Глава 4. Многообразие и единство в нравственномсознании

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122 123

a) Историческое многообразие нравственных заповедей

Когда задача этики уже установлена, то возникает более специальный вопрос:

какого рода мораль она должна описывать? Разве существует единая мораль?

Должны ли мы исходить из морали нашего времени, нашей страны? Или нам

надо заводить речь издалека, возвращаясь к морали христианства, связывающей

нас с иными народами и эпохами? Если следовать такому расширенному базису

ориентирования, то опять$таки невозможно остановиться на исторически эмпи$

рических границах, нельзя за моралью «возлюби ближнего своего» не видеть мо$

рали «око за око». Но тогда поле феномена становится безбрежным. Этика Спи$

нозы, Канта и Ницше, классическая этика греков, идеал мудреца у стоиков и

эпикурейцев, потусторонняя мораль Плотина и патристики, и даже мораль ин$

дийцев и китайцев — близкая ли нам или далекая, актуальная для современной

жизни или нет,— все это претендует на то, чтобы быть истинным этическим бла$

гом человечества и стать предметом анализа.

Содержательная широта этого проблемного фронта в интересах объективно$

сти всецело оправдана и не может быть произвольно заужена по причинам соб$

ственной относительности и ограниченности. Задача философской этики не мо$

жет состоять в более или менее оппортунистическом выборе из многообрази

существующего этического наследия. Но и исчерпываться одним лишь сосуще$

ствованием элементов такого многообразия она также не может. Уже противоре$

чия такого рода «моралей» не допускают простого общего обзора. Этика должна

быть едина в самой себе, должна быть такова еще и в ином, принудительном

смысле по сравнению с другими философскими дисциплинами. Раздроблен$

ность чистой теории—это лишь недостаток панорамного видения и понимания,

раздробленность же требований и заповедей — это внутренний конфликт, вза$

имное уничтожение именно этих требований и заповедей.

Единство этики есть основное требование, категорически возвышающеес

над множественностью моралей, требование, стоящее выше всякого спора мне$

ний, безусловно очевидное a priori и не допускающее никаких сомнений. Ее аб$

солютное единственное число уже на самом пороге исследования сознательно

вступает в противоречие с множественным числом, данным в феномене. Про$

блема, стало быть, такова: как может философская этика преодолеть указанные

раздробленность и противоречия? Как она может достичь синтеза того, что ан$

титетически противопоставлено? Как возможно единство этики?

b) Действующая мораль и чистая этика

Было бы слишком уж просто пытаться искать единство в прямой противо$

положности к многообразию. Последнее ведь не может оказаться вне единст$

ва, должно быть включено в него или принципиально иметь в нем некое про$

странство.

В известных рамках толчком может послужить аналогия с единством истины.

Всякое время имеет свои «действующие истины». «Действующей» была физика

Аристотеля, и физика Галилея «действовала как истина». Но от всех действую$

щих истин следует отличать «истину» как таковую, идеальное требование, кото$

рое предъявляет себе любое знание какой бы то ни было эпохи; требование, ко$

торое всегда выполнено несовершенно, но для которого философия ищет крите$

рий. Точно так же у всякой эпохи и у всякого народа есть своя «действующая мо$

раль», по аналогии с «позитивной наукой» можно также сказать — «своя пози$

тивная мораль». Всякий раз это есть система действующих предписаний, кото$

рым человек подчиняется и которые он признает абсолютными.

Исторически существует мораль храбрости, мораль послушания, мораль гор$

дости, равно как и смирения, мораль силы, мораль красоты, мораль сильной воли,

супружеской верности, мораль сострадания. Но от всякой позитивной морали не$

обходимо отличать этику как таковую с ее всеобщим, идеальным требованием

блага, как то уже подразумевается и предполагается в каждой частной разновид$

ности морали. Ее дело — показать, что является «благим» вообще. Этика ищет

критерий блага, который отсутствует в упомянутых видах позитивной морали.

Что здесь сразу становится ясно, это факт, что отношение между действующей

моралью и этикой, несмотря на всю разделяющую их дистанцию, с самого нача$

ла есть внутреннее отношение, отношение связанности, даже идеальной зависи$

мости. Ведь нет действующей морали, которая не имела бы тенденции стать мо$

ралью абсолютной. Да и вообще действующая мораль имеет «значимость» лишь

до тех пор, пока живет вера в нее как в абсолютную мораль.

В силу этого дело здесь обстоит точно так же, как и в других областях духа.

Всякое позитивное знание имеет тенденцию становиться абсолютным знанием,

всякое позитивное право — «справедливым» (идеальным) правом. Повсюду

связь с идеей позитивного уже имманентна. Она есть внутреннее условие самой

значимости, то есть позитивности. Но так как идея морали вообще есть не что

иное, как содержательная сущность этики, то можно сказать, всякая действую$

щая мораль имеет тенденцию становиться чистой этикой, да она и верит, что

представляет собой чистую этику. И лишь до тех пор, пока она в это верит, она

есть действующая мораль.

Но если, таким образом, идея чистой этики содержится во всякой морали, то

можно было бы подумать, что одновременно с этой идеей в ней каким$то обра$

зом наверняка содержится и искомое единство этики. Но тогда его определенно

можно было бы найти в ней самой — не вне ее и не в противоположности к ней.

Правда, не так, как можно найти составную часть в числе прочих составляющих;

ибо сознательным ферментом того изменения нравственных заповедей она не

является. Но, скорее, так, как можно обнаружить некие условия, первые предпо$

сылки, поскольку то, что наличествует, согласно сути вещей (но не согласно соз$

нанию) основывается на них.

116 Часть первая. Раздел II

И таким образом, следовательно, существовала бы возможность пробиться к

единству этики путем одной только рефлексии над тем, что является однород$

ным во всех моральных заповедях, действующих сейчас или действовавших ко$

гда$то.

Такой метод был бы определенно успешен, если бы мы могли допустить, что

само искомое единство есть нечто в себе простое, как бы точечное единство, и

кроме того еще и единообразно схватывается, или, по крайней мере, исчерпыва$

ется небольшим количеством основных черт. Но как раз это в высшей степени

спорно. Правда, существует весьма распространенный предрассудок, что сущ$

ность «блага» проста, легкодоступна, свободно обозрима, сплошь рациональна.

Но уже факт многообразия и противоречивости нравственных заповедей, пожа$

луй, заставляет в этом усомниться. Тем более, если углубляться в исследование

системы ценностей — тогда это допущение делается все сомнительнее с каждым

шагом. Не то чтобы здесь нужно было отказаться от какого бы то ни было един$

ства вообще; но единство может быть и разносторонним, да и в себе самом оно

может быть опять$таки относительным, многократно расчлененным. Там же, где

дело идет о схватывании такого рода единств, там очень даже существует вопрос,

можно ли их схватить и прямо как таковые, то есть как единства, а, следователь$

но, даже если их содержательно схватываешь, то познаешь ли в них также и под$

линный характер единства.

Обычно при такой процедуре, которая исходит из многообразия, исход ока$

зывается противоположным: всегда можно постичь лишь многообразное, а

единство, в конце концов, приходится искать где$то в другом месте. Если же

схватывать его иначе, тогда, конечно, можно увидеть под ним, пожалуй, и сово$

купность многообразного. Это будет старая платоновская мудрость: единство

должно быть увидено заранее, a priori. Но тогда тотчас вновь возникает опас$

ность, что увиденное a priori окажется в содержательной противоположности к

данному многообразию.

Вопрос, стало быть, уточняется следующим образом: существует ли априор$

ное видение того, что само составляет единство чистой этики в многообразии

действующих моралей?

c) Другие измерения многообрази

Но этот вопрос идет еще дальше. Многообразие нравственного сознания мно$

гообразием позитивной морали не исчерпывается. Последнее образует здесь как

бы лишь некий аспект деления, причем деления, данного чисто внешним обра$

зом, принимаемого эмпирически. В действительности расходятся не только

взгляды эпох и народов, не говоря уже об отдельных, коренящихся в них фило$

софских системах, но и внутри этих взглядов, систем и моралей можно выделить

четко отличимые друг от друга этические тенденции, которые частично в них по$

вторяются, частично характерны лишь для некоторых из них, но всегда выступа$

ют, каким$либо образом переплетенные друг с другом. Их подразделение, кото$

рое можно дать лишь нечетко, в нестрогих понятиях, пересекаются с теми други$

ми, находясь как бы в перпендикулярном положении к ним.

Так, существует различие принципов между моралью общества (государства)

и индивидуума; равно как и между моралью мужа, жены и ребенка (античная мо$

Глава 4. Многообразие и единство в нравственном сознании 117

раль была почти исключительно мужской моралью); или между моралью силы,

права и любви. Опять$таки в других аспектах находятся такие противоположно$

сти как:

1. Мораль труда, творчества — и мораль нетребовательности и самоограниче$

ния;

2. Мораль борьбы, состязания, силовых проявлений — и мораль мира, компро$

мисса, мягкости;

3. Мораль высших или сокровеннейших желаний—и мораль всеобщих жестких

требований, против которых восстает собственная природа с ее склонностями

и желаниями;

4. Мораль авторитета, подчинения признанным и непризнанным нормам — и

мораль искания, поисков новых норм и борьбы за них (причем поиск, схваты$

вание и революционирование сами становятся долгом, найденное же и пред$

ставленное в жизни само становится предметом ответственности);

5. Мораль настоящего или ближайшей организации жизни — и мораль будуще$

го, далекого, идеи (причем настоящее и данные личности и отношения под$

чинены последней и даже приносятся ей в жертву);

6. Мораль поступка вообще, деятельной жизни — и мораль анализа и причаст$

ности к ценностям.

Кэтим противоположностям можно легко добавить целый ряд других. Внутри

каждой из них и тот и другой член по своему оправданы, образуя постановку во$

проса, вырастающую из полноты самих конкретных явлений жизни. Все они оз$

начают различные, но неизбежные направления жизненных задач вообще, на$

правления, в которых даны автономные «конечные точки» или цели определен$

ной жизненной установки, и которые как таковые не могут быть произвольно

смещены друг относительно друга, подменены или нивелированы.

d) Искомое единство и исследование ценностей

Ясно, что этика ни к одному из этих направлений не может относиться, ис$

ключая его из числа прочих, пренебрегая им. Любое исключение сделало бы ее

частной и партийной, поставило бы ее не над действующими типами морали, а в

одну плоскость с ними. В идее же этики заключено то, что она должна стоять над

ними, быть их единством.

Но как можно объединить разнородные требования? Здесь уже не поможет то,

что многообразие исключительно эмпирично, т. е. «случайно». Что ему недоста$

ет лишь рефлексии о единстве, «сознания единства», тогда как в действительно$

сти единство в нем имплицитно заложено — это здесь оказывается неверным.

Здесь это отпадает, поскольку ведь названные типы вовсе не обнаружены эмпи$

рическим путем, а каждый для себя со своим особым видом требования стали

очевидны совершенно a priori, исходя из существа дела. Единство, таким обра$

зом, может быть только синтетическим, стоящим над ними. Каждое из этих на$

правлений морали означает собственную высшую жизненную цель; каждая же

из этих целей претендует на главенствующее положение, она игнорирует равные

притязания других, в себе столь же оправданных жизненных целей, отрица

свою соотнесенность с ними. Каждая провозглашенная цель выступает исклю$

118 Часть первая. Раздел II

чительно, деспотично, с явной тенденцией к подчинению остальных, а отчас$

ти—иких уничтожению. Как же может единая общая цель многообразия занять

главенствующее положение?

И все же именно это способ появления отдельных жизненных целей являетс

доказательством необходимости единства целей вообще. Быть единством лежит

в сути стремления. Цели же суть конечные точки стремления. Как человек в силу

своих пространственно$телесных качеств не может одновременно идти по двум

дорогам, но непременно должен выбрать одну, так он и в духовно$моральном

плане не может одновременно стремиться в двух различных направлениях, не

говоря уже о многих. Он должен выбрать одно. Множественность высших целей

разрывает его, делает его самого неединым, раздробленным, непоследователь$

ным, колеблющимся туда$сюда. Она парализует его энергию, а вместе с ней — и

само стремление. Единство цели — основное требование моральной жизни. По$

этому все жизненные цели, которые только можно преследовать, все позитив$

ные нормы, заповеди и типы морали необходимо исключительны и деспотичны.

Они вынуждены быть таковыми, так как иначе они сами бы взаимно упразднили

друг друга. Подобная претензия в них, конечно, образует некую ограниченность,

но она не произвол, а неизбежное следствие.

И по тем же причинам неизбежным следствием и на повышенном проблем$

ном уровне этики является главенствующее единство целей. Оно оказываетс

гораздо более категоричным требованием, нежели единство принципов в теоре$

тической области. Последнее является лишь высшим постулатом понимания,

понятийного схватывания. Единство же целей есть постулат жизни и поступков.

Без него в жизни не сделать ни шага с твердым убеждением.

Ныне у нас нет единства целей. Оно остается неизвестным. Если, таким обра$

зом, серьезно принимать требование единства, то нужно уяснить себе, что здесь

еще нет самуй высшей точки зрения. И так как мы стоим перед многообразием

как перед данностью, то единственно возможный путь к решению вопроса—ис$

ходить из этого феномена. Таким образом, необходимо спросить: существуют ли

среди ценностей и норм связи, объединяющие отношения, общий контекст?

Действительно ли моральные заповеди разрознены или среди них можно обна$

ружить соединение, сплоченность, отношения обусловленности и зависимости?

Существует ли, если уж не требование единства, то хотя бы некий порядок нрав$

ственных требований и сам принцип порядка в них? Но этот вопрос, касающий$

ся единства целей, равнозначен следующему: существует ли какая бы то ни было

система целей? А так как за всякими целями стоят ценности, поскольку целями

человек может делать лишь то, что он считает ценным, то этот вопрос сразу же

переходит в более всеобщий, объективный и кажущийся гораздо более широким

вопрос: существует ли система ценностей?

Этот вопрос очерчивает круг задач, перед которым мы стоим. Искомым един$

ством были бы порядок, или его принцип—система. Единство может быть лишь

системным единством. Ибо оно не может быть единством исключающим. Оно

должно быть единственным, не будучи деспотичным. Этот вопрос — типичный

вопрос о системе.

Так исследование ценностей, еще не начатое, уже оказывается обременено

чрезвычайно тяжелой задачей.

Глава 4. Многообразие и единство в нравственном сознании 119