого$то».

Такого исполнения смысла требует и личностность. В противном случае ее

одно только присутствие, ее расцвет остаются незамеченными исчерпывающим

Глава 58. Личная любовь 483

ценностным чувством. Ведь в для$себя$бытии она исполниться не может. Ибо

самосознание противоречит ее сущности, которая проявляется в нравственном

поведении, а не ценностном сознании. Так, личностность неизбежно страстно

желает того, «для» кого она могла бы быть. Только личностность другого может

удовлетворить это желание, только во взаимной корреляции личностности обре$

тают смысл, существуя друг для друга, связанные воедино, не понимающие сути

этой страсти, но утоляющие ее в таинстве любви. Любящий дает возлюбленному

этот единственный в своем роде дар. Он дает ему новое измерение его существо$

вания, быть «для него» тому, кто иначе только «в себе». Личная любовь есть цен$

ность, комплементарная к личностности, наполнение смыслом ее бытия. Она

дает ей то, что та никогда не может дать себе сама; она есть ее зеркало, которое та

не может держать перед собой самостоятельно. Если личностность пытается от$

разить сама себя, она тем самым себя искажает. В любви же нет искажения. Соз$

нание личностности по своей сути может быть только чужим сознанием. Ибо

это — ценностное сознание. Личная любовь и есть ценностное сознание лично$

стности.

Так как эмпирическая личностность никогда строго не соответствует своему

идеальному ценностному характеру, любовь же по сути ориентирована на цен$

ность, то в сущности личной любви заложено проникать сквозь эмпирическую

личность к идеальной ценности личностности. Такова, по меньшей мере, имею$

щаяся в ней тенденция. И это надо понимать в том смысле, что личная любовь

может распространяться и на нравственно неразвитого и несовершенного, даже

упускающего свой идеальный этос. Ее установка ориентирована на идею лично$

стности, она заставляет как бы действовать в отношении эмпирического челове$

ка, берет его в смысле его высших возможностей и возвышает над самим собой,

как он есть в действительности. Она любит в нем то, что заключается в его сущ$

ностной тенденции, аксиологическую уникальность его идеи, однако, не «как»

идею, но в ее тенденции к действительности — словно бы она уже была в нем

действительна. В этом смысле она обращается от идеи к ее несовершенному но$

сителю, любит эмпирического человека в его своеобразии. Человек, как он есть,

рассматривается ею как гарантия высокого нравственного бытия, коим он, прав$

да, не является, но которое только в нем и нигде больше имеет ценность реаль$

ного приближения к таковому. Человек любит, пребывая в вере в это высшее в

другом, ожидает его исполнения, чувствует его за действительностью. Любовь

есть этическое предвосхищение в самом высоком смысле—конечно, не общече$

ловеческого, но индивидуальной идеи. Любовь помогает увидеть совершенство в

несовершенном, бесконечное в конечном.

b) Собственная жизнь и собственная ценность любви

Благодаря тому, что любящий возлюбленному есть зеркало и исполнение

смысла его личного существа, любовь создает этическую ситуацию особого рода,

интимную, касающуюся только двоих, связь между людьми. Ибо всякая треть

личность уже опять требует новой, точно такой же единственной в своем роде ус$

тановки. Между несколькими людьми любовь тем более теряет свой личный ха$

рактер и становится поверхностным типом симпатии. И даже если один человек

любит несколько личностей, все же любовь к каждой из этих личностей другая,

484 Часть 2. Раздел VII

вновь индивидуальная любовь, соответствующая индивидуальности своего

предмета. Поэтому всякая личная любовь имеет тенденцию к для$себя$бытию, к

обособлению. Индивидуальное этическое для$себя$бытие имеется только в

паре. Ни большее, ни меньшее число не согласуется с его сущностью. Один дл

себя, скорее, — не «для себя»; несколько для себя — уже не вполне личностно$

сти. Один наедине с другим есть единственная форма личного бытия для себя.

