Глава 27. Цель поступка и моральная ценность
К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 1617 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122 123
a) Искажение смысла этических ценностей в этике целей
Наряду со всеми методологическими выводами из описанного отношени
фундирования вытекает еще одно гораздо более важное усмотрение, решающее
для понимания нравственных актов.
В этике Канта смысл нравственных принципов усматривался в их долженст$
вующем характере. Заповедь, императив, требование к человеку есть нравст$
венный закон. Если перенести это на ценности, то смысл нравственных ценно$
стей для человека должен состоять в том, что его воля должна ориентироватьс
на них как на высшие цели. Нравственно благим, согласно этому, был бы тот,
кто, поступая определенным образом, преследовал бы цель быть нравственно
благим, то есть, например, говорил бы правду, чтобы быть правдивым, любил,
чтобы нести в себе любовь, проявлял бы великодушие, чтобы быть великодуш$
ным. Кантовский ригоризм выражает это прямо$таки во всеобщей форме:
нравственную ценность имеет лишь тот поступок, который происходит «ради
закона»; недостаточно, чтобы он соответствовал закону, закон должен быть так$
же единственным основанием его определения, конечной целью должно быть
его исполнение.
Ясно, что такой ригоризм ведет к самым нелепым выводам, в силу чего он час$
то вызывал критику. Не о нем идет дело, он—лишь уродливое проявление этики
целей. Как же обстоит дело с самой такой этикой? Правда ли, что моральные
ценности составляют высшие цели нравственного поступка, то есть цели имен$
но того поступка, ценностное качество которого они образуют? Правда ли, что
нравственно благой в цели своего поступка, в конечном счете, видит себя само$
го, отмеченного ценностным предикатом этого поступка, приобретшего некое
новое ценностное качество, что он, таким образом, в своем действии anticipando1
видит свое собственное зеркальное отражение,— то есть образ себя самого, ка$
ким он «должен быть»? Является ли рассматривание самого себя смыслом блага,
любви, великодушия, правдивости?
Ответить на этот вопрос положительно значило бы исказить данную в поступ$
ке ситуацию. Цель того, кто говорит правду, заключается вовсе не в том, чтобы
быть правдивым самому, но в том, чтобы тот, кому говорят, познал истину; точно
так же, как цель щедрого или любящего заключается не в том, чтобы быть щед$
рым или любящим, но в том, чтобы другой, кого таким образом одаривают или
радуют, получил подарок или радость. Тот, кто дарит, делает это, надо полагать,
из чувства любви, а не ради этого чувства. Ему важна вовсе не собственная нрав$
ственность, важность представляет бытие другого, причем обычно отнюдь не его
нравственное бытие, но человеческое бытие в целом, как телесное, так и духов$
ное, т. е. важны ситуации, так или иначе для него ценные. Ценностью же дл
другого эти ситуации обладают постольку, поскольку в них включены ценности
благ. Знание истины — точно такое же благо, или по крайней мере с уверенно$
стью подразумевается в качестве такового, что и преподнесенный дар или до$
ставленная радость.
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 281
1 Заранее, предвосхищая (лат.). (Прим. ред.)
Здесь в смысле нравственного поступка открывается значение фундирован$
ности ценностей нравственных актов ценностями благ. Конечно, нравственно
ценным поступок является и непосредственно благодаря своей цели, но не пото$
му, что содержание цели составляет нравственная ценность поступка; правда, и
не просто потому, что ее содержание составляют какие$либо блага, но, пожалуй,
потому, что цель имеет своим содержанием определенную соотнесенность благ и
личностей.
Целью поступка является ценность определенного положения вещей, возвы$
шающаяся же над нею нравственная ценность поступка, напротив, есть цен$
ность акта, и как раз через посредство этого — ценность личности. Нравствен$
ные ценностные качества характеризуют род поведения некоей личности, но не
предмет интенции, в которой это поведение существует. Они проявляются, по
словам Шелера, как бы «вслед за поступком», а не в его целевой направленности.
В этике целей имеет место принципиальное искажение смысла нравственных
ценностей, заключающееся в ошибочном отождествлении последних с ценно$
стью преследуемого положения дел.
b) Границы долженствования действий в царстве ценностей
На первый взгляд кажется, что из этого следует, будто нравственные ценности
для нравственного поведения личности, для стремления, воли, намерения, по$
ступка вообще не являются определяющими.
На самом деле это далеко не так. То, что мы называем «совестью», более или
менее осознанное внутреннее совместное знание (conscientia) о ценности или
не$ценности собственного поведения, никоим образом не есть инстанция, де$
лающая выводы только задним числом, как это обычно понимают, но инстанци
равным образом и запрещающая, предвосхищающая поступок и, по меньшей
мере, негативно, через исключение нравственно контрценного, определяюща
его. Нравственное ценностное чувство, таким образом, участвует в отборе целей.
И так как при наличии полярной противоположности ценности и неценности
речь с необходимостью идет о выборе «или — или», то это негативное по форме
вмешательство в действительность исключительно позитивно.
Цели достижения некоей ситуации, о реализации которых только и может
идти дело в стремлении, волении и внешнем поведении, под влиянием нравст$
венного чувства — причем в соответствии с его объемом и силой — всегда уже
подлежит некоему выбору. И этот способ нравственных ценностей быть опреде$
ляющими несет позитивный характер даже там, где они не приводят ни к чему,
кроме недеяния. И недеяние тоже есть поступок в нравственном смысле. Ситуа$
ции, исходя из которых личность поступает так или иначе, всегда имеют харак$
тер поставленности перед выбором. Один только страх совершить греховный по$
ступок — это все еще позитивный выбор в данном конкретном случае.
В связи с вышесказанным во всей своей тяжести встает другой вопрос. Если
моральная ценность поступка никогда не совпадает с ценностным содержанием
его цели, не должно ли тогда как следствие иметь место то, что моральные цен$
ности как таковые вообще не могут быть реализованы? Могут ли тогда вообще
какое$либо стремление, какая$либо воля быть направлены на них? И, наконец,
если придется дать на это отрицательный ответ, имеет ли тогда вообще какой$ли$
282 Часть 2. Раздел I
бо смысл говорить о долженствующем характере этих ценностей? Не ограничено
ли тогда все собственно долженствование ценностями ситуации, т. е. распоряже$
нием благами в отношении тех или иных личностей? Одним словом, не обречен
ли человек всерьез на то, чтобы направлять свое стремление исключительно на
низшие ценностные слои, реализовывать только низшие ценности, в то врем
как к высшим ценностям, ценностям личности и акта, то есть собственно нрав$
ственных ценностям, он даже стремиться не в состоянии?
Ответ на этот вопрос не однозначен. Трактуя его в аспекте реализации, стрем$
ления или долженствования, можно отвечать по$разному.
Что касается долженствования, то чистое долженствование бытия ценностей
в этом вопросе даже не затронуто—как идеальное, так и актуальное. Нравствен$
ное благо «должно быть» и в той мере, в какой оно может быть только ценност$
ным качеством нравственных актов, в которых полагается целью реальность
других ценностей, тогда это как раз значит, что эта ценностная интенция актов
должна иметь такие качества (например, должна быть так отобрана по содержа$
нию), чтобы актам были свойственны эти моральные ценностные качества.
В этом нет ничего абсурдного. Равным образом акт—там, где ценностная интен$
ция не отвечает такому требованию—необходимо не будет таким, каким он дол$
жен быть; то есть долженствование бытия будет актуальным. И это не противо$
речит вышеизложенному; «так должно быть» не значит, что нужно «стремиться»,
чтобы было «так».
Совершенно иначе обстоит с долженствованием действий, предъявляемым к
личности требованием, чтобы неисполненная ценность полагалась целью в са$
мом поступке, чтобы целью личности была ее реальность. Здесь этика долженст$
вования впервые подходит к своим границам, ибо тогда обнаруживается очевид$
ное противоречие сущностному закону, по которому нравственная ценность по$
ступка не может быть его целью. Долженствование действий, стало быть, не мо$
жет быть направлено на нравственные ценности. По крайней мере так дело вы$
глядит предварительно. И этот тезис должен быть ограничен еще.
Во всяком случае, имеет силу следующее: этика долженствования,— а под ней
в первую очередь мыслится долженствование действий,— связана не с мораль$
ными ценностями личности, но с низшими ценностными слоями, с ценностями
этической действительности, с ценностями ситуации, и поскольку те уже взаи$
мосвязаны с ценностями благ — с этими последними.
Но насколько можно понять, границы установления долженствования дейст$
вий в царстве ценностей не являются границами долженствования вообще. Им$
перативный характер нравственных заповедей, касающихся поведения как тако$
вого, этими границами вовсе не затронут; и в еще меньшей степени это относит$
ся к нравственным запретам (например, к десяти заповедям), позитивно$селек$
тивный смысл которых проявлен в их внешне негативной форме.
c) Границы возможности стремления к нравственным ценностям
Но так как долженствование действий осмысленно только там, где в лично$
сти, к которой оно обращено, ему соответствует по меньшей мере возможность
стремления, то границы долженствования действий оказываются одновременно
границами возможности стремления.Ито, что справедливо в отношении стрем$
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 283
ления, должно быть точно так же справедливо и в отношении воли, решения, на$
мерения, целеполагания, и даже объективно$интенционального содержани
умонастроения. Это, конечно, не может означать, будто всякое воле$
ние$быть$нравственно$благим является бессмысленным или даже невозмож$
ным. Это означает только, что это воление в нравственно благом поступке не
есть воление$быть$нравственно$добрым этого поступка, но воление некоего
иного блага — блага в ином смысле: в себе благой ситуации.
Тогда встает вопрос: означает ли это отношение ограничения действительно
то, что из этого выводится в этике Шелера1, будто всякая направленность по$
ступка или воли на нравственную ценность поведения противоречит нравствен$
ному характеру такого воления?
Если отвечать на этот вопрос утвердительно, то открывается следующая пер$
спектива: в царстве ценностей возможность стремления идет на убыль вместе с
ценностной высотой, а ценности личности как высшие (собственно нравствен$
ные) ценности вообще не могут быть предметом стремления. Возможность
стремления будет здесь равно нулю, оно находит свою абсолютную границу по
эту сторону нравственных ценностей.
В персонализме в поддержку этого положения выдвигается тезис, заключа$
ющийся в том, что личность как таковая со всем, что ей принадлежит (актами и
их ценностными качествами), по своей сущности никогда не может стать пред$
метом — тезис, который (как было показано выше в критике персонализма) уже
основывается на непонимании категориального отношения субъекта и лично$
сти. Такого рода обоснование, стало быть, мы можем здесь отклонить как окон$
чательно исчерпанное. Метафизически в сущности личности нет совершенно
никаких указаний на то, почему она сама или ее акты не могут быть предметом,
будь эта интенция бытийно$схватывающей («познающей» в широком смысле)
или стремящейся.
Поэтому верным остается все$таки другой тезис, что в стремлении обыкно$
венно имеют целью не ценности личности, но ценности ситуации, и что возмож$
ность постановки в качестве цели в стремлении вообще убывает по мере высоты
ценностей, достигая в ценностях личности как наиболее высоких своего естест$
венного минимума. Но из этого не следует, что этот минимум равен нулю, или
что ценности личности вообще практически не могут быть целью.
Ибо основание подобного уменьшения возможности постановки в качестве
цели заключено не в сущности личности и ее актов, но исключительно в сущности
нравственных ценностей, в том, что они как раз$таки являются не ценностями со$
держания, к которому стремятся, но качественными ценностями самого стремле$
ния. Таким образом, действительные границы возможности стремления здесь об$
разует совершенно иное сущностное отношение: необходимая нетождествен$
ность между ценностью и ценностью,— а именно, ценностью акта и ценностью
содержания, к которому стремятся в акте. То, что, предмет акта сам в свою очередь
не может быть образованием того же самого порядка, то есть актом, поведением,
постановкой цели стремления—той же самой или чужой личности,—это никоим
образом не заключено в этом сущностном отношении. Следовательно, в нем не
заключено и то, чтобы ценностные качества актов того же самого порядка не мог$
284 Часть 2. Раздел I
1 Scheler. a.a.O. S. 527 f.
ли ставиться в качестве цели. Ибо здесь отнюдь не содержится, чтобы с необходи$
мостью было одним и тем же ценностным качеством то, что в одном и том же акте
одновременно должно быть поставленным в качестве цели предметом и реализо$
ванной в этом акте как носителе моральной ценностью—и лишь это одно исклю$
чено в соответствии с вышеупомянутым сущностным законом.
В самом деле, как бы могло существовать нечто наподобие нравственного вос$
питания,— будь то самовоспитание или воспитание чужой личности,— если бы
совсем не было стремящейся интенции быть нравственно «хорошим»! При этом
не нужно думать о таких педагогически сомнительных средствах как увещева$
ние, нравоучение или собственные сознательные примеры. Средств и путей
очень много, и даже если все они вместе будут ненадежными, то все же смысл
интенции нравственного блага остается, несмотря ни на что.
Многообразие средств в этом отношении есть лишь вопрос успеха; стремя$
щаяся же интенция от успеха совершенно не зависит. Возможность стремлени
как таковая сохраняется, она есть факт, выявляемый феномен моральной жизни.
Правда, она есть лишь пограничный феномен и в самом этом имеет свою гра$
ницу; т. е. ее еще нельзя обобщать до возможности стремления к нравственным
ценностям, нельзя делать вывод, что во всяком нравственном стремлении пред$
метом стремления является нравственная ценность. Ничего подобного из этого
феномена не следует.Но воспитателю, отцу или кому$то, чувствующему ответст$
венность за другого человека невозможно вообще отказать в интенции нравст$
венных ценностей; подобно тому как нельзя в этом отказать морально зрелому
вообще в отношении самого себя и других. Напротив, очевидно, что вопреки
всей опасности самолюбования, именно в таком стремлении следует видеть выс$
шее проявление нравственного поведения. Оборотная сторона этого феномена
есть помещенная Шелером в центр этики, но именно у него повисшая в воздухе
всеобщая «причастность к ответственности» отдельного человека как за отдель$
ного человека, так и за всех, то есть именно за их нравственное бытие как тако$
вое. Сюда относится, например, и сознание собственного нравственного приме$
ра, который каждый неизбежно подает всяким своим поведением, как хорошим
так и плохим. Из той же моральной тенденции берет начало как страх подать
плохой пример, так и обоснованная при всей ее незначительности тенденци
подать хороший пример.
Только тот, кто с предвзятой метафизической точки зрения подвергает нрав$
ственные феномены отбору, может отрицать эти феномены. Как их отрицание,
так и обобщение есть искажение фактов.
Эти феномены противоречат метафизическому персонализму — или, точнее,
он противоречит им и за счет этого упраздняет самого себя,— но они вполне со$
гласуются с законом нетождественности ценности, к которой стремятся, и цен$
ности стремления. Нетождественность их, скорее, абсолютно оправдана. И где
целью стремления действительно является нравственная ценность личности
(собственной или чужой), там она все же никогда не оказывается той же самой,
что нравственная ценность этого стремления. Если тенденция наставника на$
правлена, например, на воспитание благородства и жертвенности своего питом$
ца, то саму его тенденцию все же нельзя поэтому назвать благородной или жерт$
венной; столь же мало она будет честной или правдивой, когда целью в ней по$
ставлено воспитание честности или правдивости. Скорее, ей присуща другая мо$
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 285
ральная ценность, которую хотя и довольно трудно однозначно поименовать, но
которая все$таки, даже не будучи названной, очевидно является нравственной
ценностью. Быть может, это особенная, не сводимая ни к чему далее ценность
сознательной ответственности за моральное бытие чужой личности; быть может,
ее можно даже подвести под ценность «мудрости» (например, в смысле антич$
ной упцЯб) или ценность любви,— будь то любовь к личности или всеобщая лю$
бовь ко всему человечеству. Нравственная ценность моральной обеспокоенно$
сти о личности во всяком случае неоспорима. Но совершенно понятно, что она
иная, нежели та, что ставится целью в этой обеспокоенности.
Есть и другие подтверждения такого положения дел. Одно из самых ярких —
отношение образца и следования ему. Следовать в этом смысле означает как раз
подражать некоему выраженному типу морального бытия, т. е. стремиться быть
таким как образец.Итак как для этого совершенно безразлично, является ли об$
разец реальной личностью или неким идеалом, то сюда присоединяется длинна
цепь дальнейших феноменов, которые все обнаруживают один и тот же тип на$
правленного на нравственные ценности как таковые стремления. Сюда относят$
ся все ступени формирования этического идеала, по крайней мере пока идеалы
остаются не праздной мечтой, но влияют определяющим образом на собствен$
ное (или чужое) поведение. Но и здесь везде очевидно, что нравственная цен$
ность подражанию образцу отличается от нравственной ценности идеала, к ко$
торому стремятся.
Во всяком случае закону нетождественности моральной ценности и ценно$
сти, которая ставится целью в волении, стремлении или поступке этот комплекс
фактов не противоречит. Наоборот, из него можно извлечь урок, что не совсем
точно обозначать ценность, которая ставится целью как ценность ситуации. На$
против, она может являться—как бы в пограничном случае—и ценностью лич$
ности. Если уж предметом стремления здесь выступает поведение, а именно
нравственное поведение личности. Правда, и это никоим образом нельзя обоб$
щать. Такая ситуация является, скорее, исключением, обычно же ценность, ко$
торая ставится целью, есть ценность ситуации. Тем не менее сущностное опреде$
ление стремления, воления и поступка, которое как предмет интенции преду$
сматривало бы только реализацию ценностей ситуации, оказалось бы слишком
узким. Нужно по крайней мере принципиально добавить и ценности лично$
сти — ясное доказательство того, что личностное бытие и ценность личности не
менее предметны, чем бытие и ценность вещи.
Таким образом, тезис о невозможности стремления к нравственным ценно$
стям, вообще говоря, ложен. От нее не остается ничего кроме отличия ценности,
полагаемой целью, и ценности интенции. Из этого следует: граница возможно$
сти стремления лежит не на рубеже между ценностью ситуации и нравственной
ценностью, но в значительной части явно поверх них. Включаются ли в сферу
возможности стремления все моральные ценности, на основании общих рассуж$
дений решить нельзя. Действительно невозможным стремление оказалось бы
лишь там, где ценность предмета стремления совпала бы с ценностью самого
стремления. Становится ли подобный случай где$либо актуальным, заранее, до
анализа самих ценностей, узнать нельзя.
Кроме того, однако, вполне возможно, что есть и такие нравственные ценно$
сти, которые вообще, сообразно сути своей материи, не могут полагаться целью,
286 Часть 2. Раздел I
и тем более реализовываться, которыми можно только обладать или не обладать.
При этом на ум с самого начала приходит обширная группа индивидуальных
личностных ценностей. Но почему им свойственно исключительное отношение
к стремлению, почему возможность стремления в них находит свою абсолютную
границу, это надлежит обсуждать в связи с другим комплексом вопросов.
d) Отношение возможности стремления и его реализуемости
Опять$таки иначе дело обстоит с реализацией нравственных ценностей. На
первый взгляд, можно предположить, будто она еще более затруднена, нежели
целеполагание: ведь можно стремиться ко многому, что недостижимо; достижи$
мое же всегда может выступать как цель. В таком случае, стало быть, границы
реализуемости в ценностном царстве очерчивают еще меньший фрагмент, неже$
ли границы возможности стремления.Иможно было бы предположить, что они,
например, соответствуют рубежу между нравственными ценностями и ценно$
стями ситуации. Реализуемы тогда были бы только последние, в то время как
предметом стремления вообще могли бы быть и первые.
При этом имеет место неявная предпосылка, будто достижение предмета
стремления и реализация—одно и то же, будто, таким образом, реализация обу$
словлена стремлением, а стремление реализуемостью не обусловлено. Это оче$
видно ложное допущение. Ценности могут стать реальными безо всякой направ$
ленной на них интенции. Для осуществления нет никакой надобности, чтобы
его хотели, замышляли, целенаправленно продвигали. Блага и ценностные си$
туации возникают и без чьего$либо намеренного участия, происходит ли это «ес$
тественно» или вследствие человеческих действий, но не будучи поставлено це$
лью этих действий. И злая воля может породить некое благо, против своего на$
мерения. Становящееся реальным, относится к результату; результат же не имеет
определенной зависимости от намерения.
Из этого для начала следует совершенно общий вывод, что посредством по$
ступка может быть реализовано многое, что не являлось предметом его стремле$
ния. Реализация ценности, стало быть, не обусловлена тем, что ценность являет$
ся предметом стремления1. Сфера реализуемого сферой возможности стремле$
ния не ограничена. И граница возможности стремления совершенно не есть од$
новременно граница реализуемости.
Если перенести это на нравственные ценности, то обнаруживается, что и их
реализация у человека не обусловлена тем, что они являются предметом стрем$
ления. И в них реализуемость поставлена в более благоприятные условия, неже$
ли возможность стремления. И здесь это отношение теперь оказывается в выс$
шей степени знаменательным для нравственного бытия личности. Ибо предме$
том стремления нравственные ценности, как обнаружилось, могут быть лишь в
малой мере, как бы в пограничном случае. Если бы они и реализуемы были в
столь же ничтожной мере, то человек был бы все равно что отрезан почти от всей
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 287
1 С другой стороны, и возможность стремления не необходимо обусловлена реализуемостью.
Иначе не было бы тщетных стремлений. Реализуемость и возможность стремления вообще не имеют
жесткого отношения. Но в силу этого они не оказываются индифферентны друг к другу. Стремление,
по сути, направлено на реализацию. Но предвидение стремящегося ограничено. Его знание о реали$
зуемости не совпадает с действительными возможностями реализации.
нравственной ценностности. Другими словами, если бы личностное существо не
могло в своем собственном бытии реализовать ценности иначе, чем через стрем$
ление к ним, то оно, скорее, почти совсем не смогло бы их реализовать.
Но это явно противоречит фактам нравственной жизни. Во всяком честном
поступке, всяком любовном поведении, всяком благорасположении человек
реализует истинные нравственные ценности в своем собственном бытии. Но его
интенции при этом обычно никоим образом не направлены на эти ценности, да
и не на его собственное нравственное бытие, но вовне, на бытие других лично$
стей, точнее, на ситуации, которые их касаются. Сущность же реализации нрав$
ственных ценностей заключается именно в том, что человек в этой своей «суще$
ственной для всякой этически позитивной позиции направленности$вне$себя»
и в этой «не$интенции» на свою собственно ценность тем не менее как раз и реа$
лизует собственно нравственную ценность своей личности1. И в целом даже мог
бы иметь силу тезис: чем более вовне направлена ценностная интенция актов,
тем обильнее в интимнейшей сущности личности реализация нравственных
ценностей.
Парадокс, который в этом заключается, имеет свое основание в сущности са$
мих ценностей, а именно, в частности, в отношении фундирования между нрав$
ственными ценностями и ценностями благ. Так как нравственная ценность есть
ценность самого акта, т. е. не может иметь место в направлении акта на цель, но
может существовать только в нем самом как его ценностное качество, то ее реа$
лизация необходимо заключается не в направлении актов на нее, но именно в их
направлении на ценности ситуации. Но так как, далее, всякое стремящаяся ин$
тенция настаивает на реализации своего предмета, то во всяком стремлении, во$
лении и поступке, даже во всяком практическом поведении вообще имеет место
отношение наслоения двух реализаций. Одна реализация ставится в качестве
цели (предмета стремления); другая—не ставится в качестве цели, но осуществ$
ляется, причем осуществляется независимо от того, происходит ли (т. е. достига$
ет ли реальности намеченной ситуации) поставленная в качестве цели реализа$
ция вообще или нет. Ибо нравственная ценность акта зависит не от результата,
но от самого направления интенции. Реализация нравственных ценностей, не
ставящаяся в качестве цели, происходит впервые не с намеченной реализацией
ценности ситуации, но уже с одной лишь интенцией, с самим стремлением. Та$
ким образом, вполне можно сказать, что личность реализует свою собственную
нравственную ценность «в» своем стремлении, и даже «через» свое стремление.
Но совершенно понятно, что она реализует ее все же и не через реализацию
предмета стремления, и не через стремление к себе самое как к нравственной
ценности, но единственно и исключительно через стремление к другим ценно$
стям (вообще говоря не нравственным), которыми нравственные материально
фундированы.
И это фундаментальное отношение присуще не одному только собственно
стремлению, волению и поступку, но mutatis mutandis вообще практически всем
актам, в которых полагаются целью ценности, всякому умонастроению, всяко$
му «поведению» личности, даже такому, что на вид не содержит актов. Ибо, ис$
ходя из данной ситуации, прямо или не прямо интенционально направленным
288 Часть 2. Раздел I
1 Scheler. a.a.O. S. 528.
на ценности ситуации представляется всякое практическое поведение лично$
сти, без различия форм проявления. Достижение зримых результатов связано с
реализацией того, что намечено как цель, но не с интенцией как таковой. Реа$
лизация же не намечавшегося в качестве цели (нравственной ценности) связа$
на не с реализацией того, что поставлено в качестве цели, но с интенцией как
таковой. Именно за счет одной лишь интенции реализуется не то, что реализу$
ется как намеченная цель.
e) Границы реализуемости нравственных ценностей
После этого может показаться, что у не поставленной в качестве цели реализа$
ции и вовсе нет границ, а если и есть, то не принципиальные, не заключающиес
в ее сущностном отношении к ценностям. От разнообразной эмпирической
(внешней) ограниченности реализации в индивидуальном случае здесь, естест$
венно, нужно отвлечься.
Но в действительности дело обстоит не так. На пути реализации могут стоять
и другие препятствия, нежели интенция.
Так, в сущности некоторых ценностей благ заключена невозможность ко$
гда$либо стать реальными, потому что реализация,— причем даже и не намечае$
мая как цель—не может быть направлена на них, или потому что в сущности ре$
альных процессов вообще заложено движение только от них, но не к ним. Есть
блага, которые вполне можно потерять, если их имеешь, но нельзя достичь, если
их не имеешь или потерял. Это—юность, непосредственность, бесхитростность;
к ним близки некоторые формы счастья, такие как веселый характер, здорова
беззаботность, в известных рамках и красота, изящество, естественная грация и
тому подобное. То, что ощущение счастья в некотором роде можно пестовать и
развивать, играет в сравнении с такими благами—по меньшей мере в рамках от$
дельной человеческой жизни — подчиненную роль. А для названных примеров
такой возможности, пожалуй, вообще нет.
Подобные материи ценностей, своеобразие которых в том, что на них не мо$
жет быть направлена реализация, в царстве нравственных ценностей тоже
вполне могут существовать. Прежде всего и здесь на ум приходят те индивиду$
альные личностные ценности, о которых было сказано, что они не могут быть
предметом стремления. Но границы возможности стремления — это ведь вовсе
не границы реализуемости. И фактически они и не совпадают. Личностные
ценности не могут быть предметом стремления в числе прочего потому, что их,
пожалуй, можно чувствовать, но едва ли можно структурно постигать и стрем$
ление вовсе не может быть направлено на них однозначно. Но для реализации
этого и не требуется, так как не требуется и стремления. Человек, чья индиви$
дуальная моральная идея в нем составляет некую силу, и без того реализует эту
идею во всем его поведении, что бы он при этом не ставил в качестве цели сво$
их стремлений. Он как бы постоянно «строит» в себе свое собственное мораль$
ное бытие, поскольку во всем его стремлении и поведении полагаемые целью
ценности ситуации отбираются под влиянием не только общих нравственных
ценностей, но и ценностей его личного этоса. Но для процесса такого строи$
тельства ему вовсе не обязательно иметь ценностное сознание и даже сознание
вообще. Короче, личностные ценности реализуются точно так же, как и все
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 289
другие ценности личности: в стремлении к другим, внешним ценностям и без
направленной на них интенции.
Таким образом, в материи личностных ценностей реализация не ограничена.
Но есть еще совершенно другая группа нравственных ценностей, которая не
меньше, чем группа индивидуальных, материя которых, тем не менее, реализо$
вана быть не может — причем, не из$за аксиологической «высоты» (в иерархии
ценностей), но исключительно потому, что структура из материи противитс
реализации. Показательные примеры таких ценностей — невинность и чистота.
С этими ценностями дело фактически обстоит точно так же, как и с некоторыми
ценностями блага — с юностью, непосредственностью и бесхитростностью; две
последние и так уже стоят на границе между нравственными ценностями и цен$
ностями благ. Невинность и чистоту можно потерять, но нельзя обрести вновь,
если они однажды потеряны. Назад к ним, конечно, стремиться можно, но нет
такого поведения человека, ни желанного, ни невольного, в котором они могли
бы быть вновь обретены. Они выпадают человеку как подарок неба,— от приро$
ды ли с первыми шагами в человеческой жизни, где ребенок стоит еще по эту
сторону всяких моральных конфликтов, или как действительно божественный
дар через акт искупления, как верят во все времена благочестивые люди. Но ни в
том ни в другом случае нет реализации в поведении человека, в том числе и реа$
лизации, не предполагающей постановки цели.
Граница таких ограниченных в реализуемости ценностей увеличивается еще
на значительное число, если рассматривать не реализуемость вообще, но реали$
зуемость для отдельного человека. Так, для изначально трусливого совершенно
нереализуема храбрость; ее в лучшем случае может заменить лишь некий сурро$
гат, составленный из рассудительности, самообладания и привычки, то есть не$
кая внутренняя дисциплина. Точно так же черствый и равнодушный человек ни$
коим образом не может стать участливым и отзывчивым, пассивный — энергич$
ным, тиран—справедливым, лишенный достоинства холоп—благородным ры$
царем. В таких случаях реализуемость везде имеет свою границу независимо от
возможности стремления. Каждый может реализовать для себя только то, что
уже заложено в природе его индивидуального этоса как возможность. Не любое
нравственное требование, сколь бы общепринятым оно, даже чисто как таковое,
ни было, может быть предъявлено к каждому человеку.
Итак, границы реализуемости существуют точно так же, как и границы воз$
можности стремления и границы долженствования действий. Но они иные и
иначе обусловлены. Границы реализуемости заключены в сущности определен$
ных ценностных материй,— будь та абсолютна или соотнесена с определенным
человеческим этосом,— в то время как границы возможности стремления за$
ключены в сущности стремления, которое, будучи направлено на нравственные
ценности, отправляет в путь само себя.
290 Часть 2. Раздел I
a) Искажение смысла этических ценностей в этике целей
Наряду со всеми методологическими выводами из описанного отношени
фундирования вытекает еще одно гораздо более важное усмотрение, решающее
для понимания нравственных актов.
В этике Канта смысл нравственных принципов усматривался в их долженст$
вующем характере. Заповедь, императив, требование к человеку есть нравст$
венный закон. Если перенести это на ценности, то смысл нравственных ценно$
стей для человека должен состоять в том, что его воля должна ориентироватьс
на них как на высшие цели. Нравственно благим, согласно этому, был бы тот,
кто, поступая определенным образом, преследовал бы цель быть нравственно
благим, то есть, например, говорил бы правду, чтобы быть правдивым, любил,
чтобы нести в себе любовь, проявлял бы великодушие, чтобы быть великодуш$
ным. Кантовский ригоризм выражает это прямо$таки во всеобщей форме:
нравственную ценность имеет лишь тот поступок, который происходит «ради
закона»; недостаточно, чтобы он соответствовал закону, закон должен быть так$
же единственным основанием его определения, конечной целью должно быть
его исполнение.
Ясно, что такой ригоризм ведет к самым нелепым выводам, в силу чего он час$
то вызывал критику. Не о нем идет дело, он—лишь уродливое проявление этики
целей. Как же обстоит дело с самой такой этикой? Правда ли, что моральные
ценности составляют высшие цели нравственного поступка, то есть цели имен$
но того поступка, ценностное качество которого они образуют? Правда ли, что
нравственно благой в цели своего поступка, в конечном счете, видит себя само$
го, отмеченного ценностным предикатом этого поступка, приобретшего некое
новое ценностное качество, что он, таким образом, в своем действии anticipando1
видит свое собственное зеркальное отражение,— то есть образ себя самого, ка$
ким он «должен быть»? Является ли рассматривание самого себя смыслом блага,
любви, великодушия, правдивости?
Ответить на этот вопрос положительно значило бы исказить данную в поступ$
ке ситуацию. Цель того, кто говорит правду, заключается вовсе не в том, чтобы
быть правдивым самому, но в том, чтобы тот, кому говорят, познал истину; точно
так же, как цель щедрого или любящего заключается не в том, чтобы быть щед$
рым или любящим, но в том, чтобы другой, кого таким образом одаривают или
радуют, получил подарок или радость. Тот, кто дарит, делает это, надо полагать,
из чувства любви, а не ради этого чувства. Ему важна вовсе не собственная нрав$
ственность, важность представляет бытие другого, причем обычно отнюдь не его
нравственное бытие, но человеческое бытие в целом, как телесное, так и духов$
ное, т. е. важны ситуации, так или иначе для него ценные. Ценностью же дл
другого эти ситуации обладают постольку, поскольку в них включены ценности
благ. Знание истины — точно такое же благо, или по крайней мере с уверенно$
стью подразумевается в качестве такового, что и преподнесенный дар или до$
ставленная радость.
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 281
1 Заранее, предвосхищая (лат.). (Прим. ред.)
Здесь в смысле нравственного поступка открывается значение фундирован$
ности ценностей нравственных актов ценностями благ. Конечно, нравственно
ценным поступок является и непосредственно благодаря своей цели, но не пото$
му, что содержание цели составляет нравственная ценность поступка; правда, и
не просто потому, что ее содержание составляют какие$либо блага, но, пожалуй,
потому, что цель имеет своим содержанием определенную соотнесенность благ и
личностей.
Целью поступка является ценность определенного положения вещей, возвы$
шающаяся же над нею нравственная ценность поступка, напротив, есть цен$
ность акта, и как раз через посредство этого — ценность личности. Нравствен$
ные ценностные качества характеризуют род поведения некоей личности, но не
предмет интенции, в которой это поведение существует. Они проявляются, по
словам Шелера, как бы «вслед за поступком», а не в его целевой направленности.
В этике целей имеет место принципиальное искажение смысла нравственных
ценностей, заключающееся в ошибочном отождествлении последних с ценно$
стью преследуемого положения дел.
b) Границы долженствования действий в царстве ценностей
На первый взгляд кажется, что из этого следует, будто нравственные ценности
для нравственного поведения личности, для стремления, воли, намерения, по$
ступка вообще не являются определяющими.
На самом деле это далеко не так. То, что мы называем «совестью», более или
менее осознанное внутреннее совместное знание (conscientia) о ценности или
не$ценности собственного поведения, никоим образом не есть инстанция, де$
лающая выводы только задним числом, как это обычно понимают, но инстанци
равным образом и запрещающая, предвосхищающая поступок и, по меньшей
мере, негативно, через исключение нравственно контрценного, определяюща
его. Нравственное ценностное чувство, таким образом, участвует в отборе целей.
И так как при наличии полярной противоположности ценности и неценности
речь с необходимостью идет о выборе «или — или», то это негативное по форме
вмешательство в действительность исключительно позитивно.
Цели достижения некоей ситуации, о реализации которых только и может
идти дело в стремлении, волении и внешнем поведении, под влиянием нравст$
венного чувства — причем в соответствии с его объемом и силой — всегда уже
подлежит некоему выбору. И этот способ нравственных ценностей быть опреде$
ляющими несет позитивный характер даже там, где они не приводят ни к чему,
кроме недеяния. И недеяние тоже есть поступок в нравственном смысле. Ситуа$
ции, исходя из которых личность поступает так или иначе, всегда имеют харак$
тер поставленности перед выбором. Один только страх совершить греховный по$
ступок — это все еще позитивный выбор в данном конкретном случае.
В связи с вышесказанным во всей своей тяжести встает другой вопрос. Если
моральная ценность поступка никогда не совпадает с ценностным содержанием
его цели, не должно ли тогда как следствие иметь место то, что моральные цен$
ности как таковые вообще не могут быть реализованы? Могут ли тогда вообще
какое$либо стремление, какая$либо воля быть направлены на них? И, наконец,
если придется дать на это отрицательный ответ, имеет ли тогда вообще какой$ли$
282 Часть 2. Раздел I
бо смысл говорить о долженствующем характере этих ценностей? Не ограничено
ли тогда все собственно долженствование ценностями ситуации, т. е. распоряже$
нием благами в отношении тех или иных личностей? Одним словом, не обречен
ли человек всерьез на то, чтобы направлять свое стремление исключительно на
низшие ценностные слои, реализовывать только низшие ценности, в то врем
как к высшим ценностям, ценностям личности и акта, то есть собственно нрав$
ственных ценностям, он даже стремиться не в состоянии?
Ответ на этот вопрос не однозначен. Трактуя его в аспекте реализации, стрем$
ления или долженствования, можно отвечать по$разному.
Что касается долженствования, то чистое долженствование бытия ценностей
в этом вопросе даже не затронуто—как идеальное, так и актуальное. Нравствен$
ное благо «должно быть» и в той мере, в какой оно может быть только ценност$
ным качеством нравственных актов, в которых полагается целью реальность
других ценностей, тогда это как раз значит, что эта ценностная интенция актов
должна иметь такие качества (например, должна быть так отобрана по содержа$
нию), чтобы актам были свойственны эти моральные ценностные качества.
В этом нет ничего абсурдного. Равным образом акт—там, где ценностная интен$
ция не отвечает такому требованию—необходимо не будет таким, каким он дол$
жен быть; то есть долженствование бытия будет актуальным. И это не противо$
речит вышеизложенному; «так должно быть» не значит, что нужно «стремиться»,
чтобы было «так».
Совершенно иначе обстоит с долженствованием действий, предъявляемым к
личности требованием, чтобы неисполненная ценность полагалась целью в са$
мом поступке, чтобы целью личности была ее реальность. Здесь этика долженст$
вования впервые подходит к своим границам, ибо тогда обнаруживается очевид$
ное противоречие сущностному закону, по которому нравственная ценность по$
ступка не может быть его целью. Долженствование действий, стало быть, не мо$
жет быть направлено на нравственные ценности. По крайней мере так дело вы$
глядит предварительно. И этот тезис должен быть ограничен еще.
Во всяком случае, имеет силу следующее: этика долженствования,— а под ней
в первую очередь мыслится долженствование действий,— связана не с мораль$
ными ценностями личности, но с низшими ценностными слоями, с ценностями
этической действительности, с ценностями ситуации, и поскольку те уже взаи$
мосвязаны с ценностями благ — с этими последними.
Но насколько можно понять, границы установления долженствования дейст$
вий в царстве ценностей не являются границами долженствования вообще. Им$
перативный характер нравственных заповедей, касающихся поведения как тако$
вого, этими границами вовсе не затронут; и в еще меньшей степени это относит$
ся к нравственным запретам (например, к десяти заповедям), позитивно$селек$
тивный смысл которых проявлен в их внешне негативной форме.
c) Границы возможности стремления к нравственным ценностям
Но так как долженствование действий осмысленно только там, где в лично$
сти, к которой оно обращено, ему соответствует по меньшей мере возможность
стремления, то границы долженствования действий оказываются одновременно
границами возможности стремления.Ито, что справедливо в отношении стрем$
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 283
ления, должно быть точно так же справедливо и в отношении воли, решения, на$
мерения, целеполагания, и даже объективно$интенционального содержани
умонастроения. Это, конечно, не может означать, будто всякое воле$
ние$быть$нравственно$благим является бессмысленным или даже невозмож$
ным. Это означает только, что это воление в нравственно благом поступке не
есть воление$быть$нравственно$добрым этого поступка, но воление некоего
иного блага — блага в ином смысле: в себе благой ситуации.
Тогда встает вопрос: означает ли это отношение ограничения действительно
то, что из этого выводится в этике Шелера1, будто всякая направленность по$
ступка или воли на нравственную ценность поведения противоречит нравствен$
ному характеру такого воления?
Если отвечать на этот вопрос утвердительно, то открывается следующая пер$
спектива: в царстве ценностей возможность стремления идет на убыль вместе с
ценностной высотой, а ценности личности как высшие (собственно нравствен$
ные) ценности вообще не могут быть предметом стремления. Возможность
стремления будет здесь равно нулю, оно находит свою абсолютную границу по
эту сторону нравственных ценностей.
В персонализме в поддержку этого положения выдвигается тезис, заключа$
ющийся в том, что личность как таковая со всем, что ей принадлежит (актами и
их ценностными качествами), по своей сущности никогда не может стать пред$
метом — тезис, который (как было показано выше в критике персонализма) уже
основывается на непонимании категориального отношения субъекта и лично$
сти. Такого рода обоснование, стало быть, мы можем здесь отклонить как окон$
чательно исчерпанное. Метафизически в сущности личности нет совершенно
никаких указаний на то, почему она сама или ее акты не могут быть предметом,
будь эта интенция бытийно$схватывающей («познающей» в широком смысле)
или стремящейся.
Поэтому верным остается все$таки другой тезис, что в стремлении обыкно$
венно имеют целью не ценности личности, но ценности ситуации, и что возмож$
ность постановки в качестве цели в стремлении вообще убывает по мере высоты
ценностей, достигая в ценностях личности как наиболее высоких своего естест$
венного минимума. Но из этого не следует, что этот минимум равен нулю, или
что ценности личности вообще практически не могут быть целью.
Ибо основание подобного уменьшения возможности постановки в качестве
цели заключено не в сущности личности и ее актов, но исключительно в сущности
нравственных ценностей, в том, что они как раз$таки являются не ценностями со$
держания, к которому стремятся, но качественными ценностями самого стремле$
ния. Таким образом, действительные границы возможности стремления здесь об$
разует совершенно иное сущностное отношение: необходимая нетождествен$
ность между ценностью и ценностью,— а именно, ценностью акта и ценностью
содержания, к которому стремятся в акте. То, что, предмет акта сам в свою очередь
не может быть образованием того же самого порядка, то есть актом, поведением,
постановкой цели стремления—той же самой или чужой личности,—это никоим
образом не заключено в этом сущностном отношении. Следовательно, в нем не
заключено и то, чтобы ценностные качества актов того же самого порядка не мог$
284 Часть 2. Раздел I
1 Scheler. a.a.O. S. 527 f.
ли ставиться в качестве цели. Ибо здесь отнюдь не содержится, чтобы с необходи$
мостью было одним и тем же ценностным качеством то, что в одном и том же акте
одновременно должно быть поставленным в качестве цели предметом и реализо$
ванной в этом акте как носителе моральной ценностью—и лишь это одно исклю$
чено в соответствии с вышеупомянутым сущностным законом.
В самом деле, как бы могло существовать нечто наподобие нравственного вос$
питания,— будь то самовоспитание или воспитание чужой личности,— если бы
совсем не было стремящейся интенции быть нравственно «хорошим»! При этом
не нужно думать о таких педагогически сомнительных средствах как увещева$
ние, нравоучение или собственные сознательные примеры. Средств и путей
очень много, и даже если все они вместе будут ненадежными, то все же смысл
интенции нравственного блага остается, несмотря ни на что.
Многообразие средств в этом отношении есть лишь вопрос успеха; стремя$
щаяся же интенция от успеха совершенно не зависит. Возможность стремлени
как таковая сохраняется, она есть факт, выявляемый феномен моральной жизни.
Правда, она есть лишь пограничный феномен и в самом этом имеет свою гра$
ницу; т. е. ее еще нельзя обобщать до возможности стремления к нравственным
ценностям, нельзя делать вывод, что во всяком нравственном стремлении пред$
метом стремления является нравственная ценность. Ничего подобного из этого
феномена не следует.Но воспитателю, отцу или кому$то, чувствующему ответст$
венность за другого человека невозможно вообще отказать в интенции нравст$
венных ценностей; подобно тому как нельзя в этом отказать морально зрелому
вообще в отношении самого себя и других. Напротив, очевидно, что вопреки
всей опасности самолюбования, именно в таком стремлении следует видеть выс$
шее проявление нравственного поведения. Оборотная сторона этого феномена
есть помещенная Шелером в центр этики, но именно у него повисшая в воздухе
всеобщая «причастность к ответственности» отдельного человека как за отдель$
ного человека, так и за всех, то есть именно за их нравственное бытие как тако$
вое. Сюда относится, например, и сознание собственного нравственного приме$
ра, который каждый неизбежно подает всяким своим поведением, как хорошим
так и плохим. Из той же моральной тенденции берет начало как страх подать
плохой пример, так и обоснованная при всей ее незначительности тенденци
подать хороший пример.
Только тот, кто с предвзятой метафизической точки зрения подвергает нрав$
ственные феномены отбору, может отрицать эти феномены. Как их отрицание,
так и обобщение есть искажение фактов.
Эти феномены противоречат метафизическому персонализму — или, точнее,
он противоречит им и за счет этого упраздняет самого себя,— но они вполне со$
гласуются с законом нетождественности ценности, к которой стремятся, и цен$
ности стремления. Нетождественность их, скорее, абсолютно оправдана. И где
целью стремления действительно является нравственная ценность личности
(собственной или чужой), там она все же никогда не оказывается той же самой,
что нравственная ценность этого стремления. Если тенденция наставника на$
правлена, например, на воспитание благородства и жертвенности своего питом$
ца, то саму его тенденцию все же нельзя поэтому назвать благородной или жерт$
венной; столь же мало она будет честной или правдивой, когда целью в ней по$
ставлено воспитание честности или правдивости. Скорее, ей присуща другая мо$
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 285
ральная ценность, которую хотя и довольно трудно однозначно поименовать, но
которая все$таки, даже не будучи названной, очевидно является нравственной
ценностью. Быть может, это особенная, не сводимая ни к чему далее ценность
сознательной ответственности за моральное бытие чужой личности; быть может,
ее можно даже подвести под ценность «мудрости» (например, в смысле антич$
ной упцЯб) или ценность любви,— будь то любовь к личности или всеобщая лю$
бовь ко всему человечеству. Нравственная ценность моральной обеспокоенно$
сти о личности во всяком случае неоспорима. Но совершенно понятно, что она
иная, нежели та, что ставится целью в этой обеспокоенности.
Есть и другие подтверждения такого положения дел. Одно из самых ярких —
отношение образца и следования ему. Следовать в этом смысле означает как раз
подражать некоему выраженному типу морального бытия, т. е. стремиться быть
таким как образец.Итак как для этого совершенно безразлично, является ли об$
разец реальной личностью или неким идеалом, то сюда присоединяется длинна
цепь дальнейших феноменов, которые все обнаруживают один и тот же тип на$
правленного на нравственные ценности как таковые стремления. Сюда относят$
ся все ступени формирования этического идеала, по крайней мере пока идеалы
остаются не праздной мечтой, но влияют определяющим образом на собствен$
ное (или чужое) поведение. Но и здесь везде очевидно, что нравственная цен$
ность подражанию образцу отличается от нравственной ценности идеала, к ко$
торому стремятся.
Во всяком случае закону нетождественности моральной ценности и ценно$
сти, которая ставится целью в волении, стремлении или поступке этот комплекс
фактов не противоречит. Наоборот, из него можно извлечь урок, что не совсем
точно обозначать ценность, которая ставится целью как ценность ситуации. На$
против, она может являться—как бы в пограничном случае—и ценностью лич$
ности. Если уж предметом стремления здесь выступает поведение, а именно
нравственное поведение личности. Правда, и это никоим образом нельзя обоб$
щать. Такая ситуация является, скорее, исключением, обычно же ценность, ко$
торая ставится целью, есть ценность ситуации. Тем не менее сущностное опреде$
ление стремления, воления и поступка, которое как предмет интенции преду$
сматривало бы только реализацию ценностей ситуации, оказалось бы слишком
узким. Нужно по крайней мере принципиально добавить и ценности лично$
сти — ясное доказательство того, что личностное бытие и ценность личности не
менее предметны, чем бытие и ценность вещи.
Таким образом, тезис о невозможности стремления к нравственным ценно$
стям, вообще говоря, ложен. От нее не остается ничего кроме отличия ценности,
полагаемой целью, и ценности интенции. Из этого следует: граница возможно$
сти стремления лежит не на рубеже между ценностью ситуации и нравственной
ценностью, но в значительной части явно поверх них. Включаются ли в сферу
возможности стремления все моральные ценности, на основании общих рассуж$
дений решить нельзя. Действительно невозможным стремление оказалось бы
лишь там, где ценность предмета стремления совпала бы с ценностью самого
стремления. Становится ли подобный случай где$либо актуальным, заранее, до
анализа самих ценностей, узнать нельзя.
Кроме того, однако, вполне возможно, что есть и такие нравственные ценно$
сти, которые вообще, сообразно сути своей материи, не могут полагаться целью,
286 Часть 2. Раздел I
и тем более реализовываться, которыми можно только обладать или не обладать.
При этом на ум с самого начала приходит обширная группа индивидуальных
личностных ценностей. Но почему им свойственно исключительное отношение
к стремлению, почему возможность стремления в них находит свою абсолютную
границу, это надлежит обсуждать в связи с другим комплексом вопросов.
d) Отношение возможности стремления и его реализуемости
Опять$таки иначе дело обстоит с реализацией нравственных ценностей. На
первый взгляд, можно предположить, будто она еще более затруднена, нежели
целеполагание: ведь можно стремиться ко многому, что недостижимо; достижи$
мое же всегда может выступать как цель. В таком случае, стало быть, границы
реализуемости в ценностном царстве очерчивают еще меньший фрагмент, неже$
ли границы возможности стремления.Иможно было бы предположить, что они,
например, соответствуют рубежу между нравственными ценностями и ценно$
стями ситуации. Реализуемы тогда были бы только последние, в то время как
предметом стремления вообще могли бы быть и первые.
При этом имеет место неявная предпосылка, будто достижение предмета
стремления и реализация—одно и то же, будто, таким образом, реализация обу$
словлена стремлением, а стремление реализуемостью не обусловлено. Это оче$
видно ложное допущение. Ценности могут стать реальными безо всякой направ$
ленной на них интенции. Для осуществления нет никакой надобности, чтобы
его хотели, замышляли, целенаправленно продвигали. Блага и ценностные си$
туации возникают и без чьего$либо намеренного участия, происходит ли это «ес$
тественно» или вследствие человеческих действий, но не будучи поставлено це$
лью этих действий. И злая воля может породить некое благо, против своего на$
мерения. Становящееся реальным, относится к результату; результат же не имеет
определенной зависимости от намерения.
Из этого для начала следует совершенно общий вывод, что посредством по$
ступка может быть реализовано многое, что не являлось предметом его стремле$
ния. Реализация ценности, стало быть, не обусловлена тем, что ценность являет$
ся предметом стремления1. Сфера реализуемого сферой возможности стремле$
ния не ограничена. И граница возможности стремления совершенно не есть од$
новременно граница реализуемости.
Если перенести это на нравственные ценности, то обнаруживается, что и их
реализация у человека не обусловлена тем, что они являются предметом стрем$
ления. И в них реализуемость поставлена в более благоприятные условия, неже$
ли возможность стремления. И здесь это отношение теперь оказывается в выс$
шей степени знаменательным для нравственного бытия личности. Ибо предме$
том стремления нравственные ценности, как обнаружилось, могут быть лишь в
малой мере, как бы в пограничном случае. Если бы они и реализуемы были в
столь же ничтожной мере, то человек был бы все равно что отрезан почти от всей
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 287
1 С другой стороны, и возможность стремления не необходимо обусловлена реализуемостью.
Иначе не было бы тщетных стремлений. Реализуемость и возможность стремления вообще не имеют
жесткого отношения. Но в силу этого они не оказываются индифферентны друг к другу. Стремление,
по сути, направлено на реализацию. Но предвидение стремящегося ограничено. Его знание о реали$
зуемости не совпадает с действительными возможностями реализации.
нравственной ценностности. Другими словами, если бы личностное существо не
могло в своем собственном бытии реализовать ценности иначе, чем через стрем$
ление к ним, то оно, скорее, почти совсем не смогло бы их реализовать.
Но это явно противоречит фактам нравственной жизни. Во всяком честном
поступке, всяком любовном поведении, всяком благорасположении человек
реализует истинные нравственные ценности в своем собственном бытии. Но его
интенции при этом обычно никоим образом не направлены на эти ценности, да
и не на его собственное нравственное бытие, но вовне, на бытие других лично$
стей, точнее, на ситуации, которые их касаются. Сущность же реализации нрав$
ственных ценностей заключается именно в том, что человек в этой своей «суще$
ственной для всякой этически позитивной позиции направленности$вне$себя»
и в этой «не$интенции» на свою собственно ценность тем не менее как раз и реа$
лизует собственно нравственную ценность своей личности1. И в целом даже мог
бы иметь силу тезис: чем более вовне направлена ценностная интенция актов,
тем обильнее в интимнейшей сущности личности реализация нравственных
ценностей.
Парадокс, который в этом заключается, имеет свое основание в сущности са$
мих ценностей, а именно, в частности, в отношении фундирования между нрав$
ственными ценностями и ценностями благ. Так как нравственная ценность есть
ценность самого акта, т. е. не может иметь место в направлении акта на цель, но
может существовать только в нем самом как его ценностное качество, то ее реа$
лизация необходимо заключается не в направлении актов на нее, но именно в их
направлении на ценности ситуации. Но так как, далее, всякое стремящаяся ин$
тенция настаивает на реализации своего предмета, то во всяком стремлении, во$
лении и поступке, даже во всяком практическом поведении вообще имеет место
отношение наслоения двух реализаций. Одна реализация ставится в качестве
цели (предмета стремления); другая—не ставится в качестве цели, но осуществ$
ляется, причем осуществляется независимо от того, происходит ли (т. е. достига$
ет ли реальности намеченной ситуации) поставленная в качестве цели реализа$
ция вообще или нет. Ибо нравственная ценность акта зависит не от результата,
но от самого направления интенции. Реализация нравственных ценностей, не
ставящаяся в качестве цели, происходит впервые не с намеченной реализацией
ценности ситуации, но уже с одной лишь интенцией, с самим стремлением. Та$
ким образом, вполне можно сказать, что личность реализует свою собственную
нравственную ценность «в» своем стремлении, и даже «через» свое стремление.
Но совершенно понятно, что она реализует ее все же и не через реализацию
предмета стремления, и не через стремление к себе самое как к нравственной
ценности, но единственно и исключительно через стремление к другим ценно$
стям (вообще говоря не нравственным), которыми нравственные материально
фундированы.
И это фундаментальное отношение присуще не одному только собственно
стремлению, волению и поступку, но mutatis mutandis вообще практически всем
актам, в которых полагаются целью ценности, всякому умонастроению, всяко$
му «поведению» личности, даже такому, что на вид не содержит актов. Ибо, ис$
ходя из данной ситуации, прямо или не прямо интенционально направленным
288 Часть 2. Раздел I
1 Scheler. a.a.O. S. 528.
на ценности ситуации представляется всякое практическое поведение лично$
сти, без различия форм проявления. Достижение зримых результатов связано с
реализацией того, что намечено как цель, но не с интенцией как таковой. Реа$
лизация же не намечавшегося в качестве цели (нравственной ценности) связа$
на не с реализацией того, что поставлено в качестве цели, но с интенцией как
таковой. Именно за счет одной лишь интенции реализуется не то, что реализу$
ется как намеченная цель.
e) Границы реализуемости нравственных ценностей
После этого может показаться, что у не поставленной в качестве цели реализа$
ции и вовсе нет границ, а если и есть, то не принципиальные, не заключающиес
в ее сущностном отношении к ценностям. От разнообразной эмпирической
(внешней) ограниченности реализации в индивидуальном случае здесь, естест$
венно, нужно отвлечься.
Но в действительности дело обстоит не так. На пути реализации могут стоять
и другие препятствия, нежели интенция.
Так, в сущности некоторых ценностей благ заключена невозможность ко$
гда$либо стать реальными, потому что реализация,— причем даже и не намечае$
мая как цель—не может быть направлена на них, или потому что в сущности ре$
альных процессов вообще заложено движение только от них, но не к ним. Есть
блага, которые вполне можно потерять, если их имеешь, но нельзя достичь, если
их не имеешь или потерял. Это—юность, непосредственность, бесхитростность;
к ним близки некоторые формы счастья, такие как веселый характер, здорова
беззаботность, в известных рамках и красота, изящество, естественная грация и
тому подобное. То, что ощущение счастья в некотором роде можно пестовать и
развивать, играет в сравнении с такими благами—по меньшей мере в рамках от$
дельной человеческой жизни — подчиненную роль. А для названных примеров
такой возможности, пожалуй, вообще нет.
Подобные материи ценностей, своеобразие которых в том, что на них не мо$
жет быть направлена реализация, в царстве нравственных ценностей тоже
вполне могут существовать. Прежде всего и здесь на ум приходят те индивиду$
альные личностные ценности, о которых было сказано, что они не могут быть
предметом стремления. Но границы возможности стремления — это ведь вовсе
не границы реализуемости. И фактически они и не совпадают. Личностные
ценности не могут быть предметом стремления в числе прочего потому, что их,
пожалуй, можно чувствовать, но едва ли можно структурно постигать и стрем$
ление вовсе не может быть направлено на них однозначно. Но для реализации
этого и не требуется, так как не требуется и стремления. Человек, чья индиви$
дуальная моральная идея в нем составляет некую силу, и без того реализует эту
идею во всем его поведении, что бы он при этом не ставил в качестве цели сво$
их стремлений. Он как бы постоянно «строит» в себе свое собственное мораль$
ное бытие, поскольку во всем его стремлении и поведении полагаемые целью
ценности ситуации отбираются под влиянием не только общих нравственных
ценностей, но и ценностей его личного этоса. Но для процесса такого строи$
тельства ему вовсе не обязательно иметь ценностное сознание и даже сознание
вообще. Короче, личностные ценности реализуются точно так же, как и все
Глава 27. Цель поступка и моральная ценность 289
другие ценности личности: в стремлении к другим, внешним ценностям и без
направленной на них интенции.
Таким образом, в материи личностных ценностей реализация не ограничена.
Но есть еще совершенно другая группа нравственных ценностей, которая не
меньше, чем группа индивидуальных, материя которых, тем не менее, реализо$
вана быть не может — причем, не из$за аксиологической «высоты» (в иерархии
ценностей), но исключительно потому, что структура из материи противитс
реализации. Показательные примеры таких ценностей — невинность и чистота.
С этими ценностями дело фактически обстоит точно так же, как и с некоторыми
ценностями блага — с юностью, непосредственностью и бесхитростностью; две
последние и так уже стоят на границе между нравственными ценностями и цен$
ностями благ. Невинность и чистоту можно потерять, но нельзя обрести вновь,
если они однажды потеряны. Назад к ним, конечно, стремиться можно, но нет
такого поведения человека, ни желанного, ни невольного, в котором они могли
бы быть вновь обретены. Они выпадают человеку как подарок неба,— от приро$
ды ли с первыми шагами в человеческой жизни, где ребенок стоит еще по эту
сторону всяких моральных конфликтов, или как действительно божественный
дар через акт искупления, как верят во все времена благочестивые люди. Но ни в
том ни в другом случае нет реализации в поведении человека, в том числе и реа$
лизации, не предполагающей постановки цели.
Граница таких ограниченных в реализуемости ценностей увеличивается еще
на значительное число, если рассматривать не реализуемость вообще, но реали$
зуемость для отдельного человека. Так, для изначально трусливого совершенно
нереализуема храбрость; ее в лучшем случае может заменить лишь некий сурро$
гат, составленный из рассудительности, самообладания и привычки, то есть не$
кая внутренняя дисциплина. Точно так же черствый и равнодушный человек ни$
коим образом не может стать участливым и отзывчивым, пассивный — энергич$
ным, тиран—справедливым, лишенный достоинства холоп—благородным ры$
царем. В таких случаях реализуемость везде имеет свою границу независимо от
возможности стремления. Каждый может реализовать для себя только то, что
уже заложено в природе его индивидуального этоса как возможность. Не любое
нравственное требование, сколь бы общепринятым оно, даже чисто как таковое,
ни было, может быть предъявлено к каждому человеку.
Итак, границы реализуемости существуют точно так же, как и границы воз$
можности стремления и границы долженствования действий. Но они иные и
иначе обусловлены. Границы реализуемости заключены в сущности определен$
ных ценностных материй,— будь та абсолютна или соотнесена с определенным
человеческим этосом,— в то время как границы возможности стремления за$
ключены в сущности стремления, которое, будучи направлено на нравственные
ценности, отправляет в путь само себя.
290 Часть 2. Раздел I