Глава 5. Знание о добре и зле

a) Заповеди, цели и ценности

Попытки решить эту задачу на деле предпринимаются этикой в рамках учени

о ценностях (аксиологии), которое содержательно образует ее первый этаж. Не

только цель стремления и поступка, но и моральное требование и его характер

долженствования, заповедь, норма—все это имеет свою основу в некоем образо$

вании особого рода и особого способа бытия — в ценности. Очевидно, что того,

что не схвачено как «ценное», не только нельзя пожелать или сделать целью, но и

признать заповедью, требованием, бытийно должным. Нужно каким$то образом

понятийно схватить, что нечто — ценно; лишь в этом случае и лишь благодар

этому оно окажется определяющей силой в нравственной жизни.

Сначала, правда, искомому тем самым дается только новое имя—его сущест$

венное преимущество перед всеми другими здесь еще даже не может быть усмот$

рено. Дело в том, что хотя всеобщая сущность ценности столь же едина, как сущ$

ность цели или заповеди, но вопрос здесь стоит не о таком сущностном единст$

ве, а о единстве содержательном. Содержательно же система ценностей обнару$

живает точно такое же сбивающее с толку многообразие, как и царство запове$

дей или целей; даже еще большее, ибо явно могут существовать и ценности, о ко$

торых как о заповеданных для некоей воли или как о цели некоего стремлени

даже не может идти речи,— потому ли, что они уже реализованы, или что по сво$

ему содержанию не принимаются во внимание ни для какого реального стремле$

ния. В «царстве» ценностей, таким образом, мы стоим совершенно перед тем же

самым вопросом: сначала должны быть найдены порядок, система, единство.

Но то, что содержательное многообразие здесь расширяется, важно как раз

для вопроса о единстве. Если знают только отдельные, разбросанные звенья не$

коего многообразия, а увидеть его можно с неадекватной ему точки зрения, то

перспектива обнаружить его внутренний порядок ничтожно мала. Чем выше

располагается точка зрения, тем шире становится круг обозреваемых звеньев,

тем больше шансы получить общий содержательный обзор. Так дела обстоят во

всех областях исследования. И в царстве ценностей не может быть иначе. Хот

заповедям и целям всегда и необходимо соответствует некая ценность, но не ка$

ждой ценности соответствует цель или заповедь. Именно здесь наряду с вопро$

сом о долженствовании действий получают актуальность другие фундаменталь$

ные вопросы (см. Введение): что в жизни ценно, с чем следует иметь контакт?

Эти вопросы более содержательны. Благодаря им взгляд на царство ценностей

делается шире.

В этом расширенном фундаментальном вопросе согласованно стоят рядом

очень разнородные между собой частные вопросы: что есть добро и зло? что есть

добродетель? что такое «добродетели»? что есть счастье? что такое блага жизни?

духа? человеческого общества? В этом расширенном многообразии нужно уви$

деть порядок, принцип. Условием же этого является ориентация в самом много$

образии. Всякая опрометчивая погоня за единством до исследования и точного

определения отдельных постижимых ценностей — бесперспективное начина$

ние. Первоочередная, ближайшая задача — удостовериться в содержании от$

дельной ценности, сделать его отчетливо постижимым. С ней этика имеет дело

120 Часть первая. Раздел II

в первую очередь до всякой рефлексии о требуемом единстве и независимо от

нее. Ей посвящена вторая, центральная основная часть нашего исследования.

b) Миф о древе познани

Но до решения именно этой задачи нам сегодня еще далеко. Правда, до сих

пор в философской этике почти повсеместно бытовало противоположное мне$

ние. Полагали не только это, но и то, что уже решена или заранее находится в ре$

шенном виде задача обретения единства. Самые противоречивые направления с

давних пор сходились в том, что они уже заранее знают, что есть благо и что есть

зло. «Благом» считалось абсолютное единство нравственно ценного вообще —

утверждение, поверить в которое можно было тем легче, что имя для единства

уже было, а многообразия ценностей не замечали. Не видели также и того, что

все эти направления под «благом» понимали фактически нечто фундаментально

различное, взаимно изобличая друг друга во лжи.

Лишь одним из самых последних усмотрений, действительной ясностью ко$

торого мы обязаны лишь Ницше, стало осознание безосновательности подоб$

ных утверждений. Благодаря ему до сознания дошли две вещи: 1) Ценностей

много, их царство многообразно и 2)Мыне знаем ни всего многообразия, ни его

единства. И то и другое еще предстоит открыть, и это задача этики. Но это зна$

чит, выражаясь языком традиционных понятий, что мы еще не знаем, что есть

добро и зло.

Перспективы, открывающиеся этике на этом рубеже, охватить одним взгля$

дом нелегко. Слишком уж крепко в мыслительном и эмоциональном отношении

мы привязаны к традиционному. Узловой пункт традиции в этике стран христи$

анского Запада образует миф о древе познания. «…В день, в который вы вкусите

их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло». Так изре$

кает в раю змий. И человек, хотя и лишившийся из$за его обмана невинности и

блаженства, верит ему. Он и до сего дня верит, будто знает, что есть добро и зло.

Он верит в это так крепко, что вдобавок и критическое мышление приносится в

жертву великому обману. Здесь все глубокомыслие философов направляется на

то, чтобы «обосновать» сущность «блага», которую они намереваются постичь;

ради этого они один за другим выстраивают метафизику нравственного созна$

ния. Но они не стараются познать само «благо». Они не боятся, что могут его

упустить. Ибо они верят, будто знают, что хорошо.

Великим обманом были сами речи змия. Грех сделал человека невидящим, он

не стал, как Бог, он и до сего дня не знает, что есть добро и зло. Точнее, он знает

из этого лишь малую толику, фрагмент. И всякое глубокомысленное обоснова$

ние было напрасным, преждевременным, впустую потраченным на мнимо проч$

ное обладание нравственным познанием. Метафизике нравов недоставало осно$

вы, феноменологии ценностей, или, как мы еще могли бы сказать, аксиологии

нравов. Она—первая, основная цель этики. По существу, она предшествует вся$

кой теории и метафизике. «Царство» ценностей окружает тайна «добра и зла».

Лишь как целое она образует его содержание. Только многообразие и изобилие

этого царства есть действительный плод от древа познания, который необходи$

мо «вкусить».

Глава 5. Знание о добре и зле 121

c) Открытие Ницше и ошибка первооткрывател

Знание о незнании повсюду есть начало знания. Знание о добре и зле тоже не

может выбрать никакого иного пути, кроме как через этот порог.

Дело Ницше подвело нас к этому порогу. Здесь впервые с полным осознанием

поставлен вопрос о содержании добра и зла — независимо и «по ту сторону» от

всего, что с течением времени считалось добром или злом.

Подобное вопрошание — риск. Оно касается святого. И рисковавший попла$

тился за свой риск. Он впал в крайность, придя к разрушительной критике и к

поспешному обращению к тому новому, незнакомому, которое открылось его

взору. Едва впервые бросив освобожденный ценностный взгляд на царство цен$

ностей, он в победной горячке тотчас вообразил, что увидел все. То, что это от$

крылось поле новой, необозримой познавательной работы, первооткрыватель,

конечно, не мог предполагать.

Промах его, однако, понятен. Его мнимый имморализм, его мечта о сверхче$

ловеке, его жаждущая прекрасного мораль власти,— к сожалению, слишком бы$

стро ставшие модной философией и затмившие значение его первопроходческо$

го открытия — все это не могло долго вводить в заблуждение серьезно настроен$

ного читателя. Возможно, беда непонимания никогда не бывает совершенно не$

заслуженной. Но если эта вина искуплена непонятой судьбой и вошла в исто$

рию, то она вновь падает на непонимающего. Анализ мыслей — нечто большее,

чем критика ошибок. Время этой задачи пришло. Необходимо овладеть откры$

тым «царством» ценностей.

Первооткрыватель редко полностью знает, что он открыл. Ницше знал это так

же мало, как и Колумб. Это поле деятельности унаследовали потомки. Именно у

них нужно взять то, что они наследуют, чтобы овладеть им.

Прямо здесь следует сказать — хотя подтвердить это можно будет лишь позд$

нее — фатальнейшая ошибка первооткрывателя, допущенная Ницше, заключа$

ется именно в том из его учений, которое в свое время наделало больше всего

шума — в учении о «переоценке всех ценностей». В ней заложено положение о

ценностном релятивизме. Если ценности можно «переоценивать», то их можно

и обесценивать, можно создавать и уничтожать, они — дело рук человеческих,

произвольны как мысли или фантазии. Тогда смысл великого открытия оказыва$

ется уничтожен уже на первом шагу; путь через порог тогда не ведет в новое не$

известное царство, который еще предстоит открыть. Тогда здесь больше нечего

открывать и находить, свободному выдумыванию и изобретательству тогда от$

крываются, скорее, лишь те преграды, которые мешали. Но если в этом состоял

смысл освобождения, то непонятно, почему бывший долгое время перекрытым

источник выдумки теперь не бьет и не клокочет? Или человеку недостает духа

изобретательства?

В действительности оказалось наоборот. Недостатка в изобретательстве нет.

Но выдуманное не имеет никакой власти над человеком. У него нет сил убеди$

тельно повлиять на его чувства, определить его действительное, чувствующее

ценностное сознание, изнутри переориентировать его. Ибо ценностное созна$

ние — чем бы оно помимо этого ни было — в первую очередь есть ценностное

чувство, некий первичный, непосредственный контакт с ценным. Оказалось,

что ценностное чувство нельзя перестроить без сопротивления со стороны выду$

122 Часть первая. Раздел II

манного, что оно имеет в себе нечто неподатливое, неколебимое, какую$то соб$

ственную сущность, собственный закон, собственную ценностную ориентацию.

Как раз о том, что есть эта собственная сущность, идет здесь речь. То, что она

каким$то образом находится в самой тесной связи с сущностью самих ценностей,

можно легко увидеть из факта ее энергичного сопротивления. Но сверх этого ее

феномен не признает правоты за идеей переоценки и за ценностным релятивиз$

мом. Ведь все$таки эта сущность иная, чем это может вообразить падкий на сен$

сацию дилетант мысли. Конечно, для выдумывания и изобретательства здесь от$

крывается неограниченное поле деятельности. Но на этом поле нет действитель$

ных нравственных ценностей,— ценности, убедительно влияющих на ценност$

ное чувство и движущих собой жизнь. Они имеют другое происхождение.

Какое происхождение — это, пожалуй, все еще загадка, и все же нельзя не

признать одно: кроме поля выдуманного здесь есть еще и другое — поле собст$

венно ценностей. Его$то и необходимо раскрыть.

a) Заповеди, цели и ценности

Попытки решить эту задачу на деле предпринимаются этикой в рамках учени

о ценностях (аксиологии), которое содержательно образует ее первый этаж. Не

только цель стремления и поступка, но и моральное требование и его характер

долженствования, заповедь, норма—все это имеет свою основу в некоем образо$

вании особого рода и особого способа бытия — в ценности. Очевидно, что того,

что не схвачено как «ценное», не только нельзя пожелать или сделать целью, но и

признать заповедью, требованием, бытийно должным. Нужно каким$то образом

понятийно схватить, что нечто — ценно; лишь в этом случае и лишь благодар

этому оно окажется определяющей силой в нравственной жизни.

Сначала, правда, искомому тем самым дается только новое имя—его сущест$

венное преимущество перед всеми другими здесь еще даже не может быть усмот$

рено. Дело в том, что хотя всеобщая сущность ценности столь же едина, как сущ$

ность цели или заповеди, но вопрос здесь стоит не о таком сущностном единст$

ве, а о единстве содержательном. Содержательно же система ценностей обнару$

живает точно такое же сбивающее с толку многообразие, как и царство запове$

дей или целей; даже еще большее, ибо явно могут существовать и ценности, о ко$

торых как о заповеданных для некоей воли или как о цели некоего стремлени

даже не может идти речи,— потому ли, что они уже реализованы, или что по сво$

ему содержанию не принимаются во внимание ни для какого реального стремле$

ния. В «царстве» ценностей, таким образом, мы стоим совершенно перед тем же

самым вопросом: сначала должны быть найдены порядок, система, единство.

Но то, что содержательное многообразие здесь расширяется, важно как раз

для вопроса о единстве. Если знают только отдельные, разбросанные звенья не$

коего многообразия, а увидеть его можно с неадекватной ему точки зрения, то

перспектива обнаружить его внутренний порядок ничтожно мала. Чем выше

располагается точка зрения, тем шире становится круг обозреваемых звеньев,

тем больше шансы получить общий содержательный обзор. Так дела обстоят во

всех областях исследования. И в царстве ценностей не может быть иначе. Хот

заповедям и целям всегда и необходимо соответствует некая ценность, но не ка$

ждой ценности соответствует цель или заповедь. Именно здесь наряду с вопро$

сом о долженствовании действий получают актуальность другие фундаменталь$

ные вопросы (см. Введение): что в жизни ценно, с чем следует иметь контакт?

Эти вопросы более содержательны. Благодаря им взгляд на царство ценностей

делается шире.

В этом расширенном фундаментальном вопросе согласованно стоят рядом

очень разнородные между собой частные вопросы: что есть добро и зло? что есть

добродетель? что такое «добродетели»? что есть счастье? что такое блага жизни?

духа? человеческого общества? В этом расширенном многообразии нужно уви$

деть порядок, принцип. Условием же этого является ориентация в самом много$

образии. Всякая опрометчивая погоня за единством до исследования и точного

определения отдельных постижимых ценностей — бесперспективное начина$

ние. Первоочередная, ближайшая задача — удостовериться в содержании от$

дельной ценности, сделать его отчетливо постижимым. С ней этика имеет дело

120 Часть первая. Раздел II

в первую очередь до всякой рефлексии о требуемом единстве и независимо от

нее. Ей посвящена вторая, центральная основная часть нашего исследования.

b) Миф о древе познани

Но до решения именно этой задачи нам сегодня еще далеко. Правда, до сих

пор в философской этике почти повсеместно бытовало противоположное мне$

ние. Полагали не только это, но и то, что уже решена или заранее находится в ре$

шенном виде задача обретения единства. Самые противоречивые направления с

давних пор сходились в том, что они уже заранее знают, что есть благо и что есть

зло. «Благом» считалось абсолютное единство нравственно ценного вообще —

утверждение, поверить в которое можно было тем легче, что имя для единства

уже было, а многообразия ценностей не замечали. Не видели также и того, что

все эти направления под «благом» понимали фактически нечто фундаментально

различное, взаимно изобличая друг друга во лжи.

Лишь одним из самых последних усмотрений, действительной ясностью ко$

торого мы обязаны лишь Ницше, стало осознание безосновательности подоб$

ных утверждений. Благодаря ему до сознания дошли две вещи: 1) Ценностей

много, их царство многообразно и 2)Мыне знаем ни всего многообразия, ни его

единства. И то и другое еще предстоит открыть, и это задача этики. Но это зна$

чит, выражаясь языком традиционных понятий, что мы еще не знаем, что есть

добро и зло.

Перспективы, открывающиеся этике на этом рубеже, охватить одним взгля$

дом нелегко. Слишком уж крепко в мыслительном и эмоциональном отношении

мы привязаны к традиционному. Узловой пункт традиции в этике стран христи$

анского Запада образует миф о древе познания. «…В день, в который вы вкусите

их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло». Так изре$

кает в раю змий. И человек, хотя и лишившийся из$за его обмана невинности и

блаженства, верит ему. Он и до сего дня верит, будто знает, что есть добро и зло.

Он верит в это так крепко, что вдобавок и критическое мышление приносится в

жертву великому обману. Здесь все глубокомыслие философов направляется на

то, чтобы «обосновать» сущность «блага», которую они намереваются постичь;

ради этого они один за другим выстраивают метафизику нравственного созна$

ния. Но они не стараются познать само «благо». Они не боятся, что могут его

упустить. Ибо они верят, будто знают, что хорошо.

Великим обманом были сами речи змия. Грех сделал человека невидящим, он

не стал, как Бог, он и до сего дня не знает, что есть добро и зло. Точнее, он знает

из этого лишь малую толику, фрагмент. И всякое глубокомысленное обоснова$

ние было напрасным, преждевременным, впустую потраченным на мнимо проч$

ное обладание нравственным познанием. Метафизике нравов недоставало осно$

вы, феноменологии ценностей, или, как мы еще могли бы сказать, аксиологии

нравов. Она—первая, основная цель этики. По существу, она предшествует вся$

кой теории и метафизике. «Царство» ценностей окружает тайна «добра и зла».

Лишь как целое она образует его содержание. Только многообразие и изобилие

этого царства есть действительный плод от древа познания, который необходи$

мо «вкусить».

Глава 5. Знание о добре и зле 121

c) Открытие Ницше и ошибка первооткрывател

Знание о незнании повсюду есть начало знания. Знание о добре и зле тоже не

может выбрать никакого иного пути, кроме как через этот порог.

Дело Ницше подвело нас к этому порогу. Здесь впервые с полным осознанием

поставлен вопрос о содержании добра и зла — независимо и «по ту сторону» от

всего, что с течением времени считалось добром или злом.

Подобное вопрошание — риск. Оно касается святого. И рисковавший попла$

тился за свой риск. Он впал в крайность, придя к разрушительной критике и к

поспешному обращению к тому новому, незнакомому, которое открылось его

взору. Едва впервые бросив освобожденный ценностный взгляд на царство цен$

ностей, он в победной горячке тотчас вообразил, что увидел все. То, что это от$

крылось поле новой, необозримой познавательной работы, первооткрыватель,

конечно, не мог предполагать.

Промах его, однако, понятен. Его мнимый имморализм, его мечта о сверхче$

ловеке, его жаждущая прекрасного мораль власти,— к сожалению, слишком бы$

стро ставшие модной философией и затмившие значение его первопроходческо$

го открытия — все это не могло долго вводить в заблуждение серьезно настроен$

ного читателя. Возможно, беда непонимания никогда не бывает совершенно не$

заслуженной. Но если эта вина искуплена непонятой судьбой и вошла в исто$

рию, то она вновь падает на непонимающего. Анализ мыслей — нечто большее,

чем критика ошибок. Время этой задачи пришло. Необходимо овладеть откры$

тым «царством» ценностей.

Первооткрыватель редко полностью знает, что он открыл. Ницше знал это так

же мало, как и Колумб. Это поле деятельности унаследовали потомки. Именно у

них нужно взять то, что они наследуют, чтобы овладеть им.

Прямо здесь следует сказать — хотя подтвердить это можно будет лишь позд$

нее — фатальнейшая ошибка первооткрывателя, допущенная Ницше, заключа$

ется именно в том из его учений, которое в свое время наделало больше всего

шума — в учении о «переоценке всех ценностей». В ней заложено положение о

ценностном релятивизме. Если ценности можно «переоценивать», то их можно

и обесценивать, можно создавать и уничтожать, они — дело рук человеческих,

произвольны как мысли или фантазии. Тогда смысл великого открытия оказыва$

ется уничтожен уже на первом шагу; путь через порог тогда не ведет в новое не$

известное царство, который еще предстоит открыть. Тогда здесь больше нечего

открывать и находить, свободному выдумыванию и изобретательству тогда от$

крываются, скорее, лишь те преграды, которые мешали. Но если в этом состоял

смысл освобождения, то непонятно, почему бывший долгое время перекрытым

источник выдумки теперь не бьет и не клокочет? Или человеку недостает духа

изобретательства?

В действительности оказалось наоборот. Недостатка в изобретательстве нет.

Но выдуманное не имеет никакой власти над человеком. У него нет сил убеди$

тельно повлиять на его чувства, определить его действительное, чувствующее

ценностное сознание, изнутри переориентировать его. Ибо ценностное созна$

ние — чем бы оно помимо этого ни было — в первую очередь есть ценностное

чувство, некий первичный, непосредственный контакт с ценным. Оказалось,

что ценностное чувство нельзя перестроить без сопротивления со стороны выду$

122 Часть первая. Раздел II

манного, что оно имеет в себе нечто неподатливое, неколебимое, какую$то соб$

ственную сущность, собственный закон, собственную ценностную ориентацию.

Как раз о том, что есть эта собственная сущность, идет здесь речь. То, что она

каким$то образом находится в самой тесной связи с сущностью самих ценностей,

можно легко увидеть из факта ее энергичного сопротивления. Но сверх этого ее

феномен не признает правоты за идеей переоценки и за ценностным релятивиз$

мом. Ведь все$таки эта сущность иная, чем это может вообразить падкий на сен$

сацию дилетант мысли. Конечно, для выдумывания и изобретательства здесь от$

крывается неограниченное поле деятельности. Но на этом поле нет действитель$

ных нравственных ценностей,— ценности, убедительно влияющих на ценност$

ное чувство и движущих собой жизнь. Они имеют другое происхождение.

Какое происхождение — это, пожалуй, все еще загадка, и все же нельзя не

признать одно: кроме поля выдуманного здесь есть еще и другое — поле собст$

венно ценностей. Его$то и необходимо раскрыть.