Осоздании этой ситуации личной любви разговор особый. В ней расширяетс

сфера личностности. Она потенцирует себя, вовлекая в себя личное бытие воз$

любленного и ощущая его как свое собственное. Если есть взаимность, то проис$

ходит взаимопроникновение сфер двух личностностей, и возникает новое сово$

купное образование, которое не растворяется ни в одной из двух личностностей,

но которое вполне может перерастать их по значению и силе. Человеческий этос

оказывается чрезвычайно творческим, причем в подлинном смысле творческим,

выходящим за свои пределы. Ибо выход личностностей за свои пределы, их

взаимопроникновение повышает значимость их личного бытия, придает им дос$

тоинство, которого они не имеют сами по себе,— и никогда это объединение не

сводится к одному из двоих его участников. Любовь как бы живет собственной

жизнью через жизни двоих любящих, причем с полноценным этически реаль$

ным бытием. Любовь, как и все реальное, имеет свой час рождения, имеет свое

неповторимое произрастание из нежных, в высшей степени уязвимых начал,

имеет свое усиление, свою высшую точку, свой внутренний кризис, изменение и

конфликт; и точно так же это может находить свое нисхождение и свой конец.

Эта «собственная жизнь» обусловлена этосами любящих; однако в любви они

переходят друг в друга со всеми своими желаниями и возможностями, образуют

как бы новое существо, которое хоть и индивидуально, но не может быть сведено

ни к одной из любящих личностностей.

Ситуация любви существует не просто в связи между эмпирическими лично$

стностями, но в то же время в более высокой связи между двумя идеальными

этосами. И закон ее собственной жизни потому обходит эмпирическое бытие

личностей, что рождается из аксиологического взаимопроникновения двух чис$

тых ценностных комплексов с их двусторонними тенденциями предпочтения.

Это то, чего сам любящий никогда вполне не распознает, пусть временами он и

догадывается, что в его любви борется за исполнение именно собственная сущ$

ность его и другого, и что именно его сокровенное, то, что им не понимается,

опираясь на сокровенное любимого, стремится вырваться за свои пределы. Ин$

теллигибельные характеры проникают друг в друга глубже, чем эмпирические

личности. Так в них исполняется судьба, которая больше, чем их действительное

этическое бытие — судьба, жертвами которой они в своей конечности вполне

могут пасть.

Тем не менее именно эта судьба есть истинное открытие их собственной бес$

конечности. И единственная в своем роде сила устремленной в самое сокровен$

ное любви заключается в том, что она раскрывает человеку, пусть и глазами дру$

гого, его собственную сущность. Что такое может произойти только в собствен$

ной жизни иного порядка, нежели собственная жизнь эмпирического человека,

объясняется удаленностью человека от его идеи.

Глава 58. Личная любовь 485

c) Ценности воли и силы в любви

От объективных ценностей этой «собственной жизни» любви отличается ее

более узкая нравственная ценность, ценность ее добродетели. Последняя, как и

всякая нравственная ценность, заключается в умонастроении, в интенции. Лю$

бовь есть абсолютно позитивное умонастроение как таковое, абсолютное утвер$

ждение, благоволение, преданность, созидание — подобно тому как ненависть

есть отрицание, разрушение, уничтожение. Личная любовь есть то же самое ут$

верждение в отношении личностности.

Тем самым в нее входит момент стремления, что обычно не замечают за чувст$

вом любви и его ценностью. Здесь повторяется нечто от моральной силы, от дей$

ствия и творения ’Эсщт. Не как если бы личной любви должна быть присуща осо$

бая активность, или воля как ее составляющая сделала бы любовь чем$то нена$

стоящим. Воля, направленная на любовь, неизбежно ей противоречит. Прика$

зывать любить так же бессмысленно, как и пытаться захотеть полюбить именно

этого человека. Любовь есть собственная, изначальная тенденция. Но именно об

этом моменте тенденции в ней самой и идет здесь речь.

Правда, слабовольный человек может испытывать сильное чувство любви,

как и обладающей сильной волей — слабое. Человек и в любви может развивать

не всю силу воли, которая у него вообще есть. Тем не менее, момент воли в любви

существует по праву. Любовь имеет тенденцию увлекать за собой всю силу воли

личностности, ставить ее на службу себе. И чем сильнее ценность ее чувства, тем

сильнее и эта тенденция.

Момент воли в любви заключается не в желании иметь для себя любимую

личность. Хотя и эта тенденция в любви имеет место и ей присуща своя ценност$

ная окраска, несмотря на ее подчиненность и внешнее сходство с эгоизмом.

Ценность этой тенденции подтверждается тем, что любовь, в которой вообще

нет никакого желания обладать, «неубедительна» и не принимается в полной

мере самим возлюбленным. Но здесь речь не об этом.

Во всякой личной любви есть второй, глубоко скрытый ценностный элемент,

который выражает только утверждающую интенцию, благоволение и предан$

ность, служение личностей друг другу—волевая тенденция, которая противона$

правлена желанию обладать и может продолжать существовать при отсутствии

взаимности — выражаясь формально: чистое для$тебя$бытие «Я» «высится» над

для$меня$бытием «Ты», и может даже порождать конфликт в своей противопо$

ложности.

Альтруизм личной любви существенно иной, нежели альтруизм любви к

ближнему, хотя также выражает направленность и интерес в первую очередь к

другому, его благополучию, его счастью и т. д. Гораздо более родственен он аль$

труизму любви к дальнему; как и тот, он направлен на чистый этос, идею челове$

ка. Только здесь это индивидуальная идея личностности. И тут проявляется по$

истине удивительное метафизическое начало этой любви. Личностность воз$

любленного представляется для любящего тем, чем никогда не сможет стать соб$

ственная, ибо на последнюю никогда не направляется собственное стремлени

без того, чтобы ее не упустить; только направляясь на личностность другого, че$

ловек творит и совершенствует самого себя. Нельзя развить свой этос, полага

целью именно это; напротив, так человек искажает его. Тем не менее, каждый

486 Часть 2. Раздел VII

человек может стремиться к этосу возлюбленного, который он видит влюблен$

ными глазами, и в личностности другого развивать свою собственную, не риску

ее исказить. Такое стремление, конечно, ограничено в человеке, оно не выходит

за рамки тенденций обладания и почитания. Но это немало. Это — в действи$

тельности в высшей степени реальная, определяющая сила в жизни любимого,

действительное подведение к его истинной нравственной сущности. Всякий,

имеющий в этом опыт, не станет отрицать, что подлинная чувственная любовь

меняет моральный облик влюбленных, делая их такими, какими они друг друга

видят и любят. Такая сила любви конечно не всемогущая, она встречает сопро$

тивление со стороны человека, а зачастую и непонимание ее тенденции. Но в

тенденции она все же существует. И каждый, кто имеет счастье наслаждаться ис$

тинной любовью, испытывает эту тенденцию на себе.

Этот уникальный процесс не может трактоваться упрощенно, только в интел$

лектуалистском аспекте. Он осуществляется не в свете сознания, и редко дости$

гает понимания своего этического значения. Он направляется чувствами; и вме$

шивающееся сознание может воспрепятствовать его целевому завершению. По$

жалуй, в любящем может существовать счастливое чувство своей власти, так же,

как счастливое чувство ведомости и превознесенности им в любимом. Есть соз$

нание победы любящего, которому любимый представляется выше всех других,

и сознание благодарности любимого, который чувствует, что эта любовь основы$

вается на нем, не зная, в чем, собственно, состоит для него ее высокая ценность.

Но знания о метафизической ситуации любви нет ни у одного из влюбленных.

Любимый чувствует силу, которая его несет; он чувствует проникновение любя$

щего взгляда сквозь свою эмпирическую личностность и его указание на это. Он

чувствует, таким образом, раскрываясь для любящего, свое собственное станов$

ление и совершенствование и открывает в любящем то, чего никогда не увидел

бы в себе сам. Любимый не может следовать за любящим со своим ценностным

чувством, ибо не может сам взглянуть на себя и внутрь себя. Он может только до$

вериться любящему, отдать себя в его руки. Любящий не требует ничего специ$

ально. Влюбленный сам выходит за свои пределы, поднимается выше, ибо чув$

ствует стеснение, не будучи таким, как его видит любящий. И в этом стеснении

он не искажает свою сущность, а в самом высоком смысле узнает себя, глядя гла$

зами другого, и одновременно пытается быть таким, каким тот его видит.

Конечно, это лишь несовершенное описание таинственной нравственной

силы любви. Собственно метафизическое в ней—глубокое трансцендирование,

действительное пересечение ценностного видения и творческих сил от человека

к человеку—остались незатронутыми. Это трансцендирование сущностно иное,

нежели в любви к ближнему; оно действует и не в поступке, не в зримом деле

любви, и все же представляет собой нравственное действие, подлинно творче$

ский результат. Его плод несравнимо другой, нежели плод любви к ближнему, по

своему величию и объективной ценности. Здесь уже нет той неадекватности ме$

жду ценностью, которая ставится целью, и ценностью интенции, какая обычно

бывает со всеми другими добродетелями. Ибо плод личной любви — собственно

нравственное бытие любимого. Любящий заново рождает любимого таким, ка$

ков тот есть в идеале, и каким он представляется любящему с самого начала. По

меньшей мере, тенденция к этому есть во всякой истинной личной любви и до$

вольно часто она исполняется, хотя бы частично.

Глава 58. Личная любовь 487

d) По ту сторону счастья и несчасть

Согласно обычному воззрению, ценность чувства любви выходит на передний

план в ее сущности. Коль скоро неоспоримо верно, что она есть самое позитив$

ное из всех человеческих чувств, имеет высшее содержание в полноте жизни, да$

рит чистейшую и сильнейшую радость, неизмеримое счастье. Она воспринима$

ется как нечто вечное, надвременное — независимо от ее временнуго, психоло$

гически$аффективного рождения и исчезновения. Ее смысл вечен, как вечен в

своей идеальности ее истинный предмет. И эту вечность любви любящий чувст$

вует в себе непосредственно и убедительно как свою лучшую часть. Любая лич$

ная любовь единственна, индивидуальна, как и ее носитель, и как ее предмет.

Каждый имеет ее собственное, особенное идеальное бытие. И оно на самом деле

вечно. Как долго конкретный человек может это сохранить — совершенно дру$

гой вопрос. Тем не менее любящий — именно реальный, конкретный человек.

И этот реальный, ограниченный человек в любви становится причастным веч$

ности. Это невероятное, во что не верит тот, кто ни разу не любил, есть, тем не

менее, не обман, но простая истина.

Называть это высокое чувство счастьем было бы заблуждением.Ипопулярное

воззрение, не способное увидеть в ценности чувства любви ничего, кроме сча$

стья, упускает суть дела. Счастье в любви как раз вторично. В действительности

она всегда содержит страдание и радость. Собственно эвдемония в ней, скорее,

состоит в том, что, начиная с определенной глубины чувства, страдание и удо$

вольствие неразличимы. Страдание любящего само может быть счастливым, а

счастье приносить боль. Специфическая ценность чувства любви находится по

ту сторону счастья и несчастья. Человек, испытывающий высшее чувство любви,

поднимается над счастьем и несчастьем, ибо это — чувство другого порядка и

другого душевного содержания, в котором радость и страдание, как бы волнами

сменяя друг друга, образуют лишь подчиненные моменты. Это эмпирические,

временные акциденции некоей субстанции, которая любящему дана непосред$

ственно как исполненная идеи, как ценность вечности.

Опытным подтверждением этого странного феномена является так называе$

мая «несчастная любовь». Она имеет место, когда любящий испытывает доволь$

но поверхностные чувства, когда в его любви доминирует желание обладани

для себя; в таком случае любовь представляется ему роком, человек видит в ней

только «несчастья», лишение, отказ. Нечто совершенно иное представляет она

для глубоко любящего, стремящегося жить для возлюбленного. Любовь такого

человека, даже если она остается без ответа, все равно представляет собой то вы$

сокое чувство, какое она представляет сама по себе. Это высокое ценностное

чувство отличается от сентиментального пережевывания своей боли, как небо и

земля. Человек чувствует автономную ценность самой любви.

Конечно, всякая личная любовь ищет взаимности. Она даже прямо пробужда$

ет взаимность,— по крайней мере, если возлюбленный чувствует, как с ней его

бытие приобретает смысл. Но как раз ценность ее чувства не заключается во вза$

имной любви. Ценность становления любимым неоспорима, совершенно свое$

образна; и, тем не менее, ценность собственно любви ей не присуща, в отличие

от последней она не является «нравственной». Ценность принимающей любви

не является обусловливающей для ценности любви дающей, но, пожалуй, на$

488 Часть 2. Раздел VII

оборот. Ведь глубина чувства собственно любви не убывает при отсутствии вза$

имности, она еще усиливается; при этом любовь становится болезненной. На$

против, ценность чужой любви для возлюбленного, очевидно, растет по мере его

собственной любви. Она имеет значение для человека, лишь когда он сам любит.

Счастье, ставшее притчей во языцех, которое человек познает только в личной

любви, есть не счастье становления любимым, но счастье любви.

e) Душевная глубина и глубинная связь

Ощущению вечности и потусторонности любви по отношению к удовольст$

вию и неудовольствию соответствует глубина участия «Я». То, что это чувство

может усилиться до страсти (и отнюдь не только на основе отношений между по$

лами) как и то, что оно может осветить всю человеческую жизнь покоем и вели$

чием, объясняется тем, что оно простирается до неимоверных глубин душевной

жизни, не доступных человеческому сознанию.

Если соотнести с этим трансцендентную связь человека с человеком, то про$

явится характерная противоположность ко всем другим видам любви, даже ко

всем другим добродетелям. Справедливость, например, также связывает лич$

ность с личностью, но очевидно только поверхность с поверхностью. В еще

большей степени это касается добродетелей обхождения. Уже гораздо теснее

связывает любовь к ближнему; точно так же любовь к дальнему и дарящая добро$

детель, каждая в своем роде, но все явно односторонним образом. Личная же лю$

бовь связывает непосредственно самое сокровенное двоих влюбленных — при$

чем минуя все поверхностное. Конечно, связанные личной любовью могут иметь

внешние столкновения, конфликты, ссоры; все это может даже убить любовь,

если она не обладает силой преодолеть все эти препятствия. Но для любви харак$

терно не решать именно поверхностные конфликты, в том числе если они пре$

восходят ее силы, но минуя все решения непосредственно отыскивать путь к

внутренней гармонии. Ибо любовь способна страдать. Она может претерпевать и

переносить; она не имеет ничего общего с самими конфликтами, но принадле$

жит другому слою нравственного бытия.

Иона не только своими корнями уходит в душевное первоначало личности, но

она способна и извлечь его в сознание, или по крайней мере в область ясно ощути$

мого. Личная любовь говорит о самом тайном, для чего нет слов. Но язык любви

не привязан к слову. Любовь не нуждается в выражении, она имеет тысячи спосо$

бов выражения через знаки, символы, открытия. Тело и душа со всеми их способ$

ностями должны служить ей. Любовь неисчерпаема в средствах, развивая и совер$

шенствуя чувства любящих. Так, с ней расцветает понимание, от которого ни разу

не любивший не ожидает ничего, открывается глубина и соединяется самое со$

кровенное двоих людей. Без нее человек никогда не открыл бы своей собственной

сути, он, ничего не подозревая, «прошел бы мимо» себя самого. Это не сказка, ко$

торую выдумывает любящий, когда он говорит, что ему представляется, как будто

в нем открывается до сих пор закрытая первопричина совершенно неожиданных

богатств. Она действительно открывается; непонятное, скрытое, лучшее в нем об$

ретает свое право, достигает власти над ним. Это, видимо, происходит из$за того,

что любовь перерастает силы одного человека и следует другому закону, нежели

закон личностности (закону общей ситуации любви), раскрытия доселе тайного

Глава 58. Личная любовь 489

человек может и не вынести. Его охватывают болезненные чувства; и в этом цен$

ность любви обнаруживает в себе неценностную составляющую.

f) Ценность познания в любви

Личная любовь имеет свою самоценность и как умонастроение, и как стремя$

щаяся сила, как чувство и, в конце концов, как познание.

Этот ценностный момент в ней, пожалуй, признан меньше всего. Ничто, ка$

жется, не отстоит от любви дальше, чем познание. Кажется, она принимает свой

предмет (любимого человека), каким она его видит или хочет видеть, и этим до$

вольствуется. Говорит ведь народная мудрость, что «любовь слепа», подразуме$

вая тем самым, что она счастлива в своей слепоте, что ей и не нужно никакого

видения.

И все$таки весь ряд вышеперечисленных моментов в ней уже предполагает

основополагающий момент познания. Как может любовь ориентироваться на

идеальную ценность личностности, и направлять к нему реального человека,

если она его каким$либо образом не схватывает? Схватывание здесь всегда уже

является предпосылкой. И ничего не меняет, что схватывание в данном случае

«чувственное». В этом смысле момент познания в любви уже содержится, и не

только в ее следствии. Понимающий под «познанием» только мыслящее, реф$

лектирующее, рациональное объектное сознание, должен это, конечно, воспри$

нимать как абсурд. Но такое представление познания несостоятельно, оно не

удовлетворительно ни для науки, ни для этического сознания, ни для жизни во$

обще. Ведь все схватывание ценностей основывается на ценностном чувстве.

В чувстве, таким образом, уже заключен основной момент ценностного позна$

ния. Таковой, очевидно, заключен и в личной любви, ибо в ней осуществляетс

контакт с ценностями особого рода.

В определенном смысле народная мудрость права. Любовь «слепа» в том отно$

шении, что не видит того, что у нее перед глазами. Правильнее нужно было бы

сказать: она видит не то, что у нее перед глазами, а что реально даже не наличест$

вует. Она видит насквозь. Ее взгляд предвосхищающий. Для нее идеальная сущ$

ность человека, сокрытая в реальном человеке, и есть собственно человек. В связи

с ценностью личностности любящий и есть единственный видящий, нелюбящий

же слеп. Поэтому справедливый слеп в отношении личностности, любящий же,

видя ее, к ней несправедлив. Справедливый направлен только к реальной, любя$

щий—только к идеальной личностности. Поэтому любящий необходимо должен

казаться нелюбящему «слепым»; последний не может видеть того, что видит он.

Любящий всегда имеет право на другое отношение к личностности в отличие от

множества нелюбящих,— конечно, всегда только для той личности, которую он

видит любя. Касательно каждой другой личностности познающим может быть

только опять$таки иначе настроенный любящий взгляд. Сила познания любви не

обобщается, она индивидуальна, как и ее объект — идеальная личностность. Од$

нако в этих границах она автономна, обнаруживает прочность и неколебимость, и

совершенно правомерно. Именно пресловутая необучаемость любящего, по по$

воду которой опытный снисходительно усмехается и качает головой, раскрывает

всю серьезность этого феномена. Даже там, где факты на стороне опытного,

влюбленный идеально все$таки имеет право на свое суждение. Его на самом деле,

490 Часть 2. Раздел VII

коль скоро он действительно любит, то есть имеет прозорливый взгляд на идеаль$

ный этос возлюбленного, не может «научить» никакой опыт, в том числе и свой

собственный. Ибо любой полученный опыт относится именно к реальной лично$

стности, а не к идеальной. Его ценностный взгляд, однако, касается идеальной

личностности. И любящий видит ее не эмпирически, но априорно, сквозь эмпи$

рическую личностность.

С парадоксом в этом индивидуально познающем и индивидуально значимом

априоризмемыуже сталкивались в проблеме ценности личностности (см. гл. 57 k).

Познавательный момент в личной любви содержательно совпадает с феноменом

того априоризма. Ибо любящий один является познающим ценность личностно$

сти. Нет никакого иного схватывания последней кроме любящего взгляда. Лична

любовь открывает в эмпирической личностности идеальную. Как она в своем

стремлении к идеальному этосу любимого и в своей направленности на него впер$

вые его осуществляет и как бы впервые его создает, так она как раз для этого снача$

ла должна схватить свой этос, причем схватить в противоположность данной эм$

пирической личности. Антиципация идеального здесь, как и везде, предшествует

реализации. Созданный любовью «плод» есть лишь следствие такого предвосхи$

щающего познания. Всякое исполнение и всякое удовольствие от него основыва$

ется на познавательной проникающей способности любящего взгляда.

Как дополняют друг друга эмпирическое и априорное видение в любящем

взгляде, показать нельзя. Априорное видение обусловлено через данность эмпи$

рической личности, но содержательно противоположно ей. В себе ценное видит$

ся в своей неисполненности, идеальное — в неадекватно реальном. Правда, не$

кие начатки к исполнению всегда есть и в реальной личностности. Это как бы за$

дает направление взгляду, ищущему идеал. Но не следует думать, что любящий

видит две личностности, как бы стоящие другом за другом; он видит идеальную

личность непосредственно в реальной, проецируя идеальную на реальную, воз$

вышая реальную личностность до идеала.

В этом, конечно, есть не только истина, но и заблуждение; ибо, если он видит

реального человека, как если бы он был идеальным, то он видит его как раз оши$

бочно. В этом смысле нелюбящий имеет преимущество. Ограниченность же по$

следнего, напротив, заключается в невосприимчивости к идеалу. Заблуждение

любящего может стать для него роковым, привести к большому жизненному раз$

очарованию — точно так же, как своей обратной стороной, верным видением,

оно может дать ему и любимому удовлетворение. Вопрос в том, насколько любя$

щий способен любить один идеал, или как долго он может объединять идеал с

трезвым взглядом на реальное, то есть с жизнью в реальности и с реальным чело$

веком. Объединение не должно при этом быть компромиссом.

Конечно, увидеть воплощение своего идеала для любящего стоит любых стра$

даний. Выбрать для себя такое стремление, всегда оставаться верным ему — в

этом и заключается все жизненное искусство любви. Жить любя, значит узнать

самое достойное, что есть в познании познания, быть причастным самому луч$

шему в человеке.

Так личная любовь, подобно дарящей добродетели, есть последний смысл

жизни, некая исполненность уже в зародыше, предельная самоценность и смыс$

лополагание человеческого бытия — бесполезная, подобно всякой подлинной

самоценности, но представляющая собой подлинный свет нашей жизни.

Глава 58. Личная любовь 491