Глава 3. Оправданный смысл нормативного

a) Опосредованно нормативное

Этическое познание — это познание норм, заповедей, ценностей. Всякое по$

знание норм необходимо априорно. Философия Платона есть историческое рас$

крытие априорного элемента в человеческом познании вообще. Таким образом,

она является в высшем смысле оправданием всякого познания норм. А тем са$

мым, одновременно,— оправданием нормативного характера самой этики.

В самом деле, этика может учить тому, что является нравственно благим, как гео$

метрия—тому, что является геометрически истинным.Нонравственному сознанию

она ничего навязать не может, способная лишь направлять его на его собственные

содержания и принципы.Онаможет только вынуть из него то, что в нем содержится.

И в этом она подобна чистой математике. Разница лишь в том, что принципы и со$

держания, возводимые ею в сознание — это заповеди, нормы, ценности. Т. е. она

Глава 3. Оправданный смысл нормативного 109

1 Меno 85d: ’бнблбмвЬнейн ’бхфьн ’ен ‘бхфю ’ерйуфЮмзн.

2 Phaedo 75e: ’бс ’пхч ‘ь кблпымен мбниЬнейн ’пйкеЯбн ’ерйуфЮмзн ’бнблбмвЬнейн ’Ьн ’еЯн.

нормативна по содержанию, но не по методу и не по роду «ученых построений».Ибо

априорность усмотрения и дидактика приведения к нему одинакова как здесь, так и

там. Философская этика—это майевтика нравственного сознания.

В соответствии с этим она действительно может устанавливать принципы,

обучать принципам, которые без нее, пожалуй, не увидели бы никакого созна$

ния. Но она не может выдумать или изобрести их из себя; она может лишь дове$

сти до сознания то, что в качестве принципа заложено в человеческой душе, или

точнее,— поскольку как раз понятие «задатков» двусмысленно,— то, что состав$

ляет этический принцип в себе. Как раз такое бытие этических принципов на$

верняка есть — будь то заповеди, нормы или ценности как таковые.

Что, в свою очередь, такое бытие принципов означает, какой именно сфере

бытия они принадлежат и какой модальностью обладают,— это следующий во$

прос, с которым связан еще один особый ряд апорий. Его необходимо будет ис$

следовать в другом месте. Пока что и помимо этого платоновская параллель ме$

жду этикой и математикой может поучить нас тому, что сферы бытия такого рода

вообще,— не реальные, но и не чисто субъективные,— очень даже существуют, и

что мы, занимаясь этим вопросом, предполагаем не больше того, что в других об$

ластях теорией познания признается без колебаний.

Таким образом, характер нормативного в этике как философской дисциплине

существует по праву. Но в противоположность всем преувеличенным представ$

лениям о ней как о силе, организующей жизнь, этот характер в значительной

мере ограничен. Дело в том, что нормативна в первую очередь вовсе не сама эти$

ка, нормативными являются принцип, или царство принципов, которые она

призвана открыть, иными словами, нормативен ее предмет. Лишь опосредован$

но эта нормальность принципов переносится на нее самое. Потому в ней эта

нормальность представляется совершенно бледной, слабой и никоим образом не

необходимой. А именно, этика нормативна лишь постольку, поскольку доводит

до сознания принципы, влияние которых на выбор человеческой воли, на заня$

тие той или иной позиции и на оценку действительного опосредуется лишь за

счет этого их возведения в мыслящее сознание. Только в этих рамках ее майевти$

ческая работа является условием такого влияния, и только в них как раз она дей$

ствительно содействует нравственным принципам в их проявлении в реальной

жизни.

Но так бывает отнюдь не всегда, пожалуй, даже только в качестве редкого ис$

ключения. По большей части заповеди, нормы, ценностные точки зрения дей$

ствуют в жизни до того, как последующая этическая рефлексия проливает на

них весь свет сознания. Скорее, обычно философская этика открывает их лишь

благодаря тому, что сталкивается с их проявлениями в жизни и через это подво$

дится к наличию принципа. Не то, чтобы указанным образом познание прин$

ципов делалось апостериорным. Принцип как таковой может быть усмотрен

только a priori — усмотрен как нечто самостоятельное, первичное, непосредст$

венно очевидное, как то, что стоит за теми проявлениями, причем под проявле$

ниями следует понимать именно те факты — оценки, занятие тех или иных по$

зиций, решения нравственной жизни. Причина же этого априорного усмотре$

ния оказывается posterius1.

110 Часть первая. Раздел I

1 Последующее, вторичное (лат.). (Прим. ред.)

b) Зримое поприще и идея этики

Поэтому важно уяснить себе, что от всех тех завышенных ожиданий, с кото$

рыми наивный человек обычно подходит к задачам этического исследования, от

всех честолюбивых мечтаний об улучшении мира и скорой переориентации жиз$

ни, здесь, на пороге действительной философской работы, нужно сразу же ради$

кально отказаться. Философское исследование — это трезвое углубление в эти$

ческий феномен, а не сладострастное высматривание актуальностей и сенсаций.

С другой стороны, нельзя не признать и того, что в этике никоим образом не

следует недооценивать пространство опосредованно нормативного. Ведь для на$

чала всегда существует сама по себе возможность, что этика своими методами

будет открывать ценности, которых нравственной жизни не хватает, или которые

были утеряны. И при большой важности этой задачи такой возможности, пожа$

луй, одной хватило бы, чтобы подтолкнуть того, кто занимается этическими ис$

следованиями, к неутомимому поиску, даже с риском найти не слишком много.

Но кто посмел бы сегодня составить твердое суждение о перспективах такого по$

иска! Мы стоим в самом начале сознательного исследования царства ценностей.

Никто не может знать, куда оно нас заведет. А история самой этики — нам она

кажется древней и почтенной, запутавшейся в собственных лабиринтах; но что

есть краткий отрезок обозримой истории духа сравнительно с тем, чего мы не

знаем, с тем, что придет! Этика существенным образом есть взгляд в будущее. Та$

ким взглядом она должна смотреть и на себя самое, на собственную тяжелую ра$

боту. И здесь у нее нет никакого основания для скептической резиньяции. Как

бы трезво ни придерживалась она феноменов, как бы ни была вынуждена отвер$

гать амбициозные идеалы, ее сущностью и идеей остается все$таки быть органи$

зационным началом жизни. А так как она может это лишь постольку, поскольку

ее взгляд открыт ценностям, в которых действительная жизнь нуждается, то ее

идея состоит именно в том, чтобы ее взгляд был открыт, и чтобы дарить жизни

то, что она учит их видеть.

В этой$то идее она и выступает именно как практическая философия—сколь

бы много, или мало, она ни открывала и опосредованно ни организовывала. Об

одном только ее принципиальном положении, а отнюдь не о фактических ее

достижениях, на которые она, быть может, и могла бы уже оглянуться, идет дело

в ее сущностном определении. Она нормативна не применительно к результа$

там, не эмпирически, но применительно к задачам, которые выпадают на ее

долю в ходе человеческой жизни и как таковые усматриваются a priori.

c) Этика и педагогика

Далее, нельзя не заметить, что узкое, но вполне реальное практическое по$

прище этического исследования есть во всякой воспитательной деятельности,

состоит ли она в преподавании авторитетных педагогов или в непроизвольном

влиянии и побуждении, что при любого рода общении исходят от нравственно

зрелых личностей.

Ведь чем более широким взглядом моральный лидер сам охватывает царство

ценностей, тем более широко он и ведомому с неизбежностью открывает вид,

понимание и перспективы жизни. В учебных предметах и жизненных вопросах

Глава 3. Оправданный смысл нормативного 111

незаметно открываются ценностные проблемы, и невольно каждый, кто пори$

цает, советует, обращает внимание или обсуждает литературный материал, наво$

дит ценностный взгляд неиспорченного ученика на его вечные предметы—эти$

ческие ценности. Чем более молод и незрел учащийся, тем ответственнее и тяже$

лее оказываются следствия влияния. Слишком узкий ценностный взгляд педаго$

га всегда представляет серьезную опасность для доверившейся ему молодежи.

Результатами бывают ранний настрой на одностороннее, ограниченное или даже

партийное восприятие жизни, нравственная испорченность и схематизация, ду$

ховная унификация молодежи. В дальнейшей жизни они редко исправляются.

Причина же этого зла — этическое невежество воспитателей.

Здесь философская этика имеет в высшей степени актуальную задачу. Она

призвана воспитывать воспитателя так же, как он должен воспитывать моло$

дежь. Так она опосредованно является тем, чем ее представлял себе Платон —

воспитательницей человека вообще.

В целом: если бы сознание нравственных принципов было индифферентно к

их проявлению в жизни, то «практическое» значение этики оставалось бы огра$

ничено редкими достижениями первоначальных открытий в сфере ценностей.

Однако это не так. Развитое, зрелое, вышколенное ценностное сознание практи$

чески всецело превосходит сознание спящее, темное, непроясненное — пусть

еще мало в области решений и поступков, но несомненно — в определении чис$

то внутренней позиции, в контакте с личностями и ситуациями, в причастности

к ценностному изобилию жизни и во внутреннем нравственном росте человека.

Здесь, в стороне от величественных перспектив развития человечества, в са$

мых узких рамках повседневной жизни располагается широкое практическое

поприще этики. Она работает над пробуждением ценностного органа. То обстоя$

тельство, что в жизнь эта работа всегда проникает лишь при посредстве отдель$

ных или немногих личностей, тому не мешает. Авторитетных воспитателей все$

гда немного. Но эти немногие — соль земли.

d) Теоретический и этический априоризм

Если после всего этого спросить, кто прав—античность или Шопенгауэр: мож$

но ли научить благу или этика созерцательна,— то придется ответить: и правы и не

правы оба. Платоновское снятие дизъюнкции «научаемого и данного от природы»

в описанной выше конъюнкции дает синтез обоих взглядов с исключением край$

ностей. Конечно, этика сама по себе ничего не предписывает. Но, тем не менее,

она учит тому, что является благим, поскольку наше знание об этом никогда не за$

вершено. Она учит только тому, что она предварительно находит, видит, и само ее

учение — не что иное, как предоставление возможности увидеть. Но поскольку

увиденное содержит некое требование, некую заповедь, этика одновременно есть

сознание заповеди, а в силу этого даже — заповедующее сознание.

Такое положение имеет гораздо большую значимость, нежели позволяет дога$

даться одно лишь прояснение нормативного. Оно затрагивает уже само внутрен$

нее ядро этического феномена — отношения принципов, то есть ценностей, к

сознанию. Если бы это отношение было только познавательным, то и присутст$

вующая в нем фундаментальная проблема уже была бы решена средствами пла$

тоновского априоризма (в учении об анамнезе). Но оно, кроме того, является и

112 Часть первая. Раздел I

определяющим отношением. Оно содержит вопрос: как ценностные принципы

приходят к своему проявлению и к организации реального?

Легко видеть, что сознание играет при этом интегрирующую роль, что ценно$

сти детерминируют иначе, нежели категории бытия, не прямо, но если вообще

делают это, то при посредстве ценностного сознания. Однако в силу этого и сам

этический априоризм получает совсем иное значение, нежели теоретический.

Он обретает другой, куда больший метафизический вес.Издесь проходит грани$

ца платоновской аналогии между геометрией и этикой.

Геометрии как чистому познанию не нужно вносить законы, которые она ви$

дит a priori, в действительность. Действительное уже геометрично, насколько

оно вообще может быть таковым. То же, что видит a priori этика—ценности,— не

пронизывает собой действительного насквозь. Хотя действительность в немалой

степени ценностно наполнена, сформирована она не в соответствии с ценностя$

ми, насколько она вообще может быть таковой. Есть неосуществленные ценно$

стные содержания, и есть действительное, контрценное по своему характеру.На$

ряду с благим существует нравственно дурное.

Здесь проблемы расходятся. Здесь пролегает граница между только лишь по$

знающим а priori и а priori требующим, заповедующим. И в то же время здесь на$

ходится рубеж, начиная с которого даже проблема этического «познания» уже не

является чисто познавательной. Дальше начинается сфера влияния жизненной

актуальности и долженствования действий. Ибо каждая ценность, однажды

схваченная, имеет тенденцию к осуществлению, как бы недействительна она ни

была. Ценностное усмотрение и ценностное влияние на реальное поведение и

жизнь человека отличаются друг от друга только свободой принятия решения.

Априорному усмотрению выпадает все бремя ответственности. Даже если оно

как таковое и не заповедует, что должно происходить, это делают содержания,

которые оно видит; и так оно само обретает вес заповеди.

Способно ли оно вынести бремя подобной тяжести? Настолько ли оно досто$

верно, абсолютно, безошибочно? Или же для него есть еще один критерий, не$

кая противоположная инстанция, в лице которой оно имело бы средство исправ$

ления? Теоретическая априорность таковой обладает — в лице опыта, опираю$

щегося на свидетельства чувств. У этической априорности ее нет, поскольку ведь

опытно постигаемой действительности вовсе не нужно содержать в себе зримых

ценностей, да и в заповеди ценности конденсируются именно там, где действи$

тельность — действительное поведение человека — им не соответствует.

В этике априоризм полностью предоставлен самому себе, полностью автоно$

мен.Икак раз это составляет в нем слабое место. Благодаря этому апория норма$

тивного возобновляется в этике в другом смысле — как бы на ином проблемном

уровне. Как это было бы возможно, если бы этот «автономный» априоризм не

стоял на твердой почве, если бы в нем была некая скрытая произвольность, сво$

бодный вымысел, выдумка, некая дерзкая игра фантазии с имитацией высокого

авторитета? Разве не было бы это игрой с самой человеческой жизнью? Разве

нельзя придумать соблазнительно легкую заповедь,— исходя ли из частного ин$

тереса или по жизненной необходимости,— придать ей авторитет абсолютности,

а потом самим в нее уверовать?

Здесь недостаточно ограничить «заповедание» неким предельным миниму$

мом. Конечно же, этика не претендует на то, чтобы окончательно определять,

Глава 3. Оправданный смысл нормативного 113

что требуется в данном определенном случае. Как теория познания говорит не о

том, что в том или ином вопросе бытия является истинным, но лишь о том, чту

есть истина вообще, в чем она познаваема, чту есть ее критерий,— так и этика.

Она не говорит, что хорошо здесь и сейчас. Чтобы решать это, она должна была

бы обладать знанием отдельного случая вплоть до самых неразличимых его эле$

ментов, держать это знание перед глазами, прозревать и последствия, обладать

знанием настоящего и будущего. Никакое человеческое знание не может на это

претендовать. Этика не казуистика: не только поскольку она не смеет предре$

шать свободного творческого решения, но и поскольку она вовсе не имеет пол$

номочий подобного усмотрения. Однако все это в принципиальной проблем$

ной ситуации ничего не меняет. Ибо что вообще есть добро, что вообще запове$

дано, об этом этика все$таки говорит и должна говорить. Критерий добра и зла

вообще — минимум того, что мы можем от нее ждать. Однако, спрашивается:

есть ли у нее самой на это полномочия?

Именно этот вопрос в проводившемся до сих пор исследовании нормативно$

го сознания решен не был. Его нельзя решить и за счет одного только априориз$

ма ценностного познания. Скорее, именно вопрос о ценностном априоризме за$

ново и более глубоко должен быть развернут только начиная с этого момента.

114 Часть первая. Раздел I

a) Опосредованно нормативное

Этическое познание — это познание норм, заповедей, ценностей. Всякое по$

знание норм необходимо априорно. Философия Платона есть историческое рас$

крытие априорного элемента в человеческом познании вообще. Таким образом,

она является в высшем смысле оправданием всякого познания норм. А тем са$

мым, одновременно,— оправданием нормативного характера самой этики.

В самом деле, этика может учить тому, что является нравственно благим, как гео$

метрия—тому, что является геометрически истинным.Нонравственному сознанию

она ничего навязать не может, способная лишь направлять его на его собственные

содержания и принципы.Онаможет только вынуть из него то, что в нем содержится.

И в этом она подобна чистой математике. Разница лишь в том, что принципы и со$

держания, возводимые ею в сознание — это заповеди, нормы, ценности. Т. е. она

Глава 3. Оправданный смысл нормативного 109

1 Меno 85d: ’бнблбмвЬнейн ’бхфьн ’ен ‘бхфю ’ерйуфЮмзн.

2 Phaedo 75e: ’бс ’пхч ‘ь кблпымен мбниЬнейн ’пйкеЯбн ’ерйуфЮмзн ’бнблбмвЬнейн ’Ьн ’еЯн.

нормативна по содержанию, но не по методу и не по роду «ученых построений».Ибо

априорность усмотрения и дидактика приведения к нему одинакова как здесь, так и

там. Философская этика—это майевтика нравственного сознания.

В соответствии с этим она действительно может устанавливать принципы,

обучать принципам, которые без нее, пожалуй, не увидели бы никакого созна$

ния. Но она не может выдумать или изобрести их из себя; она может лишь дове$

сти до сознания то, что в качестве принципа заложено в человеческой душе, или

точнее,— поскольку как раз понятие «задатков» двусмысленно,— то, что состав$

ляет этический принцип в себе. Как раз такое бытие этических принципов на$

верняка есть — будь то заповеди, нормы или ценности как таковые.

Что, в свою очередь, такое бытие принципов означает, какой именно сфере

бытия они принадлежат и какой модальностью обладают,— это следующий во$

прос, с которым связан еще один особый ряд апорий. Его необходимо будет ис$

следовать в другом месте. Пока что и помимо этого платоновская параллель ме$

жду этикой и математикой может поучить нас тому, что сферы бытия такого рода

вообще,— не реальные, но и не чисто субъективные,— очень даже существуют, и

что мы, занимаясь этим вопросом, предполагаем не больше того, что в других об$

ластях теорией познания признается без колебаний.

Таким образом, характер нормативного в этике как философской дисциплине

существует по праву. Но в противоположность всем преувеличенным представ$

лениям о ней как о силе, организующей жизнь, этот характер в значительной

мере ограничен. Дело в том, что нормативна в первую очередь вовсе не сама эти$

ка, нормативными являются принцип, или царство принципов, которые она

призвана открыть, иными словами, нормативен ее предмет. Лишь опосредован$

но эта нормальность принципов переносится на нее самое. Потому в ней эта

нормальность представляется совершенно бледной, слабой и никоим образом не

необходимой. А именно, этика нормативна лишь постольку, поскольку доводит

до сознания принципы, влияние которых на выбор человеческой воли, на заня$

тие той или иной позиции и на оценку действительного опосредуется лишь за

счет этого их возведения в мыслящее сознание. Только в этих рамках ее майевти$

ческая работа является условием такого влияния, и только в них как раз она дей$

ствительно содействует нравственным принципам в их проявлении в реальной

жизни.

Но так бывает отнюдь не всегда, пожалуй, даже только в качестве редкого ис$

ключения. По большей части заповеди, нормы, ценностные точки зрения дей$

ствуют в жизни до того, как последующая этическая рефлексия проливает на

них весь свет сознания. Скорее, обычно философская этика открывает их лишь

благодаря тому, что сталкивается с их проявлениями в жизни и через это подво$

дится к наличию принципа. Не то, чтобы указанным образом познание прин$

ципов делалось апостериорным. Принцип как таковой может быть усмотрен

только a priori — усмотрен как нечто самостоятельное, первичное, непосредст$

венно очевидное, как то, что стоит за теми проявлениями, причем под проявле$

ниями следует понимать именно те факты — оценки, занятие тех или иных по$

зиций, решения нравственной жизни. Причина же этого априорного усмотре$

ния оказывается posterius1.

110 Часть первая. Раздел I

1 Последующее, вторичное (лат.). (Прим. ред.)

b) Зримое поприще и идея этики

Поэтому важно уяснить себе, что от всех тех завышенных ожиданий, с кото$

рыми наивный человек обычно подходит к задачам этического исследования, от

всех честолюбивых мечтаний об улучшении мира и скорой переориентации жиз$

ни, здесь, на пороге действительной философской работы, нужно сразу же ради$

кально отказаться. Философское исследование — это трезвое углубление в эти$

ческий феномен, а не сладострастное высматривание актуальностей и сенсаций.

С другой стороны, нельзя не признать и того, что в этике никоим образом не

следует недооценивать пространство опосредованно нормативного. Ведь для на$

чала всегда существует сама по себе возможность, что этика своими методами

будет открывать ценности, которых нравственной жизни не хватает, или которые

были утеряны. И при большой важности этой задачи такой возможности, пожа$

луй, одной хватило бы, чтобы подтолкнуть того, кто занимается этическими ис$

следованиями, к неутомимому поиску, даже с риском найти не слишком много.

Но кто посмел бы сегодня составить твердое суждение о перспективах такого по$

иска! Мы стоим в самом начале сознательного исследования царства ценностей.

Никто не может знать, куда оно нас заведет. А история самой этики — нам она

кажется древней и почтенной, запутавшейся в собственных лабиринтах; но что

есть краткий отрезок обозримой истории духа сравнительно с тем, чего мы не

знаем, с тем, что придет! Этика существенным образом есть взгляд в будущее. Та$

ким взглядом она должна смотреть и на себя самое, на собственную тяжелую ра$

боту. И здесь у нее нет никакого основания для скептической резиньяции. Как

бы трезво ни придерживалась она феноменов, как бы ни была вынуждена отвер$

гать амбициозные идеалы, ее сущностью и идеей остается все$таки быть органи$

зационным началом жизни. А так как она может это лишь постольку, поскольку

ее взгляд открыт ценностям, в которых действительная жизнь нуждается, то ее

идея состоит именно в том, чтобы ее взгляд был открыт, и чтобы дарить жизни

то, что она учит их видеть.

В этой$то идее она и выступает именно как практическая философия—сколь

бы много, или мало, она ни открывала и опосредованно ни организовывала. Об

одном только ее принципиальном положении, а отнюдь не о фактических ее

достижениях, на которые она, быть может, и могла бы уже оглянуться, идет дело

в ее сущностном определении. Она нормативна не применительно к результа$

там, не эмпирически, но применительно к задачам, которые выпадают на ее

долю в ходе человеческой жизни и как таковые усматриваются a priori.

c) Этика и педагогика

Далее, нельзя не заметить, что узкое, но вполне реальное практическое по$

прище этического исследования есть во всякой воспитательной деятельности,

состоит ли она в преподавании авторитетных педагогов или в непроизвольном

влиянии и побуждении, что при любого рода общении исходят от нравственно

зрелых личностей.

Ведь чем более широким взглядом моральный лидер сам охватывает царство

ценностей, тем более широко он и ведомому с неизбежностью открывает вид,

понимание и перспективы жизни. В учебных предметах и жизненных вопросах

Глава 3. Оправданный смысл нормативного 111

незаметно открываются ценностные проблемы, и невольно каждый, кто пори$

цает, советует, обращает внимание или обсуждает литературный материал, наво$

дит ценностный взгляд неиспорченного ученика на его вечные предметы—эти$

ческие ценности. Чем более молод и незрел учащийся, тем ответственнее и тяже$

лее оказываются следствия влияния. Слишком узкий ценностный взгляд педаго$

га всегда представляет серьезную опасность для доверившейся ему молодежи.

Результатами бывают ранний настрой на одностороннее, ограниченное или даже

партийное восприятие жизни, нравственная испорченность и схематизация, ду$

ховная унификация молодежи. В дальнейшей жизни они редко исправляются.

Причина же этого зла — этическое невежество воспитателей.

Здесь философская этика имеет в высшей степени актуальную задачу. Она

призвана воспитывать воспитателя так же, как он должен воспитывать моло$

дежь. Так она опосредованно является тем, чем ее представлял себе Платон —

воспитательницей человека вообще.

В целом: если бы сознание нравственных принципов было индифферентно к

их проявлению в жизни, то «практическое» значение этики оставалось бы огра$

ничено редкими достижениями первоначальных открытий в сфере ценностей.

Однако это не так. Развитое, зрелое, вышколенное ценностное сознание практи$

чески всецело превосходит сознание спящее, темное, непроясненное — пусть

еще мало в области решений и поступков, но несомненно — в определении чис$

то внутренней позиции, в контакте с личностями и ситуациями, в причастности

к ценностному изобилию жизни и во внутреннем нравственном росте человека.

Здесь, в стороне от величественных перспектив развития человечества, в са$

мых узких рамках повседневной жизни располагается широкое практическое

поприще этики. Она работает над пробуждением ценностного органа. То обстоя$

тельство, что в жизнь эта работа всегда проникает лишь при посредстве отдель$

ных или немногих личностей, тому не мешает. Авторитетных воспитателей все$

гда немного. Но эти немногие — соль земли.

d) Теоретический и этический априоризм

Если после всего этого спросить, кто прав—античность или Шопенгауэр: мож$

но ли научить благу или этика созерцательна,— то придется ответить: и правы и не

правы оба. Платоновское снятие дизъюнкции «научаемого и данного от природы»

в описанной выше конъюнкции дает синтез обоих взглядов с исключением край$

ностей. Конечно, этика сама по себе ничего не предписывает. Но, тем не менее,

она учит тому, что является благим, поскольку наше знание об этом никогда не за$

вершено. Она учит только тому, что она предварительно находит, видит, и само ее

учение — не что иное, как предоставление возможности увидеть. Но поскольку

увиденное содержит некое требование, некую заповедь, этика одновременно есть

сознание заповеди, а в силу этого даже — заповедующее сознание.

Такое положение имеет гораздо большую значимость, нежели позволяет дога$

даться одно лишь прояснение нормативного. Оно затрагивает уже само внутрен$

нее ядро этического феномена — отношения принципов, то есть ценностей, к

сознанию. Если бы это отношение было только познавательным, то и присутст$

вующая в нем фундаментальная проблема уже была бы решена средствами пла$

тоновского априоризма (в учении об анамнезе). Но оно, кроме того, является и

112 Часть первая. Раздел I

определяющим отношением. Оно содержит вопрос: как ценностные принципы

приходят к своему проявлению и к организации реального?

Легко видеть, что сознание играет при этом интегрирующую роль, что ценно$

сти детерминируют иначе, нежели категории бытия, не прямо, но если вообще

делают это, то при посредстве ценностного сознания. Однако в силу этого и сам

этический априоризм получает совсем иное значение, нежели теоретический.

Он обретает другой, куда больший метафизический вес.Издесь проходит грани$

ца платоновской аналогии между геометрией и этикой.

Геометрии как чистому познанию не нужно вносить законы, которые она ви$

дит a priori, в действительность. Действительное уже геометрично, насколько

оно вообще может быть таковым. То же, что видит a priori этика—ценности,— не

пронизывает собой действительного насквозь. Хотя действительность в немалой

степени ценностно наполнена, сформирована она не в соответствии с ценностя$

ми, насколько она вообще может быть таковой. Есть неосуществленные ценно$

стные содержания, и есть действительное, контрценное по своему характеру.На$

ряду с благим существует нравственно дурное.

Здесь проблемы расходятся. Здесь пролегает граница между только лишь по$

знающим а priori и а priori требующим, заповедующим. И в то же время здесь на$

ходится рубеж, начиная с которого даже проблема этического «познания» уже не

является чисто познавательной. Дальше начинается сфера влияния жизненной

актуальности и долженствования действий. Ибо каждая ценность, однажды

схваченная, имеет тенденцию к осуществлению, как бы недействительна она ни

была. Ценностное усмотрение и ценностное влияние на реальное поведение и

жизнь человека отличаются друг от друга только свободой принятия решения.

Априорному усмотрению выпадает все бремя ответственности. Даже если оно

как таковое и не заповедует, что должно происходить, это делают содержания,

которые оно видит; и так оно само обретает вес заповеди.

Способно ли оно вынести бремя подобной тяжести? Настолько ли оно досто$

верно, абсолютно, безошибочно? Или же для него есть еще один критерий, не$

кая противоположная инстанция, в лице которой оно имело бы средство исправ$

ления? Теоретическая априорность таковой обладает — в лице опыта, опираю$

щегося на свидетельства чувств. У этической априорности ее нет, поскольку ведь

опытно постигаемой действительности вовсе не нужно содержать в себе зримых

ценностей, да и в заповеди ценности конденсируются именно там, где действи$

тельность — действительное поведение человека — им не соответствует.

В этике априоризм полностью предоставлен самому себе, полностью автоно$

мен.Икак раз это составляет в нем слабое место. Благодаря этому апория норма$

тивного возобновляется в этике в другом смысле — как бы на ином проблемном

уровне. Как это было бы возможно, если бы этот «автономный» априоризм не

стоял на твердой почве, если бы в нем была некая скрытая произвольность, сво$

бодный вымысел, выдумка, некая дерзкая игра фантазии с имитацией высокого

авторитета? Разве не было бы это игрой с самой человеческой жизнью? Разве

нельзя придумать соблазнительно легкую заповедь,— исходя ли из частного ин$

тереса или по жизненной необходимости,— придать ей авторитет абсолютности,

а потом самим в нее уверовать?

Здесь недостаточно ограничить «заповедание» неким предельным миниму$

мом. Конечно же, этика не претендует на то, чтобы окончательно определять,

Глава 3. Оправданный смысл нормативного 113

что требуется в данном определенном случае. Как теория познания говорит не о

том, что в том или ином вопросе бытия является истинным, но лишь о том, чту

есть истина вообще, в чем она познаваема, чту есть ее критерий,— так и этика.

Она не говорит, что хорошо здесь и сейчас. Чтобы решать это, она должна была

бы обладать знанием отдельного случая вплоть до самых неразличимых его эле$

ментов, держать это знание перед глазами, прозревать и последствия, обладать

знанием настоящего и будущего. Никакое человеческое знание не может на это

претендовать. Этика не казуистика: не только поскольку она не смеет предре$

шать свободного творческого решения, но и поскольку она вовсе не имеет пол$

номочий подобного усмотрения. Однако все это в принципиальной проблем$

ной ситуации ничего не меняет. Ибо что вообще есть добро, что вообще запове$

дано, об этом этика все$таки говорит и должна говорить. Критерий добра и зла

вообще — минимум того, что мы можем от нее ждать. Однако, спрашивается:

есть ли у нее самой на это полномочия?

Именно этот вопрос в проводившемся до сих пор исследовании нормативно$

го сознания решен не был. Его нельзя решить и за счет одного только априориз$

ма ценностного познания. Скорее, именно вопрос о ценностном априоризме за$

ново и более глубоко должен быть развернут только начиная с этого момента.

114 Часть первая. Раздел